Урус-Мартан

Город Урус-Мартан чеч. МартантIе, Хьалха-Марта Страна РоссияРоссия Субъект Федерации ЧечняЧечня Муниципальный район Урус-Мартановский Городское поселение Урус-Мартановское Координаты 43°07′45″ с. ш. 45°32′30″ в. д.43.12917° с. ш. 45.54167° в. д. / 43.12917; 45.54167    Мэр Асуев Саламу Алаудинович Прежние названия Красноармейское Город с 1990 года Площадь 30 км² Высота центра 235 м Тип климата умеренный Население ↗57 358 человек (2016) Плотность 1911,93 чел./км² Национальный состав чеченцы Конфессиональный состав мусульмане-сунниты Названия жителей уру́с-марта́новцы, мартанхой Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 87145 Почтовый индекс 366500 Автомобильный код 95 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=96234501000 96 234 501 000] Официальный сайт [www.meriya-urus-martan.ru/ iya-urus-martan.ru] Урус-Мартан Москва Грозный Урус-Мартан Урус-Мартан

Уру́с-Марта́н (чеч. МартантIи, Хьалха-Марта) — город в Чечне. Административный центр Урус-Мартановского района и одноимённого городского поселения.

География

Город расположен на реке Мартан (бассейн Терека), в 31 километре от Грозного. На территории города, к югу от его центра, в реку Мартан впадает река Танги. На северо-западной окраине города протекает река Рошни, которая впадает в реку Мартан к северу от города.

По разным историческим данным, Урус-Мартан на реке Марта основан в 1708—1713 годах различными чеченскими тейпами из Нохчой Мохка, в частности, тейпом Гендаргеной

Автор труда «Топонимия Чечено-Ингушетии» чеченский учёный Ахмад Сулейманов считает, что слово «марта» переводится как «изобилие» или «щедрость».

Кроме того, у чеченцев есть собственное мужское имя «Мартанакъ», образованное сочетанием слов «Март-на(х)-къ(онах)», переводимое как «щедрый-люди-мужчина» или «мужчина из щедрых людей». Встречаются в разговорной речи чеченцев и такие выражения, как «Мангалхойн марта» («Обед косарей»), «Пхьор-марта» («Ужин» и т. д.)

В предгорной части Чеченской Республики, встречаются два крупных селения Урус-Мартан и Ачхой-Мартан.

Возле Хьалха Мартане во второй половине XIX веке было построено русское укрепление, которое получило название Урус-Мартан (Оьрсийн Марта). Это название в русских источниках было перенесено и на село Хьалха-Марта. В настоящее время чеченцы пользуются двумя названиями — Урус-Мартан и Хьалха-Марта, употребляя первое в официальных документах.

В первые десятилетия своего существования Урус-Мартан представлял собой именуемое Жиргa-Юртом (чеч. ЖиргIа-Юрт), небольшое поселение или даже группу хуторов (Гендаргенойн-КIотар, Батал-КIотар, Беной-КIотар, Пешxoйн-К1отар, и т. д.).

По мнению историка Ю. Эльмурзаева, уже с конца XVIII в. он превратился в крупный политический и ремесленный центр Чечни.

Основные транспортные артерии города:

• Улица Кадырова (бывшая Советская) — тянется от центра города до выезда на северную окраину (в сторону с. Алхан-Юрт). Названа в честь Президента Чеченской Республики А. А. Кадырова;
• Улица Яндарова (старые названия — Каланчакская, 2-я Советская) — тянется от центра города до выезда на южную окраину (в сторону с. Мартан-Чу). Названа в честь суфистского шейха начала XX-го века Солса-Хаджи Яндарова, являвшегося уроженцем Урус-Мартана. Прежнее название «Каланчакская» было дано в честь Каланчакского района Херсонской области Украинской ССР, являвшегося в советские годы побратимом Урус-Мартановского района;
• Улица Магомед-Мерзоева — тянется от центра города на северо-западную окраину (в сторону села Гехи). Названа в честь Героя Советского Союза Хаваджи Мухамед-Мирзаева;
• Улица имени Бадуева — тянется от центра города на юго-восточную окраину (в сторону села Гойское). Названа в честь одного из основателей советской чеченской литературы Саида Бадуева, являвшегося уроженцем Урус-Мартана;
• Объездная улица — кольцевая улица, соединяющая восточную, северную и северо-западную окраины города.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Религиозная специфика

По данным российского политолога Сергея Кургиняна, район поселения Урус-Мартан входит в зону распространения накшбандийского толка суфийского ислама среди верующих чеченцев.

