Тиверск

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тиверский городок»)
Перейти к: навигация, поиск
Город
Тиверск
фин. Tiuri, Tiurinlinna
Страна
Координаты
Часовой пояс
Тиверск
К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Ти́верское городи́ще (Тиверский городок, Тиверск, фин. Tiurinlinna) — остатки древнего укреплённого поселения карелов и новгородцев. Расположено примерно в 4 км южнее посёлка Васильево (Приозерского района Ленинградской области).





Происхождение названия

Как свидетельствуют летописи и другие исторические документы, в XIVXV веках существовал именно «Тиверский городок». Название «Тиверск» начинает встречаться в источниках лишь с XIX века.

Изначальное карельское название городища — Тиури, Тиурин-линна (от карел. tiuri, tiveri — водопад, перекат и карел. linna — город).

История

По мнению ряда исследователей изначально карельское городище Тиурин-линна возникло на острове Тиури посреди Вуоксы вблизи Тиверских порогов не позднее IX века. Поселение являлось столицей карельской родовой группировки тиврульцев — одного из так называемых «пяти родов карельских детей»[1], затем столицей удельного Тиверского княжества. На месте городища найдены вещи, относящиеся к доновгородскому периоду в истории острова: западноевропейская монета XI века, поясные крючки, обломки браслетов, бубенчик, бусины, топор, датирующиеся X — началом XII веков.[2]

Существует противоположное мнение, согласно которому данных о существовании Тиверского городка ранее XIV века нет, и его основание относится к самому началу XIV века либо к концу XIII века.[3] Первое упоминание Тиверского городка встречается в «Списке русских городов дальних и ближних», составленном, по мнению историков, в конце XIV века:[4] «А се Залескии: ..Ладога камен. Орешек. Корельскыи. Тиверьскии..» Не исключено, что обжитый на рубеже X–XI веков остров был впоследствии покинут, а в XIV веке, в обстановке шведской военной угрозы, заселён вновь.

В XIII–XIV веках Тиверский городок представлял собою одну из лучших крепостей в регионе, стратегическая цель которой заключалась в том, чтобы задержать врага на подступах к крепости Корела. Фактически крепость контролировала водный путь между Выборгом и Корелой. Шведы в первый раз уничтожили его, вероятно, в 1295 году, когда шли походом на Корелу (Кякисалми).

В 1323 году вблизи Тиверского городка прошла установленная Ореховским мирным договором граница между Новгородом и Швецией. Один из пунктов договора запрещал шведам и новгородцам строительство крепостей по обе стороны границы. Данный факт свидетельствует в пользу того, что Тиверский городок как укреплённая крепость возник до 1323 года. С другой стороны, сооружение вблизи границы крепости как дополнительной преграды на пути к племенному центру Кореле могло быть ответной акцией на возросшую активность шведов, выразившуюся, в частности, в строительстве в 1293 году Выборга. Исходя из этих дат можно предположить, что сооружение Тиверского городка произошло между 1293 и 1323 годами.[2]

Приблизительно в 1330-х годах, во времена новгородского воеводы Валиты Корелянина (по всей видимости в источниках имелся в виду просто карельский валит того времени), городище было окружено валом и в большей части — каменной стеной двухметровой высоты, сложенной насухо из больших валунов. По верху стен в древности шёл деревянный, высотой также около двух метров бруствер — боевое укрытие для защиты воинов от неприятельского огня и удобства стрельбы.

Тиверский городок пережил эпоху расцвета в XIV веке, когда среди карел были сильны и антишведские, и, отчасти, антирусские настроения. Город, по предположению учёных, являлся оплотом языческой оппозиции, это был опорный пункт карельской племенной верхушки, недовольной тем, что власть уходила у неё из рук. Здесь наверняка находились и православный храм (что официально требовалось для торгово-ремесленного города Корельской земли), и заповедные жертвенные камни.

Согласно Никоновской летописи, в 1404 году Тиверский городок вместе с 13 другими селениями был отдан в кормление смоленскому князю Юрию Святославичу после того, как Смоленск был захвачен литовским князем Витовтом.

В 1411 году шведы при очередном набеге на Новгородскую землю разрушили Тиверский городок, карельский князь Лугвень (в крещении Симеон, из династии гедиминовичей) в том же году отбил город обратно, после чего новгородские власти решили его не восстанавливать. Его укрепления уже не могли бы противостоять сильному противнику, вооружённому арбалетами и огнестрельным оружием.

