Польский коллаборационизм во Второй мировой войне

Польский коллаборационизм во Второй мировой войне — сотрудничество польских организаций, польских граждан и отдельных этнических поляков с Третьим рейхом и странами "оси" во время Второй мировой войны.

Формы коллаборационизма

Немецкая политика на территории генерал-губернаторства характеризовалась отрицанием польской национальной идентичности. Поляки рассматривались либо как «расово полноценные», или даже как потомки германцев, в силу многих исторических причин говорившие на славянском языке — в случае их лояльности и сотрудничества с оккупационными властями, либо как вредный элемент, подлежащий уничтожению — в случае любого противодействия оккупационной политике. Ряд этнических групп Польши — такие, как кашубы и польские протестанты — рассматривались как привилегированные группы, равные полноценным арийцам.

После окончания боевых действий в Польше осенью 1939 года немецкие власти приступили к созданию административного аппарата для управления оккупированными польскими территориями.

• Польские граждане («фольксдойче», поляки и представители других национальностей) работали в органах гражданской администрации «генерал-губернаторства».
• представители деловых кругов, владельцы предприятий активно сотрудничали с Германией (в частности, выполняли германские заказы, в том числе — заказы немецкой оккупационной администрации и заказы для немецкой армии и военной промышленности);

• по состоянию на 1 апреля 1941 года 271 предприятие на территории "генерал-губернаторства" выполняло заказы вермахта общей стоимостью 263 250 тыс. марок
• по состоянию на 1 января 1942 года 316 предприятий на территории "генерал-губернаторства" выполняли заказы вермахта общей стоимостью 352 310 тыс. марок.
• в 1943 году объем поставок по заказам немецких оккупационных властей составил 3 млрд. злотых - три четверти всей товарной продукции "генерал-губернаторства"
• в целом, по официальным данным статистики Третьего рейха, только в период до 31 марта 1944 года вклад "генерал-губернаторства" в военную промышленность и экономику Третьего рейха составил 5015 млрд. рейхсмарок

• 10 сентября 1939 года был создан "Союз самообороны" ("Selbschutz Vereine"), в вооружённые отряды которого принимали проживавших на территории Польши этнических немцев-"фольксдойче" в возрасте от 17 до 45 лет. Эти отряды были официально распущены 30 ноября 1939 года (хотя в Люблинском воеводстве действовали до весны 1940 года), в общей сложности в них служило 45 тыс. "фольксдойче". В мае 1940 года на основе личного состава этих отрядов были созданы военизированные формирования "Sonderdienst", в которые принимали мужчин-"фольксдойче" в возрасте от 18 до 40 лет
• в октябре 1939 года на территории «генерал-губернаторства» началось формирование вооружённых подразделений «Польской полиции Генерал-губернаторства» (также известной под названием «синяя полиция» или «голубая полиция» — по цвету униформы). Польская полиция находилась в подчинении немецкой полиции, её основными функциями было несение охранно-сторожевой и патрульной службы, поддержание порядка на территории Польши, противодействие уголовной преступности, выполнение распоряжений оккупационных властей. Личный состав полиции участвовал в борьбе с движением Сопротивления, охраны еврейских гетто и т. д. «Синяя полиция» была расформирована 27 августа 1944 года Польским комитетом национального освобождения.
• поляки привлекались для службы в иных вооружённых, охранно-полицейских и военизированных формированиях Третьего рейха, в том числе:

• в вермахте (по неполным данным, только советскими войсками было взято в плен 60272 военнослужащих вермахта — поляков по национальности; в послании британскому парламенту было отмечено, что среди военнослужащих вермахта, которых британские войска взяли в плен в северо-западной Европе, 68 693 являлись гражданами Польши);
• в военизированных шуцманшафт-батальонах вспомогательной полиции. Так, в 1943 году во Владимире-Волынском был создан 107-й шуцманшафт батальон (польский) (450 человек), который использовался на территории Волыни и Подолье. Также, в 1943 году на Волынь был переброшен 202-й польский батальон шуцманшафт (360 человек).
• в железнодорожной охране при «главном управлении железных дорог» (Generaldirektion der Ostbahn) «генерал-губернаторства»;
• в «заводской охране» (Werkdienst)
• в военно-строительной организации "Тодт", они имели статус "легионеров" («OT - Polnische Legionari»). Имели право на ношение огнестрельного оружия. Весной 1944 года они были приравнены к военнослужащим вермахта (позже немцев, которые были приравнены к военнослужащим вермахта с ноября 1942 года)

• значительное количество польских граждан сотрудничало с немецкими спецслужбами и выполняло их поручения в качестве осведомителей, агентов, шпионов, диверсантов и террористов (при этом, часть немецких осведомителей составляли криминальные элементы).
• ряд представителей интеллигенции, в том числе журналисты и издатели выходивших в Польше печатных изданий участвовали в ведении нацистской пропаганды.
• из польских граждан еврейской национальности были сформированы органы гражданской администрации и подразделения "еврейской службы порядка" в еврейских гетто на территории Польши, действовавшие в интересах немецких оккупационных властей.

