Орлова, Любовь Петровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Любовь Орлова
Имя при рождении:

Любовь Петровна Орлова

Профессия:

актриса, певица, танцовщица

Направление:

социалистический реализм, романс

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Любо́вь Петро́вна Орло́ва (29 января [11 февраля190226 января 1975) — советская актриса театра и кино, певица, танцовщица. Лауреат двух Сталинских премий первой степени (1941, 1950). Народная артистка СССР (1950)[1].





Биография

Любовь Орлова родилась 29 января (11 февраля) 1902 года в подмосковном Звенигороде (ныне Московская область) в дворянской семье. Её отец Пётр Фёдорович Орлов (1867—1938), потомственный дворянин, служил в военном ведомстве и имел высокие царские награды. Мать Евгения Николаевна Сухотина (1878—1945) (отец Сухотин, Николай Николаевич, начальник Николаевской Академии Генерального штаба, член Государственного совета, генерал от кавалерии)[2], происходила из старинного дворянского рода, состоящего в родстве с семейством графа Л. Н. Толстого. В доме Орловых хранилась книга «Кавказский пленник», подписанная лично писателем и подаренная маленькой Любови Орловой как родственницеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2800 дней].

Родители хотели, чтобы дочь научилась актёрскому мастерству, так как Любовь была талантливой девочкой с самого рождения. В домашнем спектакле Любови Орловой досталась роль репки. В гостях у семьи Орловых часто бывал Фёдор Шаляпин, когда он увидел домашний спектакль с участием Орловой, он подошёл к Любови и сказал, что её ожидает грандиозная актёрская слава в будущем, и посоветовал родителям актрисы записать свою дочь в театральную студию. Но родители, признавая её музыкальный талант, не только и не столько не хотели, чтобы знатная дворянка стала актрисой, но и не верили в её будущее на сцене из-за того, что она была инвалидом с детства - человеком с ограниченными возможностями здоровья из-за Болезни Меньера, и мечтали только, чтобы дочь стала профессиональной пианисткой, и, когда ей исполнилось семь лет, отдали её в музыкальную школу.

В 19191922 годах Любовь Орлова училась в Московской консерватории по классу фортепиано. Из-за трудного материального положения и, возможно, также проявившейся формы болезни Меньера с поражением слуха, учёба в консерватории не была окончена. С 1922 года по 1925 год учится на хореографическом отделении Московского театрального техникума имени А. В. Луначарского (ныне ГИТИС), параллельно берёт уроки актёрского мастерства у педагога Е. С. Телешовой, режиссёра Художественного театра. С 1920 года по 1926 год работает преподавателем музыки и тапёром (музыкальное сопровождение немых кинофильмов) в кинотеатрах Москвы: «Унион» (позднее — кинотеатр Повторного фильма), «Арс», «Великий Немой», «Орфеум» и выступает концертными номерами перед киносеансами в кинотеатре «Арс».

В 1926 году вышла замуж за Андрея Каспаровича Берзина, заместителя начальника Административно-финансового управлении Народного комиссариата земледелия (Наркомзема). На этом посту Андрей Каспарович занимался организацией и руководством финансирования всей системы землеустройства. Так же на него было возложено руководство работой Наркомзема по производственному кредитованию сельского хозяйства через систему кредитов. Будучи крайне занятыми, супруги проводили мало времени вместе, хотя Берзин содержал её и всех родственников Орловой.

С 1926 года по 1933 год — хористка, затем актриса Музыкального театра (первоначально — Музыкальной студии при МХАТе) под руководством В. И. Немировича-Данченко.

После окончания Московского театрального техникума в 1926 году, была принята хористкой в Музыкальную студию при МХАТе имени В. И. Немировича-Данченко (ныне Московский академический музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко).

В 1930 году Берзин был арестован по делу Трудовой крестьянской партии. В 1931 году был сослан в Казахстан, где он работал экономистом-плановиком в «Союзпромкорме». В 1938 году повторно арестован и заключён в ГУЛАГ. В ссылке Андрей Каспарович пробыл до окончания войны, после чего вернулся в Москву. Умер в 1951 году от рака, в Латвии, где он жил у родственников.[3] О судьбе Берзина после его ареста Орлова ничего не знала, и, уже будучи женой Григория Александрова, просила Сталина узнать о судьбе своего бывшего мужа и помочь ему. Как артистка хора и кордебалета, Орлова была занята, в основном, в эпизодических ролях. Однако даже в этих ролях музыкальный и драматический талант её многим бросался в глаза. Но она, будучи вполне обеспеченной, не мешала другим делать карьеру. Только после того, как материальное положение её катастрофически ухудшилось из-за ареста мужа, она стала искать возможность строить свою карьеру. В 1932 году роль Периколы в одноимённой оперетте Жака Оффенбаха вывела Орлову из состава хора и сделала солисткой.

