Поленов, Дмитрий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Васильевич Поленов
Русский археолог, библиограф, дипломат
Род деятельности:

археология, история России, архивное дело

Дата рождения:

1806(1806)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

13 октября 1878(1878-10-13)

Место смерти:

Санкт-Петербург, Российская империя

Отец:

Василий Алексеевич Поленов

Мать:

Мария Андреевна (урождённая Хоненева)

Супруга:

Мария Алексеевна (урождённая Воейкова)

Дети:

Вера (1844—1881)
Елена (1850—1898)
Василий (1844—1927)

Награды и премии:

Дмитрий Васильевич Поленов (180613 октября 1878, Санкт-Петербург) — археолог и библиограф, историк, дипломат. Тайный советник.

Сын Василия Алексеевича Поленова, единокровный брат Матвея Васильевича Поленова, отец художника Василия Дмитриевича Поленова.





Биография

Родился в дворянской семье писателя, чиновника Министерства иностранный дел Российской империи, в будущем, организатора и руководителя государственных архивов и академика Василия Алексеевича Поленова и Марии Андреевны (урождённой Хоненевой) (1786—1814).
В 1820 году в возрасте 14-ти лет поступил в Санкт Петербургский университет.
4 июня 1823 году (будучи студентом) записан на службу в Государственную Коллегию иностранных дел.
31 декабря 1824 года произведён в коллежские регистраторы.
При образовании особых печальных комиссий по случаю кончины императора Александра I в Таганроге, а затем его супруги Елизаветы Алексеевны в Белеве, был назначен в эти комиссии. В июле 1826 года за работу в комиссиях награждён бриллиантовым перстнем.
15 февраля 1827 года окончил философско-юридический факультет университета со степенью кандидата.
15 мая 1827 года получил чин коллежского секретаря.
В 1829 году назначен в комиссию Министерства иностранных дел по возмещению материального ущерба подданных Российской империи во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг.
В мае 1832 года столоначальник в Департаменте Внутренних сношений.
13 июня 1832 года назначен третьим секретарём Российского посольства во вновь образовавшемся Греческом королевстве.
В январе 1833 года вместе с посольством поехал в Афины, где пробыл до 1837 года.
7 мая 1835 года назначен вторым секретарем посольства.
В 1836 году был переведён в Санкт-Петербург чиновником по особым поручениям при Азиатском Департаменте Министерства иностранных дел.
15 февраля 1837 года произведён в надворные советники.
Во время непродолжительной поездки в Москву, познакомился с Шевыревым, Хомяковым, Погодиным, Андросовым и другими деятелями Московского учебного круга.
В мае 1837 года командирован в Саратовскую губернию по делам внутренней внутренней Киргизской орды для разрешения земельного спора. 21 ноября 1837 года за благоприятное решения спора был награждён орденом св. Владимира 4-й степени.
15 января 1838 года назначен старшим столоначальником в Департаменте Внутренних сношений.
28 октября 1838 года переведён начальником II-го отделения Департамента Внутренних сношений.
15 февраля 1840 года произведён в коллежские советники.
10 апреля 1843 года получил чин статского советника. В конце 1854 года переведён Обер-Контролером в Хозяйственное Управление при Святейшем Синоде.
15 августа 1859 года произведён в действительные статские советники.
Будучи крупным землевладельцем в Лодейнопольского уезда Олонецкой губернии, вынужден ехать в Петрозаводск и принять непосредственное участие в деле освобождения крестьян и наделения их землей. С Высочайшего соизволения принял должность члена Олонецкой временной комиссии, учрежденной для предварительных мер по приведению в действие Положения о крестьянах 1861 г.
18 февраля 1861 года уволен от должности Обер-Контролера Синода с оставлением при обер-прокуроре Святейшего Синода. а
13 марта 1861 года поступил членом Олонецкого Губернского присутствия по крестьянским делам.
15 декабря 1861 года назначен директором Попечительного Комитета о тюрьмах в Петрозаводске.
За последовавшим в 1863 году уменьшением по Олонецкому Губернскому Присутствию по крестьянским делам членов из дворян-помещиков, вернулся в Санкт-Петербург.
4 апреля 1863 года принят во II-ое Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Занимался сборов материалов по истории законодательства Российской империи в архивах, позже — о Екатериниской комиссии.
17 апреля 1870 году произведён в чин тайного советника.
В 1872 году назначен от II Отделения С. Е. И. В. Канцелярии членом комиссии для обсуждения вопросов об устройстве архивов при Министерстве народного просвещения.
В 1875 году выехал на лечение за границу.
27 ноября 1875 года утверждён в должности заведующего архива II Отделения С. Е. И. В.
Умер 13 октября 1878 года в Санкт-Петербурге.

