Сунь Цэ
| Сунь Цэ (孫策) | |
[[Файл: |170px]] Изображение Сунь Цэ в цинском издании «Троецарствия» | |
| Царство У | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Преемник: |
Сунь Цюань |
| Варианты имени | |
| Второе имя: |
Бофу (伯符, Bófú) |
| Посмертное имя: |
Чанша Хуань-ван |
| Другие имена: |
Сяо Баван (小霸王) |
Сунь Цэ (кит. трад. 孫策, упр. 孙策, пиньинь: Sūn Cè, 175—200[1]) — полководец конца эпохи империи Хань, первый сын Сунь Цзяня и основатель царства У, отвоевавший у Юань Шу земли принадлежавшие семейству Сунь.
Биография
В 189 году скончался император Лин-ди. Год спустя власть в империи Хань узурпировал Дун Чжо, усадив на трон марионеточного императора Сянь-ди. Ряд провинциальных губернаторов и военачальников сформировали коалицию против Дун Чжо, которую возглавил Юань Шао. Сунь Цзянь присоединился к младшему брату Юань Шао — Юань Шу. В 191 году Юань Шу отправил Сунь Цзяня атаковать Лю Бяо в области Цзинчжоу (территория современных провинций Хубэй и Хунань). Сунь Цзянь разгромил войска, которыми командовал подчинённый Лю Бяо — Хуан Цзу, и преследовал их до Сянъяна, однако попал в засаду и был убит стрелой.
Сунь Цэ привёз тело отца в Цюйа для похорон, а затем отправился в Даньян, где губернатором был его дядя У Цзин. Там он попытался собрать собственное войско, но смог набрать лишь несколько сот человек, поэтому в 194 году отправился к Юань Шу. Юань Шу полюбил Сунь Цэ как сына, и доверил ему войска, которыми прежде командовал Сунь Цзянь.
Сначала Юань Шу обещал сделать Сунь Цэ губернатором Цзюцзяна, но потом отдал этот пост Чэнь Цзи. Затем он отправил Сунь Цэ атаковать уезд Луцзян, обещая в случае успеха сделать его правителем этого уезда, однако вновь нарушил своё слово. Разочарованный Сунь Цэ начал подумывать об уходе.
Тем временем Лю Яо, являвшийся в соответствии с императорским указом губернатором провинции Янчжоу (занимала юг современных провинций Цзянсу и Аньхой, а также территории современных провинций Цзянси, Чжэцзян и Фуцзянь) оккупировал Цюйа и вынудил У Цзина отступить на запад в Луян. Юань Шу заявил, что истинным губернатором Янчжоу является он, и отправил против Лю Яо У Цзина и Сунь Бэня (старшего двоюродного брата Сунь Цэ). После того, как они в течение года не могли прорвать оборону противника, Сунь Цэ потребовал поставить его во главе войска.
Хотя Юань Шу знал, что Сунь Цэ намерен оставить его, он полагал, что тот не справится с Лю Яо, и отправил молодого генерала с тысячью плохой пехоты и слабой кавалерией. Взяв ещё несколько сот добровольцев, Сунь Цэ отправился в Лиян, где довёл численность своего войска до пяти тысяч. Затем он в 195 году форсировал Янцзы и оккупировал стратегическую позицию в Нючжу. На помощь Лю Яо отправились два его союзника с севера — Цзэ Жун и Сюэ Ли. Сунь Цэ отбросил их, и начал наступать на Цюйа. После того, как окружающие земли были заняты войсками Сунь Цэ, Лю Яо оставил город и бежал на юг, где позднее скончался. В войсках Сунь Цэ соблюдалась строгая дисциплина, и он сумел завоевать поддержку местных жителей. Захватив Куайцзи на южном берегу Ханчжоуского залива, он сделал его своей базой, и покорил весь регион к югу от Янцзы.
В 197 году Юань Шу провозгласил себя императором. Сунь Цэ осудил этот шаг и порвал с Юань Шу. Пытаясь завоевать поддержку Сунь Цэ, Цао Цао дал ему титул «Уского хоу» (吳侯).
В 199 году Юань Шу умер от болезни. Его двоюродный брат Юань Ин, опасаясь Цао Цао, оставил Шоучэн, и отправился с остатками войск Юань Шу и гробом с его телом к Лю Сюню. Сунь Цэ в это время находился в походе против Хуан Цзу — убийцы Сунь Цзяня. Услышав о смерти Юань Шу, он вернулся, и захватил плохо защищённый Шоучэн, взяв к себе 30 тысяч бывших войск Юань Шу. Узнав об этом, Лю Сюнь отправился на запад, прося Хуан Цзу о помощи. Сунь Цэ ринулся за ним, и разгромил сначала Лю Сюня, а затем и Хуан Цзу.
Цао Цао, занятый борьбой с Юань Шао на севере, не мог бороться ещё и с победоносным покорителем юга, и потому в 199 году попытался укрепить альянс с Сунь Цэ с помощью родственных браков: он выдал дочь своего родственника Цао Жэня за младшего брата Сунь Цэ — Сунь Куана. В свою очередь Сунь Цэ согласился на свадьбу дочери Сунь Бэня с сыном Цао Цао — Цао Чжаном.
По слухам в 200, пока Цао Цао бился при Гуаньду с Юань Шао, Сунь Цэ готовил нападение на Сюйчан, столицу владений Цао Цао, но был убит до того, как смог осуществить свой план. Младший брат Сунь Цэ, Сунь Цюань, взойдя на престол китайского царства У, даровал Сунь Цэ посмертный титул Чаншаского Хуань-вана. У Сунь Цэ был сын Сунь Шао и 3 дочери.
Характеристики
Чэнь Шоу в «Сань-го чжи» («Записи о Трёх царствах») охарактеризовал Сунь Цэ как человека красивого и весёлого. Сунь Цэ также был великодушным и объективным — людей себе он набирал по способностям.
Сюй Гунь в письме на имя императора Сянь сравнил Сунь Цэ с воином Сян Юем, разгромившим циньскую династию. В результате в массовой культуре Сунь Цэ называют также «маленький богатырь» (кит. трад. 小霸王, пиньинь: Xiǎo Bàwáng)[2].
Образ в искусстве
Сунь Цэ выведен Ло Гуаньчжуном в романе «Троецарствие».
Персонаж аниме "Ikki Tousen" Сонсаку Хакуфу является реинкарнацией Сунь Цэ.
Напишите отзыв о статье "Сунь Цэ"
Примечания
- ↑ Rafe de Crespigny. «A biographical dictionary of Later Han to the Three Kingdoms (23-220 AD)». — Brill, 2007. — P. 764. — ISBN 978-90-04-15605-0., согласно формулировкам хроники «Сань-го чжи», упоминающей, что Сунь Цэ умер в 26 лет (по традиционному восточноазиатскому счёту возраста, считающему для новорожденного возраст 1 год) на 5 году периода Цзяньань (196—200 н. э.) при императоре Сянь-ди. Цитата из 46-го тома хроник: «建安五年， … 至夜卒，時年二十六。»
- ↑ Согласно [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/III/Troecarstvie/Tom_I/text8.phtml тексту «Троецарствия»] в переводе В. А. Панасюка (Формальный перевод 霸王 ближе к «завоевателю»).
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сунь Цэ
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