История

До 1917 года

Урус-Мартан был создан на базе трех аулов: Марта, где жили гендаргенойцы, Джарган, где были сосредоточены бенойцы, и Пешхой Рошни — обитель пешхойцев. Наиболее значимую роль в этих местах до создания Урус-Мартана и после тоже играли гендаргенойцы. По историческим данным, представители этого тайпа проживали недалеко от Нашха в урочище Чармах, в ауле Хийлах. Они не переселялись за реку Аргун, но занимали плоскостные земли Притеречья и за рекой Терек.

В 1722 году гендаргенойцы под натиском русских вынуждены были отступить к Сунже, где заложили аул Чача. В 1758 году он был полностью уничтожен войсками под командованием Фраундорфа. В том же году гендаргенойцы отступили к своим родовым хуторам. На этом месте наряду с хуторами бенойцев и пешхойцев впоследствии и был заложен Урус-Мартан

В Имамате Шамиля Урус-Мартан был центром наибства Малая Чечня.

3 мая 1810 года в 10 километрах к северу от села, на реке Сунже, при впадении в неё реки Мартан, войска царской России заложили редут Усть-Мартановский, просуществовавший несколько месяцев.

В первой половине XIX века село несколько раз подвергалось уничтожению со стороны царских войск. Так, 1-5 февраля 1822 года Урус-Мартан и соседний аул Гойты были истреблены русским отрядом под командованием полковника Грекова. У аулов были взяты аманаты. В январе 1825 года Греков (к тому времени получивший чин генерала) снова разорил аулы Гойты, Урус-Мартан, Гехи. В течение января-февраля 1826 года в ходе карательной экспедиции под командованием генерала Ермолова были уничтожены аулы по р. Аргун, Мартан (в том числе Урус-Мартан), Гехи. В августе 1832 года 10-тысячный русский отряд под командованием генерала барона Розена уничтожил аулы по берегам рек Мартан (в том числе Урус-Мартан), Гойты, Аргун, Басе. В январе 1837 г. карательная экспедиция под командованием генерал-майора Фези при участии 8 сотен осетинской и ингушской милиции прошла по аулам Малой Чечни, уничтожив по пути и Урус-Мартан: «При обратном следовании сожжено более 1000 сакель по Мартановскому ущелью и несколько сот по Тенгинскому. На другой день докончилось истребление оставшихся ещё сакель, запасов хлеба и фуража…». С 7 по 10 июля 1840 года отряд генерала Галафеева разорил аулы плоскостной Чечни по направлению: Старые Атаги — Чахкери — Гойты — Урус-Мартан — Гехи. В составе этого отряда находился поручик М.Ю. Лермонтов.

До 1840 года Урус-Мартан играл менее важную роль в общественно-политической жизни Чечни, чем более крупные и намного ранее основанные соседние аулы Гехи, Старые Атаги, Алды, Чечен-Аул. В начале 1840 года старшина (выборный глава села) Урус-Мартана Исса Гендаргеноевский принял у себя Ахверды Магому — сподвижника Имама Дагестана Шамиля, который, после тяжелого поражения в Ахульго летом 1839 года, с несколькими приближенными и членами свой семьи скрывался в горах Чечни. В ходе этой встречи и последующих переговоров с влиятельными представителями других чеченских обществ, была достигнута договоренность о том, что вся Чечня встанет на сторону Шамиля в его борьбе с царской Россией. 7 марта 1840 года в Урус-Мартане прошел съезд чеченского народа, на котором Шамиль был провозглашен Имамом Чечни и Дагестана.

3 августа 1848 года генерал-адъютантом Воронцовым в центре Урус-Мартана была заложена русская крепость, которая просуществовала несколько лет.

В 1860-е годы в Урус-Мартане появился один из крупнейших в Чечне хлебных рынков.

