Пресса в США

Пресса в США — совокупность печатных средств СМИ в Соединённых Штатах Америки.

История

XIX век

Новым феноменом общественной жизни называли ценовую политику американской периодики в середине XIX века: газеты стали стоить всего 1-2 цента (подобно газетам ЦК КПСС стоимостью 2 копейки во второй половине XX века). Эти доступные издания стали не только источником информации, но и главным инструментом манипуляции общественным сознанием, превратив отрасль в четвёртую власть.

До запуска ежедневной цветной газеты USA Today в стране не было т. н. федеральной (общенациональной) прессы. Из работы «Президентские выборы 1860 года в зеркале прессы»:

В 1850-е гг. ежедневные издания достигли общего тиража в 2,5 млн экз., а еженедельники имели около 10 млн экз. На Севере ведущей столицей прессы был Нью-Йорк, газеты других северных штатов, не располагавшие такими финансовыми ресурсами и квалифицированными журналистскими кадрами, ограничивались перепечаткой сообщений из ведущих газет и местными новостями. Нью-йоркская пресса в 1850—1860-е гг. доминировала в масштабе всей страны. В декабре 1860 году «Herald» имела в среднем ежедневный тираж 77 107 экз., и воскресный — 82 656 экз. Это был самый большой тираж в мире, поскольку даже знаменитая лондонская Times имела на 25 000 экз. меньше. «Tribune» хвасталась 10 апреля 1861, что её ежедневный выпуск был 55 000 экз., а еженедельное издание составляло 287 750 экз. «New York Sun» имела ежедневный тираж приблизительно в 60 000 экз., «New York Times» — 35 000 экз., «New York Evening Post» — 20 000 экз.

Однако влияние нью-йоркских газет постулировано было не столько их тиражами, сколько ареалом распространения и количеством читающих — New York Tribune, имея тираж более 300 тыс. экз., уверяла, что число её читателей приближается к миллиону:

Оценивая влияние «большой прессы» Нью-Йорка, «Herald» утверждала: «Некоторые из газет, обладая доходами равными доходам некоторым из штатов, недоступны воздействиям со стороны политиков, они представляют интеллектуальный прогресс. Телеграф и локомотив несут их влияние к самым отдаленным уголкам континента… Они являются ведущей силой, чтобы возвысить ту или иную партию, и способны провести обсуждение самых важных вопросов, которые выдвигает время». Среди наиболее влиятельных газет Севера следует выделить также Springfield Republican, Chicago Tribune.

В этот же период широкое распространение получили СМИ еженедельного формата, среди которых имеет смысл отметить Harper’s Weekly, начавший выходить в 1857 году и ряд литературно-политических журналов.

История отрасли знает много выдающихся деятелей американской периодики. Из рецензии «Американский журнализм»:

В 50е-80е года XIX века по стране «гремели имена» Джеймса Беннета («Джеральд»), Хорейса Грили («Трибьюн»), Самюэля Боулса («Спрингфилд репабликен»), Уильяма Брайана («Нью-Йорк пост»). Затем настал черед были Чарльза Даны («Нью-Йорк сан»), Эдвина Годкина («Нейшн» и «Нью-Йорк ивнинг пост»), Генри Уотерсона («Луизвилл курьер джорнел»), подготовивших почву для перехода прессы на базис «нового» журнализма.

Фундаментом «жёлтой» прессы стали газеты The New York Sun, The New York Herald и The New York Tribune. Секс, скандалы, криминал — вот тематика этих изданий. Пионерами жанра стали Джозеф Пулитцер («The New York World») и Уильям Херст («The San Francisco Examiner», «New York Journal» и др.). Издания набрали рейтинг не сколько благодаря оперативной информации, сколько набору «human-interest stories» — газетных материалов, которые «…больше ориентируются на пробуждение эмоций (сострадание, пафос, юмор, тревога, любопытство), чем на освещение достоверных событий».

