Пятый корпус Потомакской армии

V корпус
Символ Пятого корпуса
Годы существования	1862 - 1865
Страна	США
Входит в	Потомакская армия
Тип	армейский корпус
Включает в себя	3 дивизии,
Численность	10 997 (1863), 25 000 (1864)
Участие в	Гражданская война в США Кампания на полуострове Второе сражение при Бул-Ране Сражение при Энтитеме Битва при Фредериксберге Битва при Геттисберге Сражение при Бристо-Стейшен Битва в Глуши Битва при Спотсильвейни Сражение при Колд-Харбор Осада Петерсберга
Командиры
Известные командиры	Фицджон Портер, Джордж Мид, Джордж Сайкс, Говернор Уоррен, Чарльз Гриффин

Пятый корпус Потомакской армии — одно из боевых подразделений армии Союза во время гражданской войны в США.

Формирование

Корпус был сформирован 18 мая 1862 года и назван «Пятый Временный» (V Corps Provisional). Он появился в результате объединения 3-й дивизии III-го корпуса (дивизии Портера) и регулярной дивизии Джорда Сайкса. Фицджон Портер стал командиром корпуса, а командование его дивизией принял Джордж Морелл. 22 июля 1862 года из названия убрали слово «Временный» и военный департамент утвердил корпус как Пятый корпус Потомакской армии.

1862 год

Пятый корпус участвовал в нескольких сражениях Кампании на полуострове, включая сражение при Гэинс-Милл, сражение при Глендейле и при Малверн-Хилл. В целом в Семидневной битве корпус потерял 995 человек убитыми, 3805 ранеными и 2805 пленными и потерянными, всего 7601 человек, почти половина всех потерь федеральной армии на Полуострове. 14 июня корпус был усилен дивизией Джорджа Маккола из пенсильванского резерва, в которой числились будущие знаменитости — Джон Рейнольдс и Джордж Мид. В сражении при Гэинс-Милл Пятый корпус под командованием Портера при поддержке дивизии Генри Слокама противостоял фактически всей Северовирджинской армии.

После провала кампании на полуострове пенсильванский резерв был возвращен в I-й корпус Ирвина Макдауэлла. Пятый корпус же корпус вместе с III и IX корпусами был переведен в Вирджинскую армию Джона Поупа.

Командующий Потомакской армией, Джордж Макклеллан, был близким другом Фицджона Портера и у него сложилось особое отношения к Пятому корпусу. Он часто указывал на него другим корпусам как на пример для подражания. Все старшие офицеры корпуса были вест-пойнтцами, и среди них не был непрофессионалов или назначенцев от правительства. Из-за присутствия в составе корпуса регулярных частей уровень профессионализма корпуса был весьма высок, а а также дисциплина была строже, а тренировки серьёзнее. Кроме того, корпусу был придан артиллерийский резерв армии. Начальником штаба корпуса после кампании на полуострове стал Александр Вебб (после Энтитема отправлен в Вашингтон).

Корпус принял участие во втором сражении при Бул-Ране, сражаясь на правом фланге федеральной армии. В бою было задействовано 6 500 солдат корпуса (4 бригады из шести), из которых было потеряно 331 человек убитыми, 1362 ранеными и 456 человек пленными.

В сражении при Энтитеме Пятый корпус («последний резерв последней армии республики» по словам Портера) практически не участвовал. После Энтитема к двум дивизиям корпуса (Морелла и Сайкса) была добавлена пенсильванская дивизия Эндрю Хемфриса.

После Энтитема генерал Портер был отдан под трибунал за свои действия при Бул-Ране. Этот суд в итоге погубил его карьеру генерала. Дивизионный командир Джордж Морелл тоже потерял свою должность за то, что настаивал на невиновности Портера на суде. После этого случая военный департамент долгое время неохотно соглашался повышать в звании офицеров пятого корпуса.

После отстранения Макклелана от командования Потомакской армией новый командующий, генерал Эмброуз Бернсайд реорганизовал армию, учредив новое боевое соединение — «гранд-дивизию». V и III корпуса были сведены в Центральную гранд-дивизию под общим командованием Джозефа Хукера. Командиром третьего корпуса после отстранения Портера стал Даниель Баттерфилд, а дивизиями корпуса командовали Гриффин, Сайкс и Хемфрис. В сражении при Фредериксберге корпус участвовал в печально знаменитых атаках на высоты Мари. В самом конце атак Хукер послал на штурм дивизию Гриффина, затем дивизию Хемфриса. Атака Хемфриса была последней в тот день. Под Фредериксбергом корпус потерял 206 человек убитыми, 1669 ранеными и 300 пленными, всего 2174.

1863

Когда Джозеф Хукер принял командование Потомакской армией, он сразу отменил «гранд-дивизии» и перевел Баттерфилда на должность начальником своего штаба. Генерал-майор Джордж Мид, прежде командовавший 1-й дивизией корпуса, теперь был назначен его командиром. Именно в это время для корпусов Потомакской армии были разработаны знаки различия. Пятый корпус получил так называемый «cross pattée», модификацию мальтийского креста.

В сражении при Чанселорсвилле корпус задействован не был, а сразу после сражения у солдат 3-й дивизии истек срок службы и они разошлись по домам. (Генерал Эндрю Хемфрис был переведен в III корпус.) Ввиду этого для усиления корпуса в его состав была введена дивизия Самуэля Кроуфорда, состоящая из двух пеннсильванских бригад. В это время Северовирджинская армия генерала Ли как раз начала вторжение на Север.