Намного позже, вследствие сильного падения уровня воды в старом русле реки Вуоксы (после проведенных в 1857 году взрывных работ на Кивиниемском перешейке), остров Тиури соединился с материком, а на месте восточного рукава реки образовалось сухое каменистое ложе.

Поперёк городища была проложена почтовая дорога, а в стенах сделан пролом. Через западный рукав были сооружены два моста, опирающиеся на выступавший из воды гранитный гребень, и поставлена мельница, от которой сейчас остался только фундамент. Мельница прекратила работу после нового обмеления русла Вуоксы в 1857 году в результате взрывных работ в Лосевской протоке. До сих пор на некоторых камнях в протоке заметны две белые полоски — показатели уровня воды в 1818 и 1857 годах.

Впервые Тиверское городище описал известный ученый-филолог Я. К. Грот в 1847 году. В 1890 году были произведены археологические раскопки и составлен план и описание городища. На территории городища был найден клад, в котором среди различных предметов оказались две арабские монеты X века.

Жертвенные камни

В северо-восточной части Тиверского городища располагаются несколько крупных валунов высотой от полутора до двух с половиной метров. На западной стороне одного из камней выбит небольшой равносторонний крест, заключённый в окружность диаметром около 10 см.

По поводу значения валунов для прежних жителей и появления креста существует несколько предположений.

Наиболее общепринятой считается версия о мистическом значении камней для проживавших здесь карел. В результате археологических исследований на Карельском перешейке учёными было обнаружено большое количество священных (жертвенных) камней вблизи бывших карельских поселений. Тиверский городок в IXXIII веках являлся центральным поселением карельского племени тиврульцев, поэтому можно предположить, что у жителей Тиверского городка имелось своё священное место, непременным атрибутом которых у карел являлись жертвенные камни.

По поводу происхождения отметки в форме креста также нет единого мнения. Подобными знаками помечали выдающиеся из-под земли гранитные глыбы и большие камни в XIVXVI веках в двух случаях. Во-первых, при маркировке (обозначении) государственных границ. Во-вторых, при освящении бывших языческих капищ. Однако следует заметить, что граница со Швецией, установленная Ореховским мирным договором, проходила не в этом месте, а несколько западнее.

В пользу версии об освящении капища свидетельствует факт, что известный иеромонах Илия из Новгородского Архиерейского дома дважды в 1530-х годах приезжал в Корельский уезд, чтобы «разорять и истреблять скверные мольбища». Ему в помощь архиепископ Новгородский Макарий давал отряд служилых людей. Не исключено, что тиверский камень был освящён по православному обряду весной 1534 года, когда отец Илия прибыл на Карельский перешеек с миссионерско-ревизионной целью.

Существует версия, предполагающая, что крест на камне был высечен ранее, однако поскольку ещё в XIV веке Тиверский городок являлся одним из значимых населённых пунктов для карел-язычников, то следует предположить, что освящение камней произошло уже после разрушения городка, то есть после 1411 года.

Вероятно, окрестные карелы продолжали приходить на святые для них места поклоняться прежним языческим идолам, что и вызвало недовольство церкви и последующее освящение камней.

В наши дни

В настоящее время топографические условия изменились: восточная протока Вуоксы высохла, обнажив каменную гряду, через западную перекинут мост. Дорога Мельниково — Громово, проходящая через городище, соединяет посёлок Мельниково с основной магистралью Приозерск — Санкт-Петербург.

В межень Вуокса в этом месте пересыхает, и отсюда начинаются так называемые Тиверские волоки: первый — от моста по левому (по ходу) берегу 130 метров, второй и третий — по пересохшему руслу 50–80 метров и четвёртый — 100 метров по тропе. Все волоки хорошо видны, так как по ним проходят многочисленные байдарочные группы.

Длина городища внутри валов с севера на юг составляет 225 м, ширина — от 45 до 60 м. Вал у своего основания имеет ширину от 4 до 5 м; его высота с внутренней стороны каменной кладки достигает 0,8 м, с внешней стороны — 1,7 м. Лучше всего сохранился вал в южной части, где он достигал максимальной высоты и ширины. Площадь городища примерно равняется 1 га.

В связи со строительством домов и погреба в XIX веке целостность стен в юго-западной части памятника нарушена, о них напоминают лишь беспорядочные развалы камней. Значительная часть археологического памятника была уничтожена во второй половине XX века во время строительства в этой местности автодороги Громово — Мельниково.