В 1933 году состоялась судьбоносная встреча Любови Орловой с молодым начинающим режиссёром Григорием Васильевичем Александровым, которая сыграла решающую роль в её дальнейшей судьбе. Она стала его женой, он снял её в своих фильмах.

В один из весенних дней 1933 года художник Пётр Вильямс посоветовал Александрову сходить в музыкальный театр при МХАТе, где в спектакле «Перикола» блистала 31-летняя Любовь Орлова. Режиссёр последовал этому совету, пришёл на спектакль и сразу же был пленён не только талантом актрисы, но и её внешностью. В тот же день он познакомился с Любовью. Сомнений в том, кто будет играть роль Анюты в его новом фильме, у Александрова после этого не осталось. Но он заставил её делать пластические операции, чтобы лицом и фигурой она была ещё больше похожа на Марлен Дитрих. [4][5]

Становление и стремительный подъём советского кинематографа в 1930-х годах немыслим без участия Любови Орловой. Во многом благодаря высокому артистическому мастерству, чрезвычайно выигрышной внешности Орловой, кинематограф стал популярнейшим видом искусства в СССР, уже в 1930-е годы серьёзно потеснившим театр по количеству зрителей и кассовым сборам. Типаж Орловой — человек нового времени, энергичный, оптимистический, обаятельный, весело и настойчиво шагающий в светлое настоящее и будущее.

В то же время, как отмечал известный театровед и критик Виталий Вульф, «…Александров слепил её именно по образцу Марлен Дитрих. Скажем, в «Веселых ребятах» у неё был знаменитый цилиндр — и только в конце 1960-х годов стало ясно, что это тот самый цилиндр, в каком выступала Марлен Дитрих в „Голубом ангеле“. В «Цирке» Орлова снимает свой чёрный парик и остается блондинкой — у неё половина головы чёрная, а половина платиновая, — это тоже кадр из фильма Марлен. Но советский зритель не знал, кто такая Марлен Дитрих. Очень узкий круг людей, в том числе людей искусства, видели западные фильмы, когда их для избранных показывали в Управлении кинематографии в Гнездниковском переулке.»

Актриса профессионально пела (лирико-колоратурное сопрано), играла на фортепиано, танцевала, исполняла акробатические трюки. Роли Орловой в фильмах «Веселые ребята», «Цирк», «Волга, Волга», «Весна» до сих пор пользуются всенародной любовью.

Орлова тщательно заботилась о своей внешности, следила за модой, использовала все доступные медицинские средства продления молодости кожи и тела. Орлова на протяжении многих лет была примадонной советского киноэкрана, отличаясь изысканной аристократической внешностью и ухоженностьюК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3710 дней].

В 1934—1945 годах — актриса на киностудии «Мосфильм». В 1945—1949 годах — актриса Государственной студии киноактера, параллельно певица «Гастрольбюро». Во время Великой Отечественной войны Орлова выступала с концертами перед советскими солдатами практически на всех фронтах: под Минском и Киевом, Орлом и Белгородом, Харьковом и Курском.[5] В 1949—1955 годах — актриса Театра-студии киноактера (ныне Государственный театр киноактёра).

С 1955 года — актриса Академического театра имени Моссовета. Член Союза кинематографистов СССР. В 1974 году снят последний фильм с участием Орловой «Скворец и Лира», который не вышел на экраны.

Любовь Петровна Орлова скончалась 26 января 1975 года от рака поджелудочной железы. Похоронена на Новодевичьем кладбище (участок № 3)[6].

В 2014 году адвокат Александр Добровинский купил дачу во Внуково, ранее принадлежавшую Любови Орловой и Григорию Александрову, а также личный архив актрисы и режиссёра[7].

Творчество

Роли в кино

Роли в театре

Награды и премии

Личная жизнь

С 1926 года по 1930 год — брак с Андреем Гаспаровичем Берзиным (18931951), заместителем начальника административно-финансового управления Наркомата земледелия. В 1930 году Берзин был арестован по делу Трудовой крестьянской партии и в 1931 году был сослан в Казахстан, где он работал экономистом-плановиком в «Союзпромкорме».

С 1932 года по 1933 год — гражданский брак с Францем, австрийским импресарио.

С 1933 года по 1975 год — брак с кинорежиссёром Григорием Васильевичем Александровым (19031983).

Детей не было.

