Скворец и Лира

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Скворец и Лира
Режиссёр

Григорий Александров

Автор
сценария

Григорий Александров
Александр Лапшин

В главных
ролях

Любовь Орлова
Пётр Вельяминов

Оператор

Николай Олоновский

Композитор

Оскар Фельцман

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

142 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1974

IMDb

ID 0195306

К:Фильмы 1974 года

«Скворец и Лира» — советский художественный фильм, снятый режиссёром Григорием Александровым на киностудии «Мосфильм» при участии студий «Barrandov Studios» (ЧССР) и «Deutsche Film AG» (ГДР) в 1974 году.





История создания

Фильм не вышел на экраны страны. А. В. Романов в своей книге говорит о том, что фильм просто не был закончен, его не успели снять по причине смертельной болезни Любови Петровны Орловой. Однако в 1996 году картина демонстрировалась по телевидению в совершенно законченном виде. М. А. Кушниров в своей биографической книге «Светлый путь, или Чарли и Спенсер» приводит несколько версий запрета фильма. По его мнению, две наиболее вероятных из них: фильм запретил КГБ или фильм запретила сама Орлова.

Лишь спустя более тридцати лет стала известна истинная причина запрета этого фильма.

Фильм должен был выйти на широкий экран после просмотра в ЦК КПСС весной 1974 года. Однако именно в это время разразился «шпионский скандал» в личном окружении канцлера ФРГ Вилли Брандта.

Во время Второй мировой войны Вилли Брандт, сражавшийся на стороне антигитлеровской коалиции, прятался от гестапо в доме врача, который был отцом Гюнтера Гийома. В 1955 году Гийом-старший обратился «по старой дружбе» к Вилли Брандту, тогда правящему бургомистру Западного Берлина, и попросил помочь сыну бежать на Запад. Вилли согласился, и в 1956 году Гюнтер Гийом прибыл в ФРГ как политический эмигрант. Никто не догадывался, что он прошёл курс разведподготовки в КГБ, имел офицерский чин в армии ГДР и был агентом Штази.

Брандт устроил Гюнтера Гийома в аппарат Социал-демократической партии Германии, и он поднимался по служебной лестнице вместе со своим шефом. На сентябрьских выборах 1969 года социал-демократы завоевали в бундестаге большинство, и в октябре Брандт был избран канцлером, а Гийом стал его личным секретарём. Занимая эту должность, он получил доступ к секретным планам и документам администрации Брандта, а также к материалам НАТО.

В апреле 1974 года Гюнтера Гийома арестовали по подозрению в шпионаже. Во время ареста Гийом поверг в шок западногерманских службистов, заявив: «Я офицер национальной Народной армии ГДР и сотрудник министерства государственной безопасности. Прошу уважать меня как офицера». Это вылилось в международный политический скандал, который буквально смёл Вилли Брандта с поста канцлера в мае 1974 года.

Сюжет фильма «Скворец и Лира» даже не намекал, а откровенно демонстрировал, что КГБ применяет именно такие методы работы: использование родственных и дружеских связей для внедрения своих агентов в западноевропейскую, и даже точнее — западногерманскую правящую элиту.

Сюжет

Первая серия: Операция «Страсбург». Семейная чета советских нелегалов-разведчиков входит в ближайшее окружение генерала фон Лебена в оккупированном фашистами Страсбурге. Генерал является одним из участников заговора, направленного против Гитлера. Сотрудники службы безопасности, в память о старых боевых заслугах генерала, предлагают ему во время ареста покончить жизнь самоубийством.

Грековы, пользуясь попавшим им в руки неким условным предметом-паролем, выходят на связь с группой крупных немецких промышленников, заинтересованных в быстрейшем окончании военных действий и взаимовыгодном сотрудничестве с американской администрацией.

Вторая серия: Операция «Совет Богов». После окончания войны Курт Эгерт, он же агент «Скворец», некоторое время находится в лагере для военнопленных, но с помощью своих новых американских друзей легко обретает свободу и становится преуспевающим коммерсантом.

Из Москвы, после пластической операции, с новой легендой прибывает «Лира». Она выдаёт себя за племянницу баронессы Амалии фон Шровенхаузен. После помолвки и свадьбы с Эгертом у них появилась возможность быть приглашёнными во влиятельную международную тайную организацию «Совет Богов», объединившую производителей оружия, продажных политиков и наиболее одиозных военных.

