Северный полюс-1

Северный полюс-1
Общие сведения
Дата открытия	6 июня 1937 года
Дата закрытия	15 марта 1938 года
Итоги	Первая полярная экспедиция
Участники экспедиции
Руководитель	Иван Дмитриевич Папанин
Участники	геофизик: Евгений Константинович Фёдоров радист: Эрнст Теодорович Кренкель гидролог: Пётр Петрович Ширшов

Дрейфующая станция «Северный полюс» («Северный полюс-1», «СП», «СП-1») — первая в мире советская полярная научно-исследовательская дрейфующая станция.

Официальное открытие «СП» состоялось 6 июня 1937 года (вблизи Северного полюса). Состав: руководитель станции Иван Дмитриевич Папанин, метеоролог и геофизик Евгений Константинович Фёдоров, радист Эрнст Теодорович Кренкель, гидробиолог и океанограф Петр Петрович Ширшов.

Созданная в районе Северного полюса станция «СП» через 9 месяцев дрейфа (274 дня) на юг была вынесена в Гренландское море, льдина проплыла более 2000 км.

Ледокольные пароходы «Таймыр» и «Мурман» сняли четвёрку зимовщиков 19 февраля 1938 года за 70-й широтой, в нескольких десятках километров от берегов Гренландии.

Подготовка

13 февраля 1936 года в Кремле на совещании об организации транспортных полётов Шмидт изложил разработанный план воздушной экспедиции на Северный полюс и основании станции в его районе. Сталин и Ворошилов на основании плана приняли правительственное постановление, поручавшее Главному Управлению Северного морского пути (Главсевморпуть) организовать в 1937 году экспедицию в район Северного полюса и доставить туда на самолётах оборудование научной станции и зимовщиков. Руководство возложили на Шмидта.

Для выбора места (аэродрома) создания промежуточной базы для штурма полюса на о. Рудольфа (Земля Франца-Иосифа) весной 1936 года в разведку отправились лётчики Водопьянов и Махоткин. В августе туда направился ледокольный пароход «Русанов» (начальник экспедиции И. Д. Папанин) с грузом для строительства новой полярной станции и оборудования аэродрома. На станции о. Рудольфа осталось 24 человека, Папанин вернулся в Москву.

Палатку для жилого лагеря строил московский завод «Каучук». Её каркас сделан из легко разбирающихся алюминиевых труб; стены — брезентовые, между ними проложено два слоя гагажьего пуха, пол — резиновый, надувной. К палатке пристроен тамбур.

Центральная радиолаборатория в Ленинграде изготовила две радиостанции — мощную на 80 ватт и 20-ваттную аварийную. Основным источником питания служили 2 комплекта щелочных аккумуляторов, заряжающихся от небольшого ветряка или от динамо лёгкого бензинового двигателя (имелся и движок с ручным приводом). Все оборудование, начиная от антенны и кончая мельчайшими запасными деталями, было сделано при личном наблюдении Кренкеля, и при непосредственном руководстве радиотехника Николая Николаевича Стромилова. Вес всего радиооборудования укладывался в полтонны.

По специальным чертежам судостроительный завод им. Каракозова (Ленинград) построил специальные нарты из ясеня, они весили 20 кг. Институт Инженеров общественного питания приготовил для зимовщиков запасы продуктов питания на полтора года, весом около 5 тонн.

Зимовщики не брали с собой врача, его обязанности были возложены на Ширшова.

13 февраля 1937 года на заседании в Кремле (Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Ежов) Шмидт отчитывается о проделанной работе и о подборе участников экспедиции. Правительство дало согласие на участие в экспедиции самого Шмидта.

Эскадра воздушной экспедиции состояла из 4 четырёхмоторных самолётов АНТ-6-4М-34Р «Авиаарктика» и двухмоторного разведчика Р-6 (АНТ-7).

Зам. Шмидта — начальник полярной авиации (зам. нач. Главсевморпути) Марк Иванович Шевелёв. Командир лётного отряда — Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов, флагштурман экспедиции — Герой Советского Союза комбриг Иван Тимофеевич Спирин.

Флагманский самолёт вёл Водопьянов (второй пилот — М. С. Бабушкин). Вторым самолётом управлял Герой Советского Союза комбриг Василий Сергеевич Молоков. Третьим — Анатолий Дмитриевич Алексеев. Четвёртым — Илья Павлович Мазурук. Самолётом-разведчиком — Павел Георгевич Головин. На этапе разведки экспедиции помогал самолёт Р-5 полярной авиации, им управлял лётчик Л. Г. Крузе.