В 1881 году 12 чеченских плоскостных селений Грозненского округа, группировавшихся вокруг Урус-Мартана, вышли с ходатайством об открытии сельскохозяйственной школы с преподаванием на русском языке. Вторично с подобным ходатайством представители этих же чеченских селений вышли в 1895 году. Выдвинувшие это ходатайство сельские общества обязались при этом построить своими силами здание школы, рассчитанное на 160 учащихся, дома для учителей, мастерские, выделить из общественного земельного фонда Урус-Мартана 400 десятин пахотной земли и построить на ней школьный хутор со всеми необходимыми хозяйственными постройками, инвентарем, рабочим скотом и т. д. Кроме того, общества обязывались обеспечить школу всем необходимым учебным инвентарем и путём добровольного дополнительного обложения ежегодно собирать для содержания школы 5600 рублей. Однако, этих средств было недостаточно для содержания школы, и в ходатайстве содержалась просьба о выделении из казны ежегодной субсидии 3500 рублей. Ходатайство было отклонено.

В начале XX века в селе насчитывалось 35 торговых заведений, 45 водяных мельниц, 6 хлебопекарен, 20 кирпично-черепичных и 15 лесопильных заводов.

Во времена СССР

15 января 1918 г. в Урус-Мартане открылся национальный съезд. Чеченский нефтепромышленник, офицер и общественный деятель Абдул-Межид (Тапа) Орцуевич Чермоев, летом и осенью 1917 года проводивший политику сближения с казачеством, был в прямом смысле этого слова освистан участниками съезда и оттеснен политическими соперниками на второй план. Главой нового состава Чеченского Национального Совета был вновь утвержден авторитетный адвокат, бывший подполковник царской армии и скрытый социал-демократ Ахметхан Мутушев (1884—1943). Влияние духовенства на Совет значительно усилилось. Влиятельная группировка шейхов (Билу-Хаджи Гайтаев и Солса-Хаджи Яндаров из Урус-Мартана, Сугаип-мулла Гайсумов из Шали, Али Митаев из Автуров, Абдул-Вагап-Хаджи Аксайский, Юсуп-Хаджи Кошкельдинский и др.) требовали введения в Чечне теократической формы правления, при которой верховная власть должна была принадлежать Совету высших духовных лиц — улемов. Их открыто поддержала наиболее консервативно настроенная часть светских деятелей во главе с Ибрагимом Чуликовым. Влияние духовенства было настолько сильным, что новый Чеченский Национальный Совет стал называться на «исламский» лад — меджлисом.

В 1920 году в селе был организован первый комсомольский кружок.

15 января 1923 году в Урус-Мартане был проведен съезд чеченского народа, на котором было провозглашено создание Чеченской автономной области. Съезд посетила делегация из Москвы во главе с Председателем Президиума ЦИК СССР М. Калининым.

25 августа 1925 года в Чечне началась чекистско-войсковая операция по «разоружению населения и изъятию порочного и бандитского элемента», которая завершилась 12 сентября. Всего к участию в ней были привлечены около семи тысяч красноармейцев при 240 пулеметах и 24 орудиях. Кроме того, в распоряжении командующего операцией находилось два авиационных отряда и бронепоезд. В тактическом отношении войска, а также оперативные группы ГПУ, были разбиты на семь группировок, действовавших в заранее обозначенных районах. Специально для участия в операции был сформирован и Первый революционный боевой отряд Чеченской Области под командованием Джу Акаева. В ходе операции Урус-Мартан подвергался артобстрелу и авиаударам трое суток. Властям сдались шейхи Солса-хаджи Яндаров (основатель одного из вирдов накшбандийского суфистского тариката) и кадий Урус-Мартана Билу-Хаджи Гайтаев. Яндаров вскоре был отпущен властями, а Гайтаев — расстрелян.

В 1930 году в Урус-Мартане появилась первая ячейка всесоюзного атеистического общества Союз воинствующих безбожников.

В 1970—1980-е годы в Урус-Мартане функционировал самый крупный в республике воскресный рынок, а само село считалось самым крупным в СССР. Так как промышленности, как таковой, в селе не было (только одна небольшая швейная фабрика и два деревообрабатывающих цеха Ермоловского лесхоза), а в совхозе «Горец» и в местных государственных учреждениях работы всем не хватало, большая часть трудоспособных мужчин выезжала на лето и осень на так называемую «шабашку» в совхозы и колхозы Поволжья, где чаще всего они занимались возведением строительных объектов сельско-хозяйственного назначения и выращиванием бахчевых культур.

