Северский трубный завод

ПАО «Северский трубный завод»
Тип	Публичная компания
Основание	1739
Основатели	Татищев, Василий Никитич
Расположение	Россия Россия: Полевской
Ключевые фигуры	М. В. Зуев (управляющий директор), А. Ю. Каплунов (председатель Совета директоров)
Отрасль	Чёрная металлургия
Продукция	Горячекатаные и электросварные стальные трубы
Материнская компания	ТМК
Сайт	[www.tmkgroup.ru/sever.php group.ru/sever.php]

К:Компании, основанные в 1739 году

Северский трубный завод — один из старейших российских металлургических заводов на Урале, расположенный в городе Полевско́м (Свердловская область).

Во владении Турчаниновыми

В начале 1730-х в окрестностях Полевского посёлка на реке Северушка (Северная, Северная Полевая) были обнаружены богатые залежи железной руды. Вскоре после этого известия, по распоряжению Канцелярии Главного Сибирских, Казанских и Оренбургских заводов от 21 августа 1734 года, Василий Никитич Татищев выбрал место для строительства железоделательного завода, и уже́ 1 апреля 1735 года на строительстве завода раздался первый стук топора.

Завод стал основой поселения, из которого впоследствии сформировалась северная часть города Полевской. В 1735 году В. Н. Татищев утвердил клеймо для продукции Северского железоделательного завода — восьмилучевую звезду. В настоящее время это заводское клеймо изображено на гербе города Полевской.

Чугун Полевского завода стал поступать на кричную фабрику Северского завода, заработавшую 15 января 1739 года. В этот день она отправила кричное железо своим первым потребителям — Уткинскому и Сылвинскому заводам.

31 декабря 1751 года рядом с кричной фабрикой была построена камнерезная. Обработанный на ней местный мрамор отправлялся в столичный Петербург для отделки дворцов и площадей. И чугун, и мрамор сплавлялись на коломенках, изготовленных здесь же.

Указами Сената от 29 января и 14 марта 1757 года Северский, Полевской и Сысертский заводы были проданы соликамскому купцу Алексею Фёдоровичу Турчанинову. До этого они находились в государственной собственности.

А. Ф. Турчанинов, став владельцем заводов, старался выполнять Берг-регламент Сената 1739 года:

…Чтобы те отданные им заводы содержали во всякой исправности не токмо против нынешнего их состояния без умаления и упадка, но и всевозможно б старались те заводы против нынешнего размножить…

В 1766 горная комиссия, посетившая округ с проверками, была удовлетворена результатами работы турчаниновских заводов. Об этом, в частности, можно судить и по сохранившимся сведениям относительно роста производства железа в 1759—1760 гг. (в тоннах):

Год	Северский завод	Сысертский завод
1759	688,8	906,5
1760	929,9	976,4

В 1770 году Пётр-Симон Паллас, находясь в научной экспедиции по территориям Урала и Западной Сибири, оставил следующее описание Северского завода:

При сем заводе число работников весьма мало, а из снастей только две молотовые, каждая о трёх молотках; доменная, в коей один плющильный молот для железа, а другой для меди; якорная кузница, где заводские снаряды приготовляются. Кузница о двух горнах, и одна ныне не употребительная каменная вододействующая точильня … все они построены из кирпича…

Во время пугачёвского восстания А. Ф. Турчанинов не только сумел удержать в повиновении бо́льшую часть мастеровых своего округа, но и способствовал его подавлению.

После смерти А. Ф. Турчанинова 21 марта 1787 года у него осталось 9 наследников: вдова, пять дочерей и три сына. Фактически руководить заводами стала безграмотная вдова Филициата Турчанинова. Выходя замуж, дочери забирали свои паи. Заводы, включая и Северский, стали приносить большие убытки, на них начались волнения мастеровых. Из воспоминаний управляющего заводами К. Кокшарова:

Денег не было иногда по полугоду, иногда и более; часто случалось, что рабочим не выдавалось ни жалования, ни провианта по нескольку месяцев.

Ещё при жизни Ф. Турчаниновой её дочь Наталья Алексеевная Колтовская скупила паи своих сестёр. С этого момента Н. А. Колтовская наряду с матерью являлась главной наследницей заводов.

Во владении Соломирскими

29 апреля 1832 года сын Н. А. Колтовской Павел Дмитриевич Соломирский купил «участие в заводах» у матери. С течением времени бо́льшая часть наследства Турчанинова стала принадлежать ему. В годы руководства П. Д. Соломирского завод продолжал развиваться:

• в 1848 году появилась механическая мастерская;
• 2 июня 1859 года (по другим данным, в 1860 году) вошла в строй доменная печь № 1 — уникальный, сохранившийся до наших дней, памятник промышленной архитектуры и производства;

После смерти П. Д. Соломирского, его дела принял сын — Дмитрий Павлович. Дмитрий Павлович развил кипучую деятельность. При нём близ Северского завода были открыты железные и хромовые рудники: Кулигинский, Сосновский, Рябиновский, Северский, Аркадьевский и Смородинский. Их открытие положительно сказалось на деятельности завода и качестве его продукции. Борясь с конкурентами, он старался выставлять как можно больше металлоизделий: сортовое, листовое, резное, угловое, обручное и шинное железо, пудлинговые куски металла, разные сорта чугуна.

