ЛЕФ

ЛЕФ (Левый фронт искусств) — творческое объединение, существовавшее в 1922—1928 годах в Москве, Одессе и других городах СССР.

История

Основано в конце 1922 года в Москве.

Ядро ЛЕФа — бывшие футуристы В. В. Маяковский (лидер объединения), Н. Н. Асеев, О. М. Брик, С. М. Третьяков, Б. А. Кушнер, Б. И. Арватов, Н. Ф. Чужак.

ЛЕФ считал себя единственным настоя­щим представителем революционного искусства и конкурировал на этом поле с пролетарскими группами «Октябрь» и ВАПП. На позициях ЛЕФа стоял ряд литературных групп в Одессе, Иваново-Вознесенске, Тифлисе, Новосибирске.

В деятельности ЛЕФа также принимали участие литераторы: Б. Л. Пастернак, А. К. Гастев, А. Е. Кручёных, П. В. Незнамов, С. И. Кирсанов, В. В. Каменский, И. Г. Терентьев, М. Ю. Левидов, В. Б. Шкловский, Л. А. Кассиль, И. Э. Бабель, В. Перцов и другие; художники: А. М. Родченко, В. Ф. Степанова, Л. С. Попова, В. Е. Татлин и другие.

Сотрудничали с ЛЕФом кинематографисты: С. М. Эйзенштейн, Л. В. Кулешов, Г. М. Козинцев, Л. З. Трауберг, Дзига Вертов, С. И. Юткевич, Э. И. Шуб и др., архитекторы: братья Веснины, А. К. Буров. В 1925 году архитекторами-членами ЛЕФа было основано Объединение современных архитекторов. С ЛЕФом сотрудничали филологи объединения ОПОЯЗ.

Основные принципы деятельности ЛЕФа — литература факта (пропаганда отмены вымысла в пользу документальности), производственное искусство, социальный заказ.

Многие лефовские теоретики, такие как Третьяков, вообще предлагали заменить литературу журналистикой.

Публикации Лефа

Органы Лефа — журналы «ЛЕФ» (1923—1925) и «Новый ЛЕФ» (1927—1928). В 1929 г. выпущен сборник теоретических и критических статей «Литература факта».

Первый номер «Лефа» вышел в марте 1923 года. Маяковский был ответственным редактором. Также в редколлегию вошли Н. Асеев, Б. Арватов, О. Брик, Б. Кушнер, С. Третьяков, Н. Чужак.

Журнал также печатал в разделе «Теория» статьи «левых» режиссеров и художников -- таких как Дзига Вертов и С. Эйзенштейн.

Критика

На разных этапах деятельности ЛЕФ подвергался жёсткой критике в журналах «Под знаменем марксизма», «Новый мир», газете «Известия». Среди последовательных оппонентов ЛЕФа были В. Полонский, Д. Бедный, А. Лежнев, В. Лебедев-Полянский и др.

После того, как в сентябре 1928 из ЛЕФа вышли Маяковский и Брик, он распался, ослабленный внутренними противоречиями в конце 1928. Попытка Маяковского создать РЕФ («Революционный фронт») в 1929 году провалилась, и в 1930 году Маяковский и Асеев вошли в РАПП.

Литература

• Людмила Поликовская, [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/LEF_LEVI_FRONT_ISKUSSTV.html?page=0,1 ЛЕФ (ЛЕВЫЙ ФРОНТ ИСКУССТВ)] www.krugosvet.ru
• [teatr-lib.ru/Library/Lef/fact/ Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа]. — М.: Захаров, 2000. — 288 с. — ISBN 5-8159-0086-9.
• Заламбани М. Литература факта. От авангарда к соцреализму / Пер. с итальянского Н.В. Колесовой. — СПб.: Академический проект, 2006. — 224 с.
• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Отрывок, характеризующий ЛЕФ

– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?