Синоптик экспедиции — Борис Львович Дзердзеевский. Специальный корреспондент «Известий» Э. Виленский (шеф-повар экипажа Алексеева). Кинооператор экспедиции — Марк Трояновский

На штурм полюса

• 22 марта с Московского аэродрома эскадра поднялась в воздух — через 5 часов посадка на аэродроме в 27 км от Архангельска. Колёсное шасси было сменено на лыжное.
• 30 марта перелёт в Нарьян-Мар (аэродром — лёд на реке Печора).
• 12 апреля: по плану экспедиции самолёты должны были вылететь прямиком на о. Рудольфа, но раскисший аэродром не дал взлететь полностью загруженным машинам, пришлось слить топливо. Приземлились у станции Маточкин Шар (Новая Земля).
• 19 апреля добрались до о. Рудольфа.
• 4 мая полёт Головина к полюсу (экипаж: штурман — Волков; механики — Кекушев, Терентьев; радист — Стромилов). В 11:23 самолёт поднялся в воздух — 16:32 достиг полюса (полюс был закрыт сплошной низкой облачностью) — 22:45 приземлились на о. Рудольфа. В ходе совещания по результатам полёта Шмидтом было принято решение послать вначале только один 4-х моторный самолёт флагмана на полюс, а уже по его радиомаяку навести на посадку остальные.
• 12 мая на разведку на полюс полетел Дзердзеевский с лётчиком Крузе на самолёте Р-5. Основной задачей полёта было исследование атмосферы. Из-за сплошной облачности самолёт потерял ориентиры и когда топливо было на исходе лётчик посадил его вслепую на лёд. Посадка была удачной, но топлива оставалось на 20 минут. П. Г. Головин на Р-6 доставил в район посадки топливо, еду и тёплые вещи. Они просидели на льдине пять дней в ожидании погоды и 17 мая вернулись на остров Рудольфа.
• В 4:52 21 мая в воздух поднялась машина Водопьянова, на борту: Шмидт, Водопьянов, Бабушкин, Спирин, Бассейн, Морозов, Петенин, Иванов, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров, Трояновский. На всём протяжении полёта поддерживалась радиосвязь, уточнялась погода и характер ледяного покрова. Во время полёта произошла авария: в верхней части радиатора 3-го мотора образовалась течь во фланце, стала испаряться охлаждающая жидкость (антифриз). Морозову и Петенину пришлось разрезать обшивку крыла и подкладывать тряпку, которая впитывала жидкость, выжимать её в ведро, а из него насосом перекачивать в бачок мотора. Эту операцию механикам приходилось проводить, высовывая голые руки из крыла при −20 °C и стремительном ветре (механики выполняли эту работу до самой посадки). В 10:50 достигли полюса. В 11:12 связь внезапно оборвалась. («…у Симы сгорела машинка…») Теперь командиром авиаотряда назначили Молокова, главным штурманом — Ритсланда. При посадке самолёта на полюс впервые использовался тормозной парашют.
• 25 мая старт оставшейся группы самолётов. В 5:25 самолёт Молокова достиг полюса. Вскоре его машина нашла стоянку Водопьянова и приземлилась рядом. Остальные самолёты не смогли найти лагерь, им пришлось остановиться возле полюса. Экипаж Алексеева оказался к полюсу ближе всех — всего 8 км, они тотчас связались с Молоковым. С Мазуруком связь оборвалась на двое суток.
• 27 мая самолёт Алексеева добрался до той же льдины что и Водопьянов с Молоковым.
• 28 мая зимовщики закончили сборку жилой палатки.
• 29 мая на поиски машины Мазурука отправился экипаж Молокова. Не найдя, вернулись обратно, как раз и радиотелефонная связь с пропавшей машиной была восстановлена.
• 30 мая Москва передавала по радио специальный концерт для всех участников экспедиции.
• 31 мая Сима Иванов установил через радиостанцию Диксона прямую радиотелефонную связь с Москвой (штаб-квартирой Главсевморпути). (33 метра).
• 1 июня закончили монтаж палатки и приборов для гравитационных наблюдений.

Шмидт разработал математические методы определения направления и скорости дрейфа льдов. Уже тогда наблюдая характер дрейфа, Шмидт сделал вывод, что льдину вынесет к берегам Гренландии.

• 3 июня Шмидт распорядился выслать ледокол с колёсами (шасси) для экспедиции. В этот день льдина с экспедицией пересекла 89-ю параллель.
• 4 июня Ширшов закончил изготовление самодельной лебёдки для проведения гидрологических измерений (стационарная была в машине Мазурука). Сразу же взяли гидрологическую станцию: температура воды на глубине 300 м — + 0,62 °C; 500 — + 0,42 °C; 1000 — −0,17 °C. Всего было взято 15 горизонтов. В этот же день у гидрологической майны Бронтман поймал рачка бокоплава.
• 5 июня прилетел Мазурук, он привёз пятого папанинца (так окрестили отважную четвёрку полярников) — пса Весёлого. Теперь на полюсе находилось 45 человек. Днём Ритсланд поймал пуночку.
• 6 июня перед отлётом самолётов состоялся прощальный митинг (с пением «Интернационала») и подъёмом флагов (с государственным гербом СССР и портретом Сталина) в честь открытия станции «Северный полюс».