В 1988 году по инициативе председателя Мельниковского сельского совета Свинарева Ю.П. на территории Тиверского городища, вблизи автотрассы, был установлен памятный знак. Надпись на нём гласит: «Нашим предкам, русским, обильно полившим эту землю потом и кровью»[5].


Результаты археологических исследований

Археологические раскопки выявили жилые и хозяйственные комплексы, оборонительные сооружения и захоронения погибших защитников крепости. Фундаменты жилищ сложены из мелких, вплотную пригнанных камней, обмазанных глиной. Верхние части домов были деревянными. Дно и стенки очагов тоже делались из мелких камней и находились обычно в северо-западном углу, ближе к входу. Площадь жилищ колебалась от 18–20 до 54 м². Постройки составляли двухрядную цепочку соответственно конфигурации острова, располагаясь в шахматном порядке, и представляли собой оборонительную линию.

Южная часть городища была защищена мощным валом с каменным основанием, засыпанным землёй. Обороне этого участка придавали серьёзное значение: неприятель мог появиться только перед южными укреплениями. Именно в данной части городища находилось почти всё собранное при раскопках оружие. В северной части Тиверского городка, как в более безопасной, была сосредоточена хозяйственная жизнь. Каменная стена, сложенная из валунов, во многих местах сохранила здесь почти первоначальную высоту. В восточной части с внутренней стороны оборонительной стены пристроены три прямоугольные камеры тоже из крупных валунов.

В 400 м к северо-западу от городища, в лесу у берега реки, находились квадратные в плане фундаменты из мелких валунов, высотой до 1 м. Скорее всего здесь находился Тиверский посад.

В Национальном Музее Финляндии хранятся находки из клада, найденного в Тиуринлинна — Тиверском городище.

Напишите отзыв о статье "Тиверск"

Примечания

  1. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.—Л., 1949 № 286, 287, 291
  2. 1 2 Кочкуркина С. И. Археологические памятники корелы (V—XV вв.). Л., 1981.
  3. Кирпичников А. Н. Каменные крепости Новгородской земли Л, 1984, с. 145
  4. Исторические записки. — М., 1952. — Т. 40. — с.214-259. Тихомиров М. Н. «Список русских городов дальних и ближних»
  5. А.П. Дмитриев [tiversk.newmail.ru/paper1.htm Городок на Тиверских порогах]//«Красная Звезда» № 129 18.11.2003 г. Приозерск

Литература

  • [illhportal.krc.karelia.ru/publ.php?id=5593&plang=r С. И. Кочкуркина. Древнекарельские городища эпохи Средневековья. Петрозаводск, 2010. — 262 с.]
  • Кочкуркина С. И.. Археологические памятники корелы (V—XV вв.). Л., 1981.
  • Uino Pirjo. Ancient karelia (Arheological studies). Helsinki, 1997.
  • Бубрих Д. В. Происхождение карельского народа. Петрозаводск, 1947.
  • Сакса А. И. Итоги изучения карельских крепостей эпохи средневековья //Раннесредневековые древности Северной Руси и её соседей. Л., 1990.
  • Сакса А. И. Карельская земля в 12-14 вв. Л., 1984.
  • Сакса А. И. Русь и корела. //Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. Псков — С-Пб., 1997.
  • Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. Под ред.: Рыбаков Б. А. — М., 1987 г.
  • Финны в Европе. В 2-х томах. — М., 1990 г.

Ссылки

  • [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=5&size=5&scale=6&mapX=3320000&mapY=7777500&act=5&mapWidth=100000 Тиверское городище на карте Ленинградской области]
  • [tiversk.newmail.ru/paper1.htm Городок на Тиверских порогах]
  • [tiversk.newmail.ru Тиверский городок — собрание статей]
  • [photofile.ru/users/uruk/2188094/ Фотографии городища]
  • [web.archive.org/web/20070222221533/unwd.narod.ru/lo/tiversk/tiversk.html Фото крепостных валов на сайте «Неправильный Мир»]
  • [kraeved.nm.ru/krest_stone.htm «Крестовый камень» Тиверска — мнения и гипотезы]
  • [litopys.org.ua/rizne/spysok/spys04.htm Список русских городов дальних и ближних]

Отрывок, характеризующий Тиверск

– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.