В 1891 году начала перевод завода с кричного способа производства металла на пудлингово-сварочный. Этот перевод потребовал огромного вложения средств на реконструкцию и расширение предприятия. С целью удешевления продукции в качестве топлива стали применять газ и торф. В это же время была перестроена прорезь плотины.

В 1893 году пустили в действие сначала 5-тонную, а затем 10-тонную мартеновские печи. Заработал универсальный стан для прокатки тонкого полосового, широкополосного одинарочного, сошникового железа.

Начавшийся в середине 1890-х годов продолжительный кризис перепроизводства привёл к значительному падению цен на металлургическую продукцию. В связи с этим на заводе стали практиковаться «гулёвые дни», понизилась заработная плата. Кризис усугубился вследствие русско-японской войны 1904—1905 гг.

В 1906 году Д. П. Соломирский был вынужден взять под залог округа ссуду, чтобы частично погасить долги кредиторам. Он скупил новые паи и сосредоточил в своих руках 103 пая из 126. Но конкурентоспособность округа продолжала падать. В эти же годы произошло усиление революционной борьбы, владельцу угрожали расправой и даже стреляли в него.

В этот период многие заводовладельцы уже продали свои предприятия. В конце 1908 года решился на это и П. Д. Соломирский. Он обратился в Горный департамент с просьбой разрешить продать своё хозяйство шведу А. Персону, затем Русской горнопромышленной корпорации, однако торги не состоялись.

На 1 июня 1911 года на Сысертском горном округе было более полутора миллионов рублей задолженности. Специально для покупки владений наследников А. Ф. Турчанинова и П. Д. Соломирского было создано акционерное общество «Сысертский горный округ». Старые долги округа были погашены, а прежние его владельцы ликвидировали здесь свою собственность. Заводы округа перешли в собственность русско-британского общества в Петербурге, с британской стороны связанного с компаниями «De Beers» и «Голд Филдс оф Саут Африка», основанными Сесилем Родсом.

Довоенные годы

Из-за нехватки топлива на Северском заводе в 1914 году остановлена, а в 1930-х годах разрушена доменная печь № 2. После прихода большевиков к власти дела на заводе лишь усугубились. 10 января 1920 года Металлбюро прислало В. И. Ленину телеграмму, в которой сообщалось:

… 23 ноября остановлены мартеновская печь в Северском заводе … сортовой стан … за недостатком металла … 1 января выдута доменная печь №1 ввиду изношенности шахты и горного хода печи … Постепенная остановка завода неизбежна …

За период с 1918 по 1920 годы заводом было выработано продукции (в тоннах):

Наименование	1918 год	1919 год	1920 год
Чугун	3338	3645	244
Сталь	4150	5150	1850

В 1921—1926 годах завод находился на консервации, а в ноябре 1925 года был передан в концессию английской компании Лена Голдфилдс Лимитед. В это время была вновь запущена в работу доменная печь № 1, которая проработала до 1932 года, а затем была остановлена на реконструкцию и с тех пор находится на консервации. В последние месяцы перед остановкой печь № 1 имела производительность до 60 т чугуна в сутки. В помещении разрушенной доменной печи № 2 была установлена вагранка с производительностью 3 — 4 т чугуна в час, привезённая из Сысерти.

В 1927 году концессия заказала для завода две мартеновских печи немецкой фирмы «DEMAG» производительностью 135 т стали в сутки каждая. Для этих печей в 1928—1929 годах был возведён отдельный мартеновский цех. Концессия, до расторжения договора, успела пустить в ход только печь № 1. Вторая печь заработала лишь спустя четыре года — 13 ноября 1933 года. Выпуск стали рос год от года (в тоннах):

Печь	1931 год	1933 год	1935 год	1937 год
№ 1	12914	19232	26054	48464
№ 2	—	10231	26496	47536

До расторжения договора концессия также успела построить железнодорожную колею, открывшую предприятию выход на центральную железнодорожную магистраль, расширила Штанговую электростанцию, подключила завод к кольцу Уралэнерго. Кроме того, было возведено здание листопрокатного цеха, а у чехословацкой фирмы «Витковиц-Прага» был закуплен стан производительностью 16 млн т листового железа в год. К 1930 году, когда договор о концессии был прерван, стан был смонтирован на 90 %, но его эксплуатация началась лишь в 1935 году.

Послевоенное время

1941—1945 годы — Во время Великой Отечественной войны на предприятие было эвакуировано оборудование Новомосковского жестекатального завода. В короткий срок были построены и пущены в эксплуатацию новые цехи и станы, освоен выпуск новой продукции. В годы войны на заводе были пущены в эксплуатацию две мартеновские печи. С пуском этих мощностей СМЗ многократно увеличил выпуск стали и проката, необходимых для танковых, артиллерийских, авиационных и других заводов оборонной промышленности.