23 ноября 1939 года общественно-политический деятель и публицист, активный сторонник польско-германского сотрудничества Владислав Студницский (Władysław Studnicki) направил немецким властям открытое письмо (Memoriał w sprawie odtworzenia Armii Polskiej i w sprawie nadchodzącej wojny niemiecko-sowieckiej) с предложением создать польскую армию, которая должна была совместно с вермахтом сражаться с СССР.

В мае-июне 1944 года по указанию рейхсфюрера СС Г. Гиммлера РСХА был создан специальный орган для подготовки и ведения разведывательной и диверсионно-террористической деятельности в интересах Третьего рейха в тылу советских войск – «Истребительное соединение СС «Восток»» («SS-Jagdverband "Ost"»). Для деятельности на территории Польши была сформирована оперативная группа "SS-Jagdeinsatz Polen", находившаяся в подчинении «Истребительного соединения СС "Восток"».

23 октября 1944 года было принято решение о создании польских частей в составе вермахта (Polnische Wehrmacht), в дальнейшем, в Радоме из добровольцев-поляков началось формирование «легиона Белого Орла» (Legion Orła Białego), вступившим в легион гарантировали денежное и иное довольствие по нормам снабжения солдат вермахта. Позднее, осенью 1944 года на территории «генерал-губернаторства» были открыты вербовочные пункты для записи в «легион».

Известно также о сотрудничестве с Третьим Рейхом участников ряда польских подпольных организаций.

«Меч и плуг»

Представители организации "Меч и плуг" ("Miecz i Pług") в 1941 году установили контакты с радомским гестапо. В мае 1943 года руководитель организации Anatol Słowikowski ("Andrzej Nieznany") Анатоль Словиковски, он же ("Анджей Незнаны") направил письмо к А. Гитлеру с предложением создать польские вооружённые подразделения, которые должны были совместно с немецкими войсками сражаться против большевизма и партизан. Организацию уничтожил агент НКВД Богуслав Грынкевич.

«Мушкетёры»

В декабре 1941 года руководство организации «Мушкетёры» выступало за сотрудничество с Третьим Рейхом и рассматривало СССР как «противника № 1». Руководство организации направило в Германию эмиссара с предложением к генералу В. Андерсу начать военные действия против СССР. После роспуска организации в августе 1942 года, большая часть активистов перешла в Армию крайову. Руководитель капитан С. Витковский был приговорен к смертной казни.

Армия крайова

Руководство АК не признавало легитимность действий иных польских военно-политических организаций и стремилось подчинить деятельность антифашистского движения Сопротивления. При этом, в отличие от Гвардии Людовой, руководство АК выступало за проведение политики ожидания взаимного истощения сил Германии и СССР и ограничения боевой и диверсионной деятельности против немецких сил в Польше (а снижение активности партизан соответствовало немецким интересам).

Уже в 1943 году руководство АК активизировало контакты с руководством организации «Народове силы збройне», объединявшей польских националистов и представителей крайнe правых сил. При этом, к концу 1943 года начинают ухудшаться отношения между АК и Гвардии Людовой. В октябре 1943 года бойцы АК начали убивать партизан Гвардии Людовой и представителей иных левых антифашистских сил:

• так, 7 октября 1943 года во Влощовском уезде Келецкого воеводства отряд АК «Орёл» убил шесть активистов ППР, семь бойцов Гвардии Людовой, одного активиста «Батальонов хлопских» и трёх солдат АК, «сотрудничавших с коммунистами»…

В 1943 году имели место случаи боевых столкновений АК с советскими партизанами на территории Западной Белоруссии и Западной Украины.

Польская «Армия Крайова» сотрудничала во Второй мировой войне с частями СС и вермахта. Документы из московского архива, историк Бернхард Чиари опубликовал в журнале «Остойропа»..

• декабре 1943 года командир Столбцовского соединения АК А. Пильх («Гура») заключил с немцами договор о сотрудничестве в борьбе с советскими партизанами взамен на обеспечение его оружием.
• 22 декабря 1943 года в Лиде договор с немцами заключил командир Наднеманского соединения АК Ю. Свида («Лях»), который на протяжении января-марта 1944 получил от немцев пять партий оружия.
• 7 февраля 1944 г. командующий Виленским округом АК полковник АК Александр Крыжановский («Вильк») заключил с немцами сделку о сотрудничестве в регионе Вильно: немцы снабжали поляков оружием, медикаментами, лечили раненых, а поляки выразили готовность оказать в долговременном плане помощь Гитлеру в войне против СССР, выделив для этой цели 18 пехотных батальонов. За это они потребовали прекращения немецкого террора и признания польских границ по состоянию на 1939 г. Для «испытания на прочность немецко-польского сотрудничества» АК передала в подчинение немецкому командованию «3-ю польскую партизанскую бригаду». Получив от немцев карты и разведданные, бригада, по приказу немецкого командования, атаковала белорусских партизан.