Первая чеченская война

В июле-августе 1994 года оппозиционная Президенту Чеченской Республики Ичкерия Д. М. Дудаеву группа бывшего мэра Грозного Бислана Гантамирова, являвшегося командующим войсками пророссийского Временного Совета Чеченской Республики (ВС ЧР), установила контроль над г. Урус-Мартаном и большей частью Урус-Мартановского района, упразднив сформированную Дудаевым префектуру (районное исполнительное управление Президента) района. Новую администрацию Урус-Мартановского района возглавил Ю. М. Эльмурзаев. Осенью 1994 года на митинге сторонников ВС ЧР в Урус-Мартане выступил директор ФСК РФ С. Степашин. В течение лета и осени 1994 года дудаевские вооруженные формирования совершили несколько нападений (одно из них — с использованием танков и артиллерии) на оппозиционные отряды, расположенные в Урус-Мартане и в его окрестностях. Гантамировцы, в свою очередь, захватили ичкерийский блок-пост на южной окраине г. Грозного и предприняли, при поддержке российских танков и вертолетов, два неудачных штурма чеченской столицы (15 октября и 26 ноября 1994 года).

С началом первой чеченской войны Урус-Мартан был объявлен федеральной властью подконтрольным России и «зоной, свободной от боевых действий». Большая часть жителей города оставались до конца первой чеченской войны противниками ичкерийских боевиков. Основу пророссийских административных и правоохранительных органов, сформированных в 1995—1996 годах в Чеченской Республике, составляли именно урус-мартановцы. В самом Урус-Мартане были созданы добровольные вооруженные отряды самообороны, осуществлявшие ночное патрулирование на улицах города и оказывавшие содействие местному райотделу милиции.

В ночь с 27 на 28 декабря 1994 года российский самолет нанес ракетно-бомбовый удар по домам жителей, расположенным в южной части села на улице Каланчакская и прилегающих улицах. В результате обстрела погибли не менее 9 мирных жителей, в том числе дети.

15 декабря 1994 года дудаевские боевики (имевшие целью воспрепятствовать проведению выборов главы республики, изначально назначенных российскими властями на 17 декабря, но начатых специально на пять дней раньше — 12 декабря) захватили административные и общественные здания в центре города (военкомат, райпо, узел связи, интернат, новое здание администрации района и другие), а также недавно построенный через реку Мартан мост в южной части города. От моста боевики были оттеснены местными жителями в тот же день. На следующий день толпа местных жителей ворвалась в военкомат и освободила его от боевиков. После этого толпа двинулась к зданию райпо (здание районной потребительской кооперации), которое было занято группой Руслана Гелаева, но была остановлена выстрелами в воздух. В это же время другая часть жителей города предприняла попытку освобождения нового здания администрации, но также была остановлена выстрелами в воздух, при этом от срикошетившей пули погиб один из урус-мартановцев. В последующие дни, местные жители перекрыли баррикадами все основные улицы города, в результате чего передвижение автомобилей боевиков стало невозможным. Через неделю боевики вынуждены были уйти из города.

8 июня 1996 года неизвестными (предположительно, ичкерийскими боевиками) был обстрелян из автоматического оружия автомобиль главы администрации Урус-Мартановского района Юсупа Эльмурзаева, когда он выезжал из ворот своего дома. В результате нападения погибли сам глава и трое его охранников. Ответным огнём случайно оказавшегося свидетелем инцидента сотрудника местной милиции был смертельно ранен один из нападавших, труп которого впоследствии был обнаружен в ходе прочесывания территории района. Погибший боевик оказался уроженцем с. Алхан-Юрта Урус-Мартановского района.

29 января 1996 года на дороге Урус-Мартан — Алхан-Юрт ичкерийскими боевиками были захвачены два православных священника — настоятель храма Архистратига Михаила в Грозном отец Анатолий (Чистоусов) и сотрудник Отдела внешних церковных сношений Московской патриархии отец Сергий (Жигулин). Эти священники вели переговоры в Урус-Мартане с полевым командиром Ахмедом Закаевым об освобождении российского пленного военнослужащего. По информации российских СМИ, священники были похищены группой вооруженных лиц под непосредственным руководством известного полевого командира Доку Махаева, ранее присутствовавшего на переговорах в Урус-Мартане.