Самолёты возвращаются

• В 3:42 эскадра легла на обратный курс.
• Около 9 часов все машины, кроме Алексеева, сели на о. Рудольф. Алексееву не хватило горючего и он сел на лёд.
• Где-то недалеко к северу (около 100 км) на льду сидела обеспечивающая метеосводками машина Крузе.
• 8 июня к Алексееву с бункером топлива вылетел Головин и уже поздно ночью (в районе полярный день) все три машины вернулись на базу о. Рудольфа.
• 16 июня перелёт о. Рудольфа—Амдерма. Чтобы обеспечить посадку самолётов местным рабочим (Амдермы) приходилось на грузовиках привозить снег на аэродром (лето — все растаяло).
• 19 июня в Амдерму пробился ледокольный пароход «Садко» с колёсами (шасси) для самолётов.

Из Амдермы на Архангельск вылетели в тот день, когда, управляемый В. П. Чкаловым, АНТ-25 пересёк Северный полюс.

• 2:24 25 июня вылетели из Архангельска. Сели в Калинине. В 5 часов сели на центральном аэродроме им. Фрунзе (Москва). Встречало правительство. С речами выступили Шмидт и Водопьянов. Затем триумфальный проезд участников экспедиции через Москву к Большому Кремлёвскому дворцу, где в Георгиевском зале состоялся праздничный приём-ужин, а затем концерт.

Дрейф

Размер льдины: 3x5 км, толщина 3 м. Каждый месяц в Москву отправлялись отчёты о проделанной научной работе.

С конца января 1938 года льдина непрерывно уменьшалась, и вскоре полярникам пришлось послать радиограмму:

«В результате шестидневного шторма в 8 утра 1 февраля в районе станции поле разорвало трещинами от полкилометра до пяти. Находимся на обломке поля длиной 300, шириной 200 метров. Отрезаны две базы, также технический склад… Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. Координаты сообщу дополнительно сегодня; в случае обрыва связи просим не беспокоиться».

На спасение четвёрки были направлены: самолёт лётчика Власова, пароход «Мурманец», а затем и «Мурман» с «Таймыром». Последние два и сняли папанинцев с льдины.

«… В этот час мы покидаем льдину на координатах 70 градусов 54 минуты нордовой, 19 градусов 48 минут вестовой и пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 км. Наша радиостанция первая сообщила весть о покорении Северного полюса, обеспечила надёжную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу».

Итоги

Научные результаты, полученные в уникальном дрейфе, были представлены Общему Собранию АН СССР 6 марта 1938 года и получили высокую оценку специалистов. Научному составу экспедиции были присвоены учёные степени. Иван Дмитриевич Папанин и Эрнест Теодорович Кренкель получили звания докторов географических наук.

За выдающийся подвиг, совершённый во славу советской науки и в деле освоения Арктики, четырём полярникам было присвоено звание Героя Советского Союза. Также это звание было присвоено лётчикам — А. Д. Алексееву, П. Г. Головину, И. П. Мазуруку и М. И. Шевелёву.

Самолёты для экспедиции (5 штук) формально были взяты в аренду у Правительства, по рассказу М. И. Шевелёва, когда после окончания экспедиции обсуждался вопрос, что делать с оплатой самолётов, ему было сказано, что кинофильм «На Северном полюсе», снятый М. Трояновским, принёс доход в валюте, несколько раз покрывающий все затраты на экспедицию и, таким образом, финансовый вопрос далее не обсуждался.

Память

• В 1995 году Банком России в серии «Исследование Русской Арктики» выпущена памятная монета достоинством 25 руб., посвящённая станции.
• В 1938 году была выпущена серия марок «Воздушная экспедиция на Северный полюс в 1937 г.», посвящённая открытию первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс-1». На первых двух марках этой серии (номиналом 10 и 20 коп.) указан маршрут перелёта четырёх полярников на станцию. Третья и четвёртая марки (номиналом 40 и 80 коп.) изображают флаг СССР на Северном полюсе.

• 1938 CPA 583-586.jpg

  1938 год: Серия марок, посвященных дрейфующей станции «СП-1»

См. также

• Воздушная высокоширотная экспедиция «Север»

Литература

• Папанин И. Д. Жизнь на льдине. — М.: Мысль, 1977
• Бронтман А. На вершине мира. — М.: Гослитиздат, 1938.
• Фёдоров Е. К. Полярные дневники. — Л.: Гидрометеоиздат, 1982.
• Кренкель Э. Т. [www.libex.ru/detail/book79824.html Четыре товарища]. — М.: Художественная литература, 1940. — 316 с.
• Кренкель Э. Т. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRENKEL/RAEM/RAEM.HTM RAEM — мои позывные]. — М.: Советская Россия, 1973. — 436 с.
• Веллер М. "Маузер Папанина"

Фильм

• [www.net-film.ru/ru/film-9395/ «Из жизни на «Северном Полюсе». Документальный фильм]. ЦСДФ (РЦСДФ). 1987. 49 минут.

Ссылки

• [www.aari.nw.ru/resources/d0014/np/#np-7 Дрейфующие станции «Северный полюс». Индекс ВМО ГТС — UFT]
• [www.pravda.ru/society/fashion/models/30-05-2012/1116604-soviet_arctic-0/ Северный полюс штурмовали всем СССР]

Отрывок, характеризующий Северный полюс-1

«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.