Память

  • В Звенигороде, на родине артистки открыт Культурный центр имени Любови Орловой[10].
  • На доме, где в 19661975 годы жила Любовь Орлова (Большая Бронная улица, дом 29), установлена мемориальная доска.
  • В 1976 году на верфи в Югославии было спущено на воду круизное судно, названное «Любовь Орлова».
  • В её честь в 1985 году назван кратер Орлова на Венере.
  • В 1989 году композитор и певец Игорь Николаев написал и исполнил песню «Бенгальские огни» (другое название — «Любовь Орлова»). Эту песню он посвятил памяти Любови Орловой. Авторы слов — Игорь Николаев и Игорь Кохановский.
  • В 2001 году в честь Л. Орловой была выпущена почтовая марка России.
  • 10 сентября 2016 года в Звенигороде, на родине актрисы был торжественно открыт первый памятник (не считая мемориальных досок и надгробия) народной артистке СССР Любови Орловой. Проект памятника был определен народным голосованием из трех предложенных вариантов, а создан памятник был на народные средства звенигородцев, собранные благотворительным Фондом "Наша Любовь". Открытие памятника состоялось в Год российского кино.
Памятная монета Банка России, посвящённая 100-летию со дня рождения Л. П. Орловой. 2 рубля, серебро, 2002 год Почтовая марка России,
2001 год
Памятник
на Новодевичьем кладбище

Фильмы и телепередачи об Орловой

Напишите отзыв о статье "Орлова, Любовь Петровна"

Литература

  • Иван Фролов. «Любовь Орлова». — М.: Панорама, 1997. — 272 с. — ISBN 5-85220-535-4.
  • Дмитрий Щеглов. «Любовь и маска». — М.: Олимп, Русич, 1998. — ISBN 5-7390-0512-4.
  • Юрий Сааков. «Любовь Орлова». — М.: Алгоритм, 2002. — 56 с. — ISBN 5-9265-0053-2.
  • Александр Xoрт. «Любовь Орлова». — М.: Молодая гвардия, 2007. — 400 с. — ISBN 978-5-235-03020-6.
  • Юрий Сааков. «Неизвестная Орлова». — М.: Майор, 2011. — 288 с. — ISBN 978-5-699-53554-5.
  • Николай Надеждин. «Григорий Александров и Любовь Орлова:«Любовь на двоих». — М.: Алгоритм; Эксмо, 2010. — ISBN 978-5-98551-101-7.
  • Нонна Голикова. «Любовь Орлова». — М.: Молодая гвардия, 2014. — 240 с. — ISBN 978-5-235-03745-8.
  • Марк Кушниров. «Любовь Орловой и Александрова. Жизнь как кино». — М.: Эксмо, 2015. — 384 с. — ISBN 978-5-699-79331-0.

Примечания

  1. Театральная энциклопедия. / Гл. ред. П. А. Марков. Т. 4. — М.: Советская энциклопедия, Нежин — Сярев, 1965, 1152 стб. с илл., 6 л. илл.
  2. orlovamegastar.ru/suchotina-1.html Евгения Николаевна Сухотина и Петр Федорович Орлов. Интересные факты генеалогии и биографии.
  3. [www.rudata.ru/wiki/%D0%91%D0%B5%D1%80%D0%B7%D0%B8%D0%BD,_%D0%90%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9_%D0%93%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Берзин А. Г. Энциклопедия кино.]
  4. [www.m24.ru/videos/95353 Раскрывая тайны. Любовь Орлова. Москва.]
  5. 1 2 [www.kp.ru/daily/23591.3/45242/ Анна Велигжанина. Любовь Орлову пытались отравить... шипами роз. //Комсомольская правда 5 октября 2005 года]
  6. [devichka.ru/nekropol/view/item/id/113/catid/1 Могила Л. П. Орловой на Новодевичьем кладбище]
  7. [www.aif.ru/culture/person/1159882 Отказ Сталину, странный брак и миллионные сбережения. Тайны Любови Орловой | Персона | Культура | Аргументы и Факты]
  8. [www.stanmus.ru/about/history/chronicle/19261941.html МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР ИМЕНИ Вл. И.НЕМИРОВИЧА-ДАНЧЕНКО]
  9. [www.rudata.ru/wiki/Орлова%2C_Любовь_Петровна_(Хронология) Орлова, Любовь Петровна (Хронология) — RuData.ru]
  10. [www.orlova-center.ru/ Культурный Центр им. Любови Орловой]

Ссылки

  • Любовь Орлова (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [orlovamegastar.narod.ru Любовь Орлова — мегазвезда советского Голливуда]
  • [orlovamuseum.narod.ru Любовь Орлова: сайт-музей]
  • [www.nashfilm.ru/kinostars/561.html Любовь Орлова] на сайте [www.nashfilm.ru/ Наш Фильм]
  • В. А. Разумный [razumny.ru/alexandrov2.htm Воспоминания современника о Л. П. Орловой]
  • [www.peoples.ru/art/cinema/actor/orlova/history4.html Автор: Юрий Белкин, сайт «Наше кино»]
  • [www.russian-records.com/search.php?search_keywords=%CB%FE%E1%EE%E2%FC%20and%20%CE%F0%EB%EE%E2%E0&l=russian Грамзаписи Л. П. Орловой] на сайте [www.russian-records.com?l=russian/ Энциклопедия российской грамзаписи Russian-Records.com]
  • [stihi.ru/2011/05/07/6495 Л. П. Орловой посвящается]

Отрывок, характеризующий Орлова, Любовь Петровна

– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?