В 1883 году Пулитцер приобрел обанкротившуюся газету «Уорлд», которую сделал типичным образцом газеты новой журналистики. «Уорлд» Пулитцера сразу привлек к себе широкое общественное внимание. На полосу попадало всё, что отличалось сенсационностью. Например, уже в первом выпуске рассказывалось:

• о шторме в штате Нью-Джерси, причинившим убыток в миллион долларов,
• опубликовано интервью с осужденным убийцей накануне его казни,
• материал о волнении на острове Гаити

XX век

Жанр «журналистские расследования» сформирован был американскими журналистами, которых называли «разгребатели грязи». В рамках этого жанра был расследован Уотергейтский скандал (работа репортёра Карла Бенстайна), это был звёздный час индустрии. Позднее традиции жанра унаследовал американский кинодокументалист Майкл Мур.

• Carl bernstein 2007.jpg

  Бернстайн, Карл

• Bobwoodwardatgmu.jpg

  Вудворд, Боб

• Michael Moore 66ème Festival de Venise (Mostra).jpg

  Мур, Майкл

• Wolfe at White House.jpg

  Вулф, Том

Там же зародилась новая журналистика: термин впервые упомянут был Томасом Вулфом в 1973 году и относился к его собственным работам и публикациям его коллег: Трумана Капоте, Хантера Томпсона, Нормана Мейлера, Джоан Дидион и прочих публицистов, известных в то время в США. Автор достаточно категорично утверждал:

Журналистика — это искусство, а современная литература — старорежимная пошлятина.

Стоит отметить, что неоднозначное высказывание Вулфа относилось к периоду 70-х (когда, собственно, оно и было обнародовано). Американская журналистика тех лет действительно была авангардом отрасли.

Речь шла не столько о газетных публикациях, сколько о развёрнутых эссе, авторских колонках и статьях в журналах, рассчитанных на элитарного читателя (в новоязовской трактовке — продвинутого) — The New Yorker, New York Magazine, The Atlantic Monthly, Rolling Stone, Esquire, CoEvolution Quarterly. Отчасти — Scanlan’s Monthly (если рассматривать лишь период начала 70-х).

XXI век

На 23 мая 2008 года в США насчитывалось 1 422 ежедневных газет и 6 253 еженедельников.

Популярность ежедневных газет падает год от года, и в этих условиях изданиям сложнее сохранять редакционную независимость. К 1990 году в Нью-Йорке осталось только пять ежедневных газет, а в конце XIX века их было 18. А к 1995 году, например, количество ежедневных газет в США за год уменьшилось с 1 538 до 1 532.

После финансового кризиса 2008 года состояние индустрии не в лучшей форме. Только за 2008 год было уволено 16 тысяч журналистов. Компания Tribune Company (владеющая LA Times) объявила о своём банкротстве;. Одна из старейших американских газет Rocky Mountain News прекратила существование, поставив точку в 150-летней своей истории. The Christian Science Monitor перешла к сетевой дистрибуции (то есть ежедневная газета превратилась в обычный интернет-ресурс). За первый квартал 2009 года в США закрыто 120 газет. За период с января по октябрь 2009 года в Северной Америке закрыты 388 журналов (включая пять крупных СМИ издательства Conde Nast и журнал Country Home издательства Meredith Corporation с тиражом 1,2 млн экземпляров. Большинство (130) закрытых изданий принадлежали категории B2B.Тиражи американских изданий упали на 7 % в первом полугодии 2009 года.

Массовые сокращения продолжались и позднее.