Жена и дети

  • Жена - Мария Алексеевна (урождённая Воейкова; 1816—24 декабря 1895 , Москва) — с весны 1834 года.

Художница, детская писательница."Лето в Царском Селе. Рассказ для детей" (СПб. 1852 г.), выдержавшей несколько изданий (2-е, СПб. 1860, 3-е, СПб. 1866, 4-е, СПб. 1880 г.).
Дети -

Общественная деятельность

  • В 1849 году избран действительным членом Географического Общества.
  • В 1851 году стал членом Археологического Общества.
  • В 1852 году избран секретарём этого Общества для иностранной переписки.
  • В 1854 году избран секретарём Археологического общества.
  • В 1861 году Академия Наук избрала его своим членом-корреспондентом по Отделению Русского языка.

Научные труды

Занимаясь разбором и описанием богатой библиотеки своего умершего друга К. М. Бороздина[1], Поленов пристрастился к библиографии и составил «Библиографическое обозрение русских летописей» (в «Журн. Мин. народного просвещения», 1850 г.) и «Обозрение Летописца Переяславля-Суздальского» (в «Известиях Имп. акд. наук», 1854 г., т. IV).

Позже, служа в духовном ведомстве, Поленов написал «О летописях, изданных от Святейшего Синода» (в «Записках Имп. акд. наук», т. IV, 1864 г.) и «О православном духовном ведомстве в России» («День», 1864 г., 35).

Деятельность Поленова как члена и потом секретаря Императорского археологического общества выразилась:

  • в редактировании «Известий» Общества и труда Макария «О нижегородских и пермских древностях» (1855),
  • в составлении «Отчета за 50-летие общества» и «Библиографического обозрения» его трудов (1872).

С 1863 г. Поленов служил во II отделении Собственно Его Величества канцелярии и занялся разработкой архивных материалов по истории русского законодательства. Результатом её было появление в свет трудов:

  • "Материалы для истории русского законодательства. Вып. I. Палата о Уложении 1700 г. " (СПб., 1865),
  • «Законодательная комиссия при Петре II, 1728 г.» (в"Сборнике Имп. русс. исторического общества", т. II),
  • «О присяге иноземцев, принятых в Россию при Петре Великом» (в «Русском архиве», 1769) и
  • «Исторические сведения о Екатерининской комиссии для сочинения проекта нового уложения» (1869—75 гг., «Сборник Имп. русс. историч. общества», т. IV, VIII и XIV).

Последний труд Поленова послужил источником для целого ряда новых работ по истории законодательной комиссии.

Уже после смерти Поленова был напечатан подготовленный им четвертый том «Исторических сведений», под редакцией В. И. Сергеевича.

Другие работы Поленова:

  • «А. Я. Поленов, русский законовед XVIII в.» (1865),
  • «Краткий отчет деятельности II отделения собственной Его Имп. Вел. канцелярии с 1826 по 1876 г.» (СПб., 1876).

После его смерти напечатано извлечение из его писем во время поездки в Грецию 1832—1835 гг. (в «Русском архиве», 1885, т. III). Подробная биография Поленова («Очерк жизни и деятельности П.») составлена И. П. Хрущовым[2] в 1879 г.

Интересный факт

Библиотека Дмитрия Васильевича Поленова после его смерти была пожертвована городу Тамбову и вошла в состав городской библиотеки.

Напишите отзыв о статье "Поленов, Дмитрий Васильевич"

Литература

Ссылки

  • [www.memoirs.ru/rarhtml/Polen_RA69_11.htm Поленов Д. В. О присяге иноземцев, принятых в русскую службу при Петре Великом // Русский архив, 1869. — Вып. 11. — Стб. 1729—1766.]
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/Polen_AP_RA65.htm Поленов Д. В. А. Я. Поленов русский законовед XVIII века // Русский архив, 1865. — Изд. 2-е. — М., 1866. — Стб. 557—614.]

Примечания

  1. К. М. Бороздин был братом матери (дядей) единокровного брата Д. В. Поленова Матвея Васильевича Поленова. После смерти Константина Матвеевича Бороздина в 1848 году, Д. В. Поленов явился его душеприказчиком и опекуном младшей его дочери Елены (вышедшей позднее замуж за В. С. Корсакова) и, как таковой, хранил имевшиеся у Бороздина бумаги Г. Р. Державина и его библиотеку, сделал им опись и затем сдал в полном составе в Московский Публичный Музей, по желанию г-жи Корсаковой.
  2. Муж сестры художника В. Д. Поленова Веры Дмитриевны.

Отрывок, характеризующий Поленов, Дмитрий Васильевич

– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.