Полонский, Вячеслав Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вячеслав Павлович Полонский

В. П. Полонский. Рисунок В. Маяковского, сделан в редакции журнала «Летопись» 22 января 1917 г. Собрание Л. Ю. Брик, Москва
Имя при рождении:

Вячеслав Павлович Гусин

Псевдонимы:

Полонский

Дата рождения:

23 июня (5 июля) 1886(1886-07-05)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

24 февраля 1932(1932-02-24) (45 лет)

Гражданство:

Российская Империя, СССР

Род деятельности:

критик, редактор, журналист, историк

Вячеслав Павлович Полонский (настоящая фамилия Гусин; 23 июня [5 июля1886, Санкт-Петербург24 февраля 1932) — российский, советский критик, редактор, журналист, историк.

Был редактором журналов «Красная нива» и «Прожектор», главный редактор журналов «Новый мир» (1926—1931), «Печать и революция» (1921—1929).





Биография

Родился в Санкт-Петербурге в се­мье ча­сов­щи­ка. С 14 лет со­дер­жал се­бя соб­ствен­ным тру­дом и занимался са­мо­об­ра­зо­ва­нием. В 1907, сдал эк­за­мен на учи­те­ля и по­сту­пил в Пси­хо­нев­ро­ло­ги­че­ский ин­сти­тут, откуда его исключили за участие в студенческой забастовке. С 1905 года участвовал в революционном движении, вступил в РСДРП (мень­ше­ви­к). В 1918 всту­пил в РКП(б).

В 1918 — 1920 годах руководил Литературно-издательским отделом Политуправления Красной Армии, и был лично знаком с Троцким.

Литературная работа

Некоторое время до его закрытия в 1925 г. был директором Высшего литературно-художественный института.

В 1926 году вошёл в первую редколлегию журнала «Историк-марксист».

В феврале 1927 года поместил в газете «Известия» статью «Заметки журналиста. ЛЕФ или блеф?», в которой выступил с жёсткой критикой ЛЕФовцев, считавших себя единственными настоящими представителями революционного искусства и конкурировавших на этом поле с пролетарскими группами «Октябрь» и ВАПП.

Реакцией на статью Полонского стал диспут литераторов (23 марта 1927 г.) под председательством В. М. Фриче, на котором выступали В. В. Маяковский (вступительное и заключительное слово), В. П. Полонский (дважды), В. Б. Шкловский, М. Ю. Левидов, И. М. Нусинов, Н. Н. Асеев, Л. Л. Авербах. Полемика между Маяковским и Полонским продолжалась и далее.

Работа в «Новом мире»

Работая главным редактором «Нового мира», Полонский печатал много крупных и острых произведений русской литературы.

"Полонский напечатал в «Новом мире» целый массив из «Жизни Клима Самгина», «Море», «Жестокость», «Капитана Коняева», «Живую воду», «В грозу» Сергеева-Ценского, «Восемнадцатый год» и первую книгу «Петра Первого» Алексея Толстого, «Кащееву цепь» и «Журавлиную родину» Пришвина, главы из «России, кровью умытой» Артема Веселого, «М. П. Синягина» Зощенко, пьесу Бабеля «Закат», «Елень» Соколова-Микитова, «Лейтенанта Шмидта», отрывки из поэмы «Девятьсот пятый год» и лирику Пастернака, стихи Есенина, Маяковского, Багрицкого, Мандельштама, Павла Васильева."[1]

В 26-м году им была опубликована «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, и это создало большой скандал.

Полонский часто атаковался группой РАПП, и он также активно полемизировал с ними, обвиняя их в передержках и извращении его высказываний.

«Новый мир» тогда достиг наибольшего тиража среди всех литературных журналов СССР.[2]

Полонский также был директором "Музея изящных искусств" (1929-32), ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина,[3][1] и был исследователем революционного плаката.

Умер в поезде, возвращаясь из Магнитогорска в Москву. Похоронен в Москве.

Напишите отзыв о статье "Полонский, Вячеслав Павлович"

Примечания

  1. 1 2 Любимов, Николай Михайлович, [www.docme.ru/doc/1002491/neuvyadaemyj-cvet.-kniga-vospominanij.-tom-1 «Неувядаемый цвет»], книга воспоминаний в 3-х томах, «Языки славянской культуры», 2000, 2004, 2007 гг, Том 1
  2. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/1/po12.html ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ] magazines.russ.ru
  3. [az.lib.ru/p/polonskij_w_p/text_1978_bio.shtml Полонский В. П.: биографическая справка] az.lib.ru

Литература

  • Вяч. Полонский. Бакунин. Монография. Т. 1. — М.: ГИЗ, 1922. — 3+418 с.
  • Вяч. Полонский. Русский революционный плакат. — М.: ГИЗ, 1925.
  • Вяч. Полонский. На литературные темы. — М.: Круг, 1927. — 216 с., 3 000 экз.
  • Вяч. Полонский. О Маяковском. — М-Л.: ГИХЛ, 1931. — 68 с.
  • Вяч. Полонский. Сознание и творчество. — Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1934. — 216 с.
  • Вячеслав Полонский. Моя борьба на литературном фронте. Дневник. Май 1920 — январь 1932.

Ссылки

  • Вячеслав Полонский. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/1/po12.html Моя борьба на литературном фронте. Дневник. Май 1920 — январь 1932.] // «Новый мир». — 2008. — № 1 — 6.
  • [magazines.russ.ru/authors/p/polonskij/ Вячеслав Полонский в «Журнальном зале»]
  • Полонский Вячеслав Павлович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-0631.htm?cmd=2&istext=1 Полонский Вяч. // Литературная энциклопедия 1929—1939]
  • Вячеслав Полонский. [samlib.ru/t/tjagur_m_i/polonskii.shtml Заметки о культуре и некультурности] // Красная новь. 1923. №3.

Отрывок, характеризующий Полонский, Вячеслав Павлович

Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…