Прозоровский, Пётр Иванович
| Князь Пётр Иванович Прозоровский | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: |
Прасковья Фёдоровна Лихачёва |
| Супруга: |
Анна Фёдоровна Ртищева |
| Дети: | |
Князь Пётр Иванович Прозоровский (1644/1645 — 20 марта 1720) — русский государственный деятель, чашник (1660) и рында (1662), боярин (с 1676 года).
Содержание
Биография
Представитель княжеского рода Прозоровских. Старший сын боярина и воеводы, князя Ивана Семёновича Прозоровского (1618—1670) и Прасковьи Фёдоровны Лихачёвой (? — 1687). Младшие братья — князья Борис Большой (1654—1670) и Борис Меньшой (1661—1718).
В 1660 и 1662 годах князь П. И. Прозоровский служил чашником, носившим питье перед царем при отпуске грузинского царевича Николая Давидовича и при приёме английского посла.
В 1662—1663 годах — рында в белом платье во время приемов шведского посла. В 1664 году князь стоял возле царя с мечом во время приёма английского посла, графа Чарльза Карлайля.
В 1666—1668 годах — пристав при вселенских патриархах — Паисии Александрийском и Макарии Антиохийском. Обедал с ними иногда у царя и патриарха, сопровождал их в подмосковные монастыри, ездил к ним «со столом» от царя Алексея Михайловича, присутствовал при раздаче патриархом Макарием благословенных грамот царю и царской семье, затем был у царя «у руки». Летом 1668 года он сопровождал патриарха Макария из Москвы до Астрахани.
В 1667 и 1671 годах во время царского приёма польско-литовского посольства и подтверждения условий Андрусовского перемирия князь П. И. Прозоровский держал скипетр, когда царь Алексей Михайлович прикладывался к Евангелию.
В 1671 году князь Пётр Иванович Прозоровский подал челобитную о возвращении ему имущества своего отца и астраханского воеводы, князя Ивана Семёновича Прозоровского, убитого по приказу Степана Разина. Княжеское имущество было разграблено атаманом Василием Усом, а после его смерти перешло к его жене, которую князь Пётр и просил допросить в приказной палате.
В 1674—1675 годах князь П. И. Прозоровский был дядькой (воспитателем) при царевиче Иоанне Алексеевиче. Ему была поручена охрана царевича, когда царь Алексей Михайлович выезжал из столицы в подмосковные сёла или отправлялся к обедне в какой-либо московский монастырь.
В 1676 году перед своей смертью царь Алексей Михайлович определил опекунов для малолетнего сына Петра Алексеевича, повелев им хранить царевича «яко зеницу ока». В их состав вошел князь Пётр Прозоровский. В июне того же года П. И. Прозоровский получил от нового царя Фёдора Алексеевича боярский сан.
В 1679 году боярин П. И. Прозоровский сопровождал царя Фёдора Алексеевича во время его поездки в Троице-Сергиеву лавру. В 1682 году подписал постановления Земского собора об отмене местничества.
В 1682 году во время венчания на царство братьев Иоанна и Петра Алексеевичей князь Пётр Иванович Прозоровский вместе с Борисом Гавриловичем Юшковым стоял на чертожном месте, возле царя Иоанна Алексеевича, и после благословения патриарха надевал на него царскую одежду.
В 1683, 1685, 1688—1689 годах князь П. И. Прозоровский сопровождал царя Иоанна Алексеевича и царевну Софью в их поездках в подмосковные сёла Коломенское и Измайлово, на богомолье в Суздаль, Владимир, Троице-Сергиеву лавру, в Саввин и Воскресенский монастыри.
В 1689 году царь Пётр Алексеевич отравлял князя Петра Прозоровского к своему старшему брату и соправителю Иоанну, требуя выдать окольничего Фёдора Шакловитого, фаворита царевны [Софья Алексеевна|Софьи Алексеевны], и всех его сообщников. В том же 1689 году после отстранения от власти царевны Софьи царь Пётр поручил князю Петру Прозоровскому руководство приказами Большой казны и Большого прихода.
В 1697 году царь Пётр I во главе «великого посольства» предпринял большую заграничную поездку. Управление государством он поручил трём боярам, Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Борису Алексеевичу Голицыну и князю Петру Ивановичу Прозоровскому. В 1696—1697 годах князь входил в кумпанство по строительству кораблей. В октябре 1698 года боярин Пётр Иванович Прозоровский и кравчий Василий Фёдорович Салтыков заложили на Чижовской верфи 54-пушечный корабль. В 1699 году в «Мнении» Петра Великого о воронежских кораблях сказано: «Три корабля Избрантовы, Прозоровского, Черкасского, что на Чижовке, есть наилучшие от всех кумпанских кораблей».