В 1947 на заводе прокатан первый лист белой жести.

В 1956 Северскому металлургическому заводу присвоено имя Ф. А. Меркулова

60-е годы XX века — начинается освоение нефтегазовых месторождений Тюмени и Западной Сибири. Удобное географическое расположение, близость к транспортным магистралям и потенциальным потребителям стали основанием для коренной реконструкции Северского металлургического завода

1963 год — на Северском начался выпуск электросварных труб

1965 год — Северский металлургический завод официально переименован в Северский трубный завод.

1976 год — налажен выпуск бесшовных горячекатаных труб

1976 год — запуск трубопрокатного цеха. В честь этого события состоялся праздничный митинг, на котором выступил будущий Президент России Б. Н. Ельцин, тогда — секретарь Свердловского обкома КПСС

1986 год — за большие заслуги в развитии чёрной металлургии и обеспечение народного хозяйства трубами высокого качества Северский трубный завод награждён орденом Трудового Красного Знамени

Постсоветский период

С начала 1990-х годов завод начал внедрение в производство международных стандартов, систем обеспечения качества продукции, продолжил своё расширение. В 1993 году были введены в эксплуатацию стан 20-76 в ТЭСЦ-2 мощностью 100 тыс. тонн труб и стан 10-63,5 мощностью 32 тыс. тонн труб.

В апреле 2002 года Северский трубный завод заключил соглашение с ТМК, на основании которого ТМК оказывает заводу управленческие услуги, включающие стратегическое планирование и координацию деятельности, разработку производственной, технической, маркетинговой, сбытовой и финансово-экономической политики предприятия.

В настоящее время Северский трубный завод выпускает трубы по нескольким отечественным и международным сертификатам, включая немецкие (DIN) и американские(ASTM). Основную часть продукции составляют стальные бесшовные трубы различного диаметра из стали различных марок для нефтепроводов, нефтяных скважин, котельных, а также для применения в автомобилестроении.

Как градообразующее предприятие, Северский трубный завод обеспечивает работой более 11 тысяч полевчан (сейчас уже работает около 7 тысяч) и жителей близлежащих населённых пунктов, вносит определяющий вклад в благоустройство города, экологические программы и решение социально-бытовых проблем горожан.

Развитие

В ноябре 2008 на предприятии введена в эксплуатацию современная дуговая сталеплавильная печь (ДСП) немецкой фирмы SMS Demag.

Ввод электропечи завершает основной этап стратегической инвестиционной программы ТМК, связанный с обеспечением бесшовного производства собственным сырьём, расширением мощностей по выпуску продукции для нефтегазового комплекса и выходом на качественно новый уровень трубопрокатного и трубосварочного производства.

Установка ДСП стала заключительным шагом в создании современного сталеплавильного комплекса на СТЗ, где ранее были введены в эксплуатацию установка «печь-ковш» и машина непрерывного литья заготовки. В результате перехода от мартеновского к высокотехнологичному электросталеплавильному производству СТЗ увеличивает годовую мощность на 25 % до 1 млн т жидкой стали или 950 тыс. т высококачественной непрерывнолитой заготовки для бесшовных труб Северского и Синарского трубных заводов. Выход ДСП на проектную мощность запланирован на второй квартал 2009 года.

Реализация проекта позволит расширить сортамент выплавляемых сталей, в том числе высоколегированных и коррозионностойких. Также внедрение ДСП на СТЗ будет способствовать сокращению себестоимости конечной продукции. Снизится техногенное воздействие на окружающую среду.

В январе 2009 на СТЗ завершена эксплуатация мартеновских печей в связи с переходом к электросталеплавильному производству. С момента создания в мартеновском цехе выпущено около 40 млн т стали.

Отдых заводчан

Для отдыха заводчан на берегу Макаровского водохранилища возле села Курганово была построена база отдыха «Трубник».

Руководители завода

• с 2009 по наст. время — М. В. Зуев
• с 1997 по 2009 — А. С. Дегай
• с 1995 по 1997 — В. А. Лаптев
• с 1993 по 1995 — А. М. Меньшиков
• с 1975 по 1993 — О. В. Танцырев
• с 1971 по 1975 — А. Н. Султинских
• с 1966 по 1971 — И. М. Усачёв
• с 1961 по 1966 — И. П. Ковырялов
• с 1949 по 1961 — В. Г. Вершинин
• с 1943 по 1949 — В. П. Ревебцов

Источники

• Давыдов И. Северские трубники. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1989. — 432 с. — ISBN 5-7529-0099-9.
• Полевской край: Историко-краеведческий сборник. Вып. 1. — Екатеринбург: Уралтрейд, 1998.

Отрывок, характеризующий Северский трубный завод

– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.