28 июня 1863 года генерал Мид был назначен командующим Потомакской армии, а в должности командира корпуса был утвержден Джордж Сайкс. Корпус почти одновременно с остальными прошел Фредерик, однако пошел на север по длинной дороге, через Либерти и Гановер, поэтому только 2 июля прибыл под Геттисберг по балтиморской дороге. Дивизии корпуса были размещены на левом фланге Потомакской армии и, в частности, участвовали в боях за Уитфилд. Бригада Стронга Винсента была послана для обороны высоты Литл-Раунд-Топ, где она отбила атаки дивизии генерала Худа и спасла фланг армии от разгрома. Этот момент показан в фильме «Геттисберг», где внимание сосредоточено на действиях 20-го мэнского полка. Дивизии Гриффина и Айреса пронесли существенный урон во время боя, в то время как пенсильванская дивизия Кроуфорда практически не была задействована вовсе. Под Гетисбергом корпус потерял двух генералов: Стефана Уита и Стронга Винсента.

Осенью 1863 года корпус был частично задействован в Вирджинии: 14 октября он участвовал в сражении при Бристо-Стейшен. В конце ноября генерал Мид направил его, наряду с другими корпусами, в обход фланга Северовирджинской армии, что привело к сражению при Майн-Ран, в котором корпус задействован не был.

1864

В марте 1864 года командующим всеми федеральными армиями был назначен генерал-лейтенант Улисс Грант, и он сразу провел реорганизацию, которая затронула и пятый корпус. 1-я и 2-я дивизии были объединены в одну дивизию, которая стала 1-й дивизией генерала Гриффина. Дивизию Кроуфорда не тронули, но вскоре у её солдат истек срок службы. Первый корпус был введен в состав Пятого корпуса, где превратился в две дивизии: 2-я генерала Робинсона и 4-я генерала Уодсворта. Новым командиром Пятого корпуса был назначен генерал Говернор Уоррен. Грант решил, что генерал Сайкс не годится для командования корпусом и отправил его служить в Канзас.

Корпус одним из первых перешел Рапидан в начале Оверелендской кампании, и первым вступил в бой, превратившийся в Битву в Глуши. Перед сражением в корпусе числилось 25 000 человек. В сражении при Спотсильвейни корпус потерял почти 10 000 человек, действуя на правом фланге армии. В сражении погиб генерал Уодсворт и был тяжело ранен генерал Робинсон (он потерял ногу). Дивизия Робертсона была полностью разбита и солдат потом распределили по другим дивизиям. Командование дивизией Уодсворта принял генерал Лизандер Катлер, командир Железной Бригады.

Пятый корпус участвовал в сражении на Норт-Анне, где обходил левый фланг противника, но затем был спешно выведен на соединение с остальной армией, когда возникла опасность того, что южане смогут разбить Потомакскую армию по частям. В конце мая корпус практически в одиночку участвовал в сражении на Тотопотоми-Крик, а позже — в сражении при Колд-Харборе. Он так же был задействован в осаде Петерсберга и сильно пострадал в сражении при Глоб-Таверн 19 августа 1864 года, где многие его солдаты попали в плен, а дивизия Катлера оказалась практически уничтожена. В итоге корпус сократился до трех дивизий: Гриффина, Эйреса и Кроуфорда. Причем дивизия Гриффина состояла в основном из ветеранов корпуса, дивизия Айреса — в основном из новобранцев, а в дивизии Кроуфорда служили остатки I-го корпуса. В таком виде дивизии приняли участие в сражении при Пиблс-Фарм 30 сентября.

1865

К 31 марта 1865 года численность корпуса упала до 17 000 человек, и ещё 2 000 выбыло из строя до момента капитуляции армии генерала Ли у Аппоматтокса. После сражения при Файв-Фокс генерал Уоррен был отстранен от командования Шериданом за недостаточную активность и заменен Чарльзом Гриффином, который и организовал преследование отступающего от Петерсберга противника. Прибыв к Аппоматоксу, он помог Шеридану сдержать попытки генерала Ли вырваться из окружения.

Корпус был официально расформирован 28 июня 1865 года.

Командиры

Натаниэль Бэнкс	13 марта 1862 – 4 апреля 1862
Фицджон Портер	18 мая 1862 – 10 ноября 1862
Джозеф Хукер	10 ноября 1862 – 16 ноября 1862
Даниэль Баттерфилд	16 ноября 1862 – 25 декабря 1862
Джордж Мид	25 декабря 1862 – 26 января 1863
Чарльз Гриффин	26 января 1863 – 1 февраля 1863
Джордж Сайкс	1 февраля 1863 – 5 февраля 1863
Джордж Мид	5 февраля 1863 – 16 февраля 1863
Эндрю Хэмфрис	23 февраля 1863 – 28 февраля 1863
Джордж Мид	28 февраля 1863 – 28 июня 1863
Джордж Сайкс	28 июня 1863 – 7 октября 1863
Самуэль Кроуфорд	7 октября 1863 – 15 октября 1863
Джордж Сайкс	15 октября 1863 – 23 марта, 1864
Говернор Уоррен	23 марта 1864 – 2 января 1865
Самуэль Кроуфорд	2 января 1865 – 27 января 1865
Говернор Уоррен	27 января 1865 – 1 апреля 1865
Чарльз Гриффин	1 апреля 1865 – 28 июня 1865

См. также

• Силы сторон в битве при Геттисберге

Литература

• Powell, William H. The Fifth Army Corps. New York, 1896

Ссылки

• [www.civilwararchive.com/CORPS/5thcorp.htm История V корпуса]

Отрывок, характеризующий Пятый корпус Потомакской армии

– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.