Весной 1698 года Тихон Никитич Стрешнев писал царю Петру, что князь Пётр Прозоровский жалуется на «великое оскудение» денег в Приказе Большой казны, так как другие приказы ему не помогают. Однако, несмотря на это, в декабре 1698 года князь П. И. Прозоровский получил от царя указ о переводе через Архангельск в Амстердам 82 000 ефимков и 40 000 червонных на покупку фузей и корабельных припасов, на наём офицеров, матросов и кораблей и на другие нужные покупки.
Во время Северной войны со Швецией князь Пётр Иванович Прозоровский оказал большие услуги Русскому государству. После разгрома в битве под Нарвой царь Пётр Великий искал способы пополнить государственную казну для создания новой артиллерии. В это тяжелое время он написал письмо князю П. И. Прозоровскому, главе Приказа Большой казны и Оружейной палаты, чтобы он переделал в деньги всю посуду и все вещи, хранившиеся там, и прислал ему необходимую сумму. Князь Пётр Прозоровский ответил, что исполнит царский приказ, и вскоре выслал требуемую сумму новыми серебряными монетами. Когда царь вернулся после побед над шведами в Москву, то выразил князю Петру Прозорвоскому сожаление, что нельзя украсить Грановитую палату по старому, то Петр Иванович ответил, что он сохранил все вещи и рассказал Петру I о том, что еще в то время, когда он был казначеем при его отце, то «на случай нужды (сберег) довольно знатную сумму, о которой… никто не Ведает». Петр обнял и расцеловал старого князя и просил показать кладовую. «Изволь, покажу, — отвечал князь, — только не прогневайся, государь, с договором: не брать с собой Меншикова и не открывать ему сей тайны, а то он размытарит все остатки те». Петр, осмотрев кладовую, лично отложил десять больших мешков с деньгами и сказал: «Это тебе». Но князь отказался: «Мне? Я бы мог давно и всей казной сей овладеть… Но мне не надо… моя дочь и без того нарочито богата будет»
В 1702 году царь поручил князю П. И. Прозоровскому отпустить из Приказа Большой казны 15 тысяч рублей на помощь правительству Речи Посполитой. В 1704 и 1705 годах по приказу Петра Великого князь Пётр Прозоровский выдавал крупные денежные суммы в Ратушу и Посольский приказ. В 1708 году по новому царскому распоряжению Пётр Прозоровский выделил 200 тысяч рублей на помощь польскому королю Августу Сильному в войне против Швеции.
В 1712 году после уничтожения Мастерской палаты её казна была переведена в Казённый двор под руководство князя П. И. Прозоровского, котормоу было приказано сделать её опись. В этом же году он присутствовал в Монастырском Приказе. В 1715 году царь прислал ему сделанные в Германии новые штемпеля, чтобы выбивать ими серебряную монету, а в 1716 году князь Пётр Прозоровский получил указы относительно чеканки некоторых медалей и продажи поташа, смолы, мачтовых деревьев за наличные ефимки, которые затем переделывались в российскую монету.
Князь Пётр Иванович Прозоровский, несмотря на свой возраст, принимал участие в «забавах» царя Петра Великого. В 1705 году к нему в дом приезжали бояре и сам царь за невестой, когда Пётр Великий вздумал женить придворного шута Ивана Кокошкина на посадской женке. Свадьба была сыграла в думе думного дьяка Автонома Иванова и была, как сказано в одном описании, «уборная», так как приглашенные были «в старом платье, в верезях и охобнях». В 1715 году во время шуточной свадьбы Никиты Зотова князь Пётр Прозоровский был маршалом в золотой одежде.
20 марта 1720 года престарелый князь Пётр Иванович Прозоровский скончался.
Семья
С 1664 года был женат на Анне Фёдоровне Ртищевой (ок. 1648—1683), дочери ближнего боярина Фёдора Михайловича «Большого» Ртищева (1626—1673) и Ксении Матвеевны Зубовой (? — 1681). Дети:
- Княжна Анастасия Петровна Прозоровская (1665—1722), жена с 1684 года комнатного стольника, князя Ивана Алексеевича Голицына (1658—1729).
Источники
- В. Корсакова. Прозоровский, Петр Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- [www.runivers.ru/lib/book6830/ Бантыш-Каменский Д. Н. «Словарь достопамятных людей», Москва, 1836 г., ч. IV, стр. 228—231].
- Барсуков А. П., Род Шереметевых, кн. 1—8, Санкт-Петербург, 1881—1904
Напишите отзыв о статье "Прозоровский, Пётр Иванович"
Ссылки
- [www.rusgenealog.ru/index.php?id=gen_table&table_id=gen_rk_157 Князья Прозоровские]
- [genealogia.ru/users/rurik/Rospisi/Prozor.htm Родословная роспись князей Прозоровских]
См. также
- Прозоровский, Иван Семёнович (1618-1670)
- Прозоровский, Борис Иванович (1661 — 1718)
Отрывок, характеризующий Прозоровский, Пётр Иванович
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
