Собор Святого Давида

Достопримечательность
Собор Святого Давида Eglwys Gadeiriol Tyddewi
Страна	Уэльс
Город	Сент-Дейвидс
Конфессия	Церковь в Уэльсе (англиканство)
Епархия	Сент-Дейвидс
Тип здания	Собор (храм)|Собор
Дата основания	1181
Статус	действующий храм
Сайт	[www.stdavidscathedral.org.uk/ Официальный сайт]

Собор Святого Давида (валл. Eglwys Gadeiriol Tyddewi, англ. St David's Cathedral) — средневековый храм в городе Сент-Дейвидс, Уэльс, в настоящее время выполняющий функции кафедрального собора епархии Сент-Дейвидс Церкви в Уэльсе. Строительство современного здания собора было начато в 1181 году. Собор посвящён национальному покровителю Уэльса — Святому Давиду.

История собора

История утверждения христианства в данной местности традиционно связывается с деятельностью Давида Валлийского, который в VI веке основал здесь монастырскую общину, которая вскоре стала центром епархии. С 645 по 1097 годы окрестности Сент-Дейвидса подвергались многократным нападениям, в том числе викингов, в частности в 999 году от рук последних погиб епископ Морегенай, а в 1080 году — епископ Авраам. Несмотря на это Сент-Дейвидс был весьма значимым религиозным и культурным центром. Так английский король Альфред использовал научный потенциал общины для восстановления интеллектуальной жизни Уэссекса.

В 1081 году Вильгельм Завоеватель использовал паломничество в Сент-Дейвидс в качестве формального повода для своего похода по южному Уэльсу. С этого времени город и епископский престол становятся одними из важных направлений влияния англонормандской монархии в регионе. Возможно под этим влиянием или в противодействии ему в 1090 году Ригивархом было написано «Житие Давида», установившее основные положения культа главного валлийского святого. В частности, в этом житии декларируется установление архиепископского статуса Давида над всем Уэльсом.

В 1115 году в епископы Сент-Дейвидса был поставлен первый нормандский священник — епископ Бернард. Он получил от Каликста II папские привилегии, согласно которым два паломничества в Сент-Дейвидс приравнивались к паломничеству в Рим, а три — в Иерусалим. В 1131 году Бернард освятил новое здание собора, строительство которого он начал, заняв кафедру.

В 1181 году было начато строительство современного здания собора, основные проблемы его конструкции проявились в разрушении основной башни в 1220 году и значительных повреждениях после землетрясений 1247—1268 годов. К середине XIV века относятся усовершенствования, произведённые епископом Генри Гоуэром. Он, в частности, добавил в собор крестную перегородку, а также возвёл епископский дворец, соединив его с собором крытой аркадой. Епископ Гоуэр, кроме того, огородил территорию храма каменной стеной с четырьмя воротами, из которых до наших дней сохранились только «Башенные ворота» (валл. Porth y Twr). В начале XVI века Епископ Эдуард Воган возвёл Часовню Святой Троицы, которая отличается характерным ребристым сводом. В 1530—1540 годах производились значительные работы в нефе собора, которому полностью заменили крышу.

Первый англиканский епископ Уильям Барлоу в борьбе с «идолопоклонничеством» снял с усыпальницы Святого Давида все украшения из драгоценных камней, изъял все реликвии собора, и даже предпринял безуспешную попытку перенести кафедру в Кармартен. В 1550 году его наследник епископ Фаррер сжёг оставшиеся католические книги и регалии старого обряда. Тем не менее, сам собор весьма незначительно пострадал в период Реформации. Гораздо более серьёзный ущерб был причинен храму во время гражданской войны в 1648 году, когда парламентские войска разобрали крышу собора, чтобы снять с неё свинец, переплавили колокола, орган и медные украшения усыпальниц, разбили все витражи. Восточная часть нефа пребывала в разрушенном состоянии и без крыши на протяжении следующих двух столетий. С конца XIX по начало XX века в соборе проходили масштабные восстановительные работы. В частности, современный вид западный фасад собора приобрел с 1862 по 1878 годы под руководством Джорджа Гилберта Скотта.

В 1920 году, с образованием Церкви в Уэльсе и отделением её от Церкви Англии, Сент-Дейвидс сохранил свой статус центра епархии, однако последняя стала существенно меньше по площади после выделения её восточной части в диоцез Суонси и Брекона в 1923 году.

В 2001 году Башенные ворота были реконструированы, и в них был организован небольшой музей с экспозицией, посвящённой истории епархии Святого Давида.

Ссылки

• [www.stdavidscathedral.org.uk/ Официальный сайт собора Святого Давида]  (англ.)
• [www.sacred-destinations.com/wales/st-davids-cathedral Собор Святого Давида на сайте Sacred Destinations.com]  (англ.)
• [www.npor.org.uk/cgi-bin/Rsearch.cgi?Fn=Rsearch&rec_index=R00087 Орга́ны собора Святого Давида]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Собор Святого Давида

Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.