Список 25 самых значительных (по тиражу) изданий США

Самые тиражные издания

USA Today The Wall Street Journal The New York Times Los Angeles Times Chicago Tribune The Washington Post Daily News New York Post

The Denver Post The Times Of Earth The Dallas Morning News The Philadelphia Inquirer Houston Chronicle The Detroit News / Detroit Free Press Star Tribune The Star-Ledger

The Boston Globe The Arizona Republic The Atlanta Journal-Constitution Newsday The Plain Dealer San Francisco Chronicle Tampa Bay Times The Seattle Times / Seattle Post-Intelligencer St. Louis Post-Dispatch

Самые старинные издания

The New Hampshire Gazette (основана в 1756) Hartford Courant (основана в 1764) The Augusta Chronicle (основана в 1785) Daily Hampshire Gazette (основана в 1786)

Pittsburgh Post-Gazette (основана в 1786) The Berkshire Eagle (основана в 1789) The Recorder (основана в 1792) Rutland Herald (основана в 1794)

The Bulletin (основана в 1796) The Keene Sentinel (основана в 1799) New York Post (основана в 1801) The Post and Courier (основана в 1803) The Post-Standard (основана в 1829)

Журналы для путешественников

Самые влиятельные и тиражные в мире издания, ориентированные на туристическую индустрию, основаны и издаются в США — это ежемесячные журналы Conde Nast Traveler и Travel + Leisure.

Цензура в США

Питер Арнетт, репортёр NBC, был уволен за высказывания относительно оккупации Ирака. Репортёры Reporters Without Borders (RSF) обвиняли Пентагон, представители которого чинили «преграды журналистам, старающимся выполнять свою работу в Ираке», и сообщили, что число покушений на свободу печати там было «тревожным» (см. Reuters story on Oct. 20, 2003).

Высказываются^[кем?] мнения, что военные американские власти инициировали нападения на журналистов в Ираке (например, 8 апреля 2003 года разбомбили багдадский корпункт, убив оператора одной из телекомпаний). В интервью газете Le Figaro, Кристина Боржессон (бывший репортер CBS и CNN), заявила, что Пентагон контролирует всю информацию, а журналисты уподобились стенографистками правительства (см. Le Figaro от 8 мая 2003 года).

В январе 2004 учреждённый США Временный Совет Управления Ираком фактически приказал запретить компании Аль-Джазира обсуждать какую-либо работу этого Совета на месячный срок (от 28 января до 27 февраля).

В 2010 году Associated Press, New York Times и другие американские новостные организации по просьбе ЦРУ и администрации США скрыли имевшуюся у них информацию о том, что арестованный в Пакистане сотрудник американского посольства, известный под именем Рэймонд Дэвис, застреливший двух пакистанцев, является также сотрудником ЦРУ.

Критика

Во всякой стране и во всякой среде существует свой информационный этикет. Если большинство правил того или иного информационного этикета основано не на этических, а на политических табу, то этот этикет антиинтеллектуален. Называть такой этикет политкорректностью не совсем верно: одним и тем же термином обозначаются и очень важные и полезные демократические процессы, и довольно опасное давление на гражданское общество.

— Из заметки Анны Арутюнян «Стеклянный занавес Америки»

В документе Пресс-канцелярии Госсовета КНР «Ситуация с правами человека в США — 2006» отмечается, что в угоду политическим интересам американское правительство нередко разрабатывает ложную информацию, нацеленную на введение в заблуждение населения страны и живущих за рубежом.

Некоторые факты

Согласно Г. Лассуэлу, четыре самых популярных слова американских газет: «права», «свобода», «демократия», «равенство».

См. также

• Pulp-журналы
• Новая журналистика
• Бен Багдикян
• Пол Хлебников
• Сабрина Тавернайс (англ. Sabrina Tavernise)

Ссылки

•  (англ.) [dir.yahoo.com/News_and_Media/Newspapers/By_Region/U_S__States/ U.S. Newspaper list] от Yahoo! Directory
• [old.echo.msk.ru/guests/7070/ Свобода слова в США и в России («Эхо Москвы»)]
• [text.newlookmedia.ru/?p=2442 О методах американской журналистики]

Отрывок, характеризующий Пресса в США

– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.