Народове силы збройне (NSZ)

Вооружённые формирования NSZ действовали против польских антифашистов. Так, уже в июле 1943 года некоторые части НВС вступили в столкновения с Гвардией Людовой.

27 октября 1943 года газета «Велька Польска» (печатный орган партии «Стронництво народове», вооружёнными формированиями которой являлись отряды NSZ) призвала своих сторонников «немедленно приступить к беспощадной борьбе, преследующей цель уничтожить коммунистические организации в Польше»

Особенно интенсивный характер имело противостояние в Келецком воеводстве, где в период с декабря 1943 по февраль 1944 года действовали отряды NSZ из группы «Сосна» (переименованные в «Лес 1» и «Лес 2»). В период с ноября 1943 по март 1944 года боевиками NSZ здесь были убиты 40 активистов ППР и бойцов Гвардии Людовой, несколько активистов «Батальонов хлопских» и ещё несколько человек были выданы ими гестапо.

После разгрома немецких войск под Сталинградом руководство NSZ рассматривало СССР как «врага № 1». После поражения немецкой армии в сражении на Курской дуге летом 1943 года командование НВС пришло к выводу, что СССР является наибольшей угрозой для Польши, а поражение Германии — вопрос времени. Во второй половине 1943 года некоторые партизанские отряды НВС начали заключать с немецкими властями (полицией или военными) тактические соглашения местного значения (в частности, в районах Кельца и Люблина). По мере продвижения на запад линии Восточного фронта, контакты с немцами усиливались.

• так, прочные связи были установлены с гауптштурмфюрером СС Паулем Фуксом, шефом гестапо в районе Радом. Посредником между ним и руководством NSZ была организация «Тома», которую возглавлял Хуберт Юра («Том»), бывший командир отряда NSZ «Сосна»

После вступления Красной Армии на территорию Польши летом 1944 года контакты с немцами ещё более активизировались.

В августе 1944 года на базе 202-го и 204-го полков NSZ была сформирована «Свентокшисская бригада» (Brygada Świętokrzyska — «бригада Святого Креста»), которая вошла в состав войск СС. Её возглавлял полковник польской кавалерии Антоний Шацкий (Antoni Szacki).

В 1944 г. бригада (820 человек) в южной Польше вела боевые действия против германской армии и польской Армии Людовой. В январе 1945 г. под г. Краковом вступила в бой с Советской армией и вскоре вошла в союзные отношения с 59-м армейским корпусом вермахта.

Вместе с германской армией бригада Святого Креста отступила на территорию протектората Богемия и Моравия, где её солдаты и офицеры получили статус добровольцев СС (SS-Polnisch-Freiwillingen). Они были частично обмундированы в эсэсовскую форму, но с польскими знаками отличия. Из бойцов бригады формировались группы и забрасывались в тыл Советской армии для проведения диверсионной деятельности. Состав бригады пополнялся за счет польских беженцев.

В апреле 1945 г. бригада (4000 человек) выступила на фронт. В оперативном отношении она была подчинена сдерживавшему наступление Советской армии танковому корпусу «Фельдхернхалле». В задачи бригады входила борьба в прифронтовой зоне с чешскими партизанами и советскими разведгруппами.

5 мая 1945 г. польские эсэсовцы (1417 человек) покинули свои позиции и отступили на запад, навстречу армии США. В ходе своего марша они освободили узников (около 700 заключенных, в том числе 167 поляков) концентрационного лагеря Голышув. В плен были взяты 200 охранников. Американское командование взяло бригаду под свою защиту, поручило ей охрану лагерей немецких военнопленных и затем позволило её солдатам и офицерам укрыться в американской оккупационной зоне.

В послевоенной Польше солдаты и офицеры бригады Святого креста были заочно осуждены.

См. также

• Гуральский добровольческий легион СС
• Козловский, Леон
• Сым, Иго

Литература и источники

• Jerzy Kochanowski. Wyrwy w szeregu. Polacy do Wehrmachtu, czyli pomysły na kolaboracje // "Polityka", № 7, 2001
• Christian Gropper. "Beutekameraden. Polnische Soldaten in der Wehrmacht" (ФРГ, 2003)
• Jarosław Gdański. Polacy po stronie Niemców. // "Inne Oblicza Historii", № 2, 2005
• Ryszard Kaczmarek. Polacy w Wehrmachcie. Kraków, Wydawnictwo Literackie, 2010. ISBN 978-83-08-04488-9

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Польский коллаборационизм во Второй мировой войне

А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.