В ролях

В эпизодах:

Съёмочная группа

  • Авторы сценария: Григорий Александров, Александр Лапшин, Николай Пекельник
  • Режиссёр-постановщик: Григорий Александров
  • Оператор-постановщик: Николай Олоновский
  • Композитор: Оскар Фельцман
  • Текст песен: Роберт Рождественский
  • Художник-постановщик: Стален Волков
  • Режиссёр: Михаил Туманишвили
  • Оператор: В. Сазонов
  • Звукооператор: Леонид Булгаков
  • Дирижёр: Александр Петухов
  • Художник-декоратор: В. Семёнов
  • Художник по костюмам: Э. Мутушева
  • Художник-гримёр: Л. Баскакова
  • Монтажёр: Э. Тобак
  • Редактор: Л. Нохорошев
  • Музыкальный редактор: Раиса Лукина
  • Оператор комбинированных съёмок: Герман Шимкович
  • Художник комбинированных съёмок: А. Клименко
  • Мастер по свету: В. Скоробогатов
  • Ассистент режиссёра: С. Вишневская
  • Ассистенты оператора: Ю. Володин, В. Никифоров
  • Ассистент художника: Л. Маневич
  • Ассистент звукооператора: В. Мазуров
  • Художник-фотограф: П. Колесников
  • Консультант: Н. Горшков
  • Директор: Владимир Цейтлин

Технические данные

  • Широкий экран
  • Цветной
  • 3887 метров
  • 142 минуты

Интересные факты

Научным консультантом фильма был Семён Кузьмич Цвигун, Первый зам. председателя КГБ СССР, курировавший 3-е (военная контрразведка) и 5-е (борьба с идеологической диверсией) Главные управления КГБ, личный друг и протеже Леонида Брежнева. С. К. Цвигун был человеком, нечуждым творчеству и киноискусству. Под псевдонимом «Днепров» он написал книгу «Мы вернёмся» о деятельности советских спецслужб, по которой были поставлены фильмы: «Фронт без флангов», «Фронт в тылу врага», «Фронт за линией фронта».

Любовь Орлова снималась в фильме в возрасте семидесяти одного года, она не соответствует внешнему облику молодой героини, несмотря на все усилия съёмочной группы. Острословы назвали фильм «Склероз и липа», а также «Склероз и климакс».

Имеет место довольно сильная хронологическая неувязка — по сценарию, действие второй серии происходит в 1949—1950 году, но в кадре появляется масса артефактов 1970-х годов — начиная от автомобилей (в частности, героиня Орловой ездит на Mercedes-Benz W115, выпуск которого был начат в 1967), и заканчивая музыкой.

В кинофильме многие эпизоды сняты вне Советского Союза. По дороговизне, масштабности и реалистичности декораций фильм не имеет себе равных среди советских кинофильмов, снятых в 70-е годы.

Существуют разные версии причин запрета картины. «Говорили, что фильм оказался столь дурного качества, что даже видавшее виды начальство развело руками. И, естественно, закрыло картину, дабы не компрометировать важную, государственного значения тему, а заодно и Александрова с Орловой, репутацией которых оно весьма дорожило. Говорилось, помнится, и про то, что фильм не соответствовал изменившимся политическим реалиям… сверху фильм никто не запрещал. Студия вообще не представила его нам (в Госкино). Мы его не обсуждали. А закрыла картину сама Люба (Орлова). Она увидела себя на экране и очень себе не понравилась. И расстроилась, потому что выглядела не такой, какой хотела… После смерти Любы снова встал вопрос о выпуске картины, однако Александров отказался: не надо, мол, нарушать её волю… Фильм запретили органы. Именно они, и никто другой… что-то там комитет категорически не устроило. Сама по себе картина никакими достоинствами не отличалась. Всё там было шито белыми нитками, всё ненатурально». (М. Кушниров, Л. Шпагин «Двадцать лет спустя» // Искусство кино, № 8, 1993)

Острота по поводу названия фильма — «Склероз и климакс» — принадлежит Фаине Раневской.

Напишите отзыв о статье "Скворец и Лира"

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=6006 «Скворец и Лира»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Скворец и Лира

В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».