Сендак, Морис

Морис Сендак
Maurice Sendak
Дата рождения:	10 июня 1928(1928-06-10)
Место рождения:	Бруклин, Нью-Йорк
Дата смерти:	8 мая 2012(2012-05-08) (83 года)
Место смерти:	Данбери, Коннектикут
Гражданство:	США
Годы творчества:	1947—2012

Мо́рис Се́ндак (англ. Maurice Sendak; 10 июня 1928, Бруклин, Нью-Йорк — 8 мая 2012, Данбери, Коннектикут) — американский детский писатель и художник-иллюстратор, мировую известность которому принесла книжка с картинками «Там, где живут чудовища» (1963).

При том, что книги Сендака переводились на многие языки, русскому читателю он оставался практически неизвестным: за исключением нескольких журнальных публикаций, в русском переводе его произведения не выходили вплоть до конца 2014 года. В СССР был издан лишь перевод одной книги на эстонский язык.

Биография

Родился в еврейской семье. Его родители, Филип (Пинхос) Сендак и Сара Шиндлер, иммигрировали из Польши (Ломжа) и России (соответственно) в 1913 году и поселились в Бруклине. Стать художником-иллюстратором решил в двенадцать лет, посмотрев мультфильм «Фантазия». Первый сборник сказок выпустил в 1951 году, а в 1963 году издал самую популярную свою книгу «Там, где живут чудовища», переизданную в десятках стран.

Иллюстрировал серию книг для детей «Медвежонок» (Little Bear) (автор Else Holmelund Minarik) издательства HarperCollins, в 1995 году на основе его иллюстраций в Канаде снят мультсериал Maurice Sendak' s Little Bear (39 серий).

В 1999 году вместе с писателем и режиссёром Артуром Йоринксом участвовал в создании спектакля танцевальной компании «Пилоболус» «Отбор» (A Selection), посвящённого теме холокоста. В 2003 году сыграл эпизодическую роль пожилого раввина в сериале «Ангелы в Америке», снятом по сценарию его друга, писателя Тони Кушнера. В том же году издал с собственными иллюстрациями переведённую с идиша книгу своего отца, Филипа Сендака, «В доме у деда» (In Grandpa’s House).

В 2009 году состоялась премьера фильма по сказке Сендака «Там, где живут чудовища».

Семейная жизнь

Сендак был геем, хотя никогда не афишировал этого. Его признание было опубликовано лишь в статье 2008 года, опубликованной в The New York Times. Это произошло уже после смерти партнёра Сендака, психоаналитика Юджина Глинна, который умер в мае 2007 года от рака лёгких. Их отношения длились 50 лет. Родители писателя не знали о его ориентации. Говорить о ней публично в расцвете своей карьеры он также не хотел, поскольку понимал, что подобное признание может сильно повредить его популярности как детского автора.

Книги

Сендак проиллюстрировал десятки книг разных авторов.

К его собственным книгам, в которых он является и автором текста, и иллюстратором, относятся:

• Kenny’s Window (1956)
• Very Far Away (1957)
• The Sign on Rosie’s Door (1960)
• The Nutshell Library (1962)
  • Alligators All Around (An Alphabet)
  • Chicken Soup with Rice (A Book of Months)
  • One Was Johnny (A Counting Book)
  • Pierre (A Cautionary Tale)
• Where the Wild Things Are (1963)
• Higglety Pigglety Pop! or There Must Be More to Life (1967) ISBN 0-06-028479-X
• In the Night Kitchen (1970)
• Ten Little Rabbits: A Counting Book with Mino the Magician (1970)
• Some Swell Pup or Are You Sure You Want a Dog? (совместно с Мэтью Марголисом) (1976)
• Seven Little Monsters (1977)
• Fantasy Sketches (1981)
• Outside Over There (1981)
• Caldecott and Co: Notes on Books and Pictures (сборник эссе о детской литературе) (1988)
• We Are All in the Dumps with Jack and Guy (1993)
• Maurice Sendak’s Christmas Mystery (1995) (книжка с приложением паззла)
• Mommy? (книжка-панорама) (2006) ISBN 0-439-88050-5
• Bumble-Ardy (2011) ISBN 0-06-205198-9, ISBN 978-0-06-205198-1

Награды

• 1964 — Медаль Калдекотта за книгу Where the Wild Things Are
• 1970 — Премия имени Х. К. Андерсена за иллюстрирование детских книг
• 1982 — National Book Award for Young People's Literature в номинации «книжка с картинками» за книгу Outside Over There
• 1983 — Laura Ingalls Wilder Medal
• 1996 — National Medal of Arts
• 2003 — Премия памяти Астрид Линдгрен (совместно с Кристине Нёстлингер)

Память

• В честь Сендака названа школа в Северном Голливуде (Калифорния).

Ссылки

• [lingvarium.org/maisak/trans/Sendak_VK-1988.htm Морис Сендак в журнале «Весёлые картинки» (1988 год)]
• [booknik.ru/context/?id=30055 Морис Сендак: В жизни должно быть что-то большее]
• Вальтер Шерф. Морис Сендак // «Детская литература». 1972. № 8. — С. 71—75. ([lingvarium.org/maisak/trans/Scherf_1972.pdf pdf])
• [www.libfl.ru/about/dept/children_centre/prizes/display.php?file=sendak.html Ольга Мяэотс. МОРИС СЕНДАК (MAURICE SENDAK)]
• [setilab.ru/modules/article/view.article.php/c24/215/p3 Новая история оловянных солдатиков (Морис Сендак)]
• [82.146.59.108/literature/plots/?more=1&id=2332 Морис Сендак на сайте Philatelia.ru]

Отрывок, характеризующий Сендак, Морис

– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.