14 октября 1996 года Урус-Мартан был блокирован отрядом боевиков во главе с Русланом Гелаевым. После ночного столкновения боевиков с городской милицией 15 октября власть в Урус-Мартане перешла в руки сторонников правительства Ичкерии.

К середине 1997 года года Урус-Мартан оказался под властью неподконтрольного Президенту ЧРИ А. А. Масхадову вооружённого формирования исламских радикалов — «Урус-Мартановского джамаата», руководили которым местные уроженцы братья Ахмадовы. Они сместили с должности избранную на выборах в начале года мэром города Зарган Мальсагову, а также кадия района. В городе и в его окрестностях были созданы базы боевиков. Вводилось шариатское судопроизводство, применялись телесные наказания за употребление спиртных напитков (40 ударов палками), осуществлялись попытки ввести ношение женщинами хиджабов в общественных местах (в частности, водителей автобусов и такси заставляли высаживать женщин, не надевших покрывающую все тело одежду). Летом 1999 года на центральной площади Урус-Мартана был впервые публично приведен в исполнение смертный приговор шариатского суда, который постановил расстрелять жителя соседнего села Гехи, убившего с целью ограбления пожилую женщину и её 16-летнюю внучку. Вторая публичная казнь состоялась уже после начала Контртеррористической операции — в ноябре 1999 года.

Вторая чеченская война

В течение сентября 1999 года российская авиация дважды наносила ракетно-бомбовые удары по окрестностям Урус-Мартана: сначала были обстреляны поля совхоза «Горец» между Урус-Мартаном и Алхан-Юртом, затем была атакована молочно-товарная ферма между Урус-Мартаном и селом Танги-Чу. 2 октября 1999 года после полудня российские самолеты нанесли несколько ракетно-бомбовых ударов (в том числе с использованием кассетных боеприпасов с начинкой боевых элементов в виде иголок) по полям госхоза «Горец» на северо-западной окраине Урус-Мартана, административным зданиям в центре и жилому сектору в южной (улица Каланчакская, пер. Каланчакский, ул. Свободы) дом: Керимовых,Тапаевых и Гойтавых), в северо-восточной части города (ул.1-я Асламбек-Шерипова, Объездная) дом: Закриевых, Мусаевых, Гебертаевых, Эржаповых,7-я школа и перевалка с/за «Горец». В результате этих ударов было убито более десяти мирных жителей, в том числе и дети.

4 октября 1999 года в Урус-Мартане ракетой переносного зенитного комплекса «Стрела-2», запущеной одним из боевиков с крыши районного Дворца Культуры, был сбит российский разведывательный самолет Су-24МР, который выполнял облёт местности на малой высоте. Командир экипажа Константин Стукало погиб, штурман Сергей Смыслов успел катапультироваться и через несколько недель был освобожден федеральными войсками при содействии лояльных лиц из числа местного населения По другой версии, штурмана обменяли на захваченного ранее брата лидера исламских джамаатов Арби Бараева.

В последующие недели федеральные войска продолжали освобождать город. Обстрел проводился из артиллерийских орудий, с использованием ракет класса «земля-земля» «Точка-У». В ноябре был совершен ещё один авиаудар по домам мирных жителей в районе средней школы № 6.

При приближении линии фронта, в конце ноября — начале декабря 1999 года формирования «Урус-мартановского джамаата» оставили город без боя, уйдя на юг, в горы. В начале декабря 1999 года в город зашли российские войска. В составе федеральных войск, занявших город, были и подразделения пророссийской чеченской милиции, сформированные Бисланом Гантамировым. В город стали возвращаться жители, бежавшие в октябре-ноябре в Ингушетию и в соседние села Гойты, Гойское, Гой-Чу, Мартан-Чу. Были созданы районные и городские административные органы из числа местных жителей. Начали работу школы и районная больница. Однако, реальная власть в городе и в районе долгое время принадлежала федеральным военным. Вплоть до 2005 года действовал комендантский час, город был окружен блок-постами федеральных подразделений (блок-пост на дороге в Мартан-Чу функционирует до сих пор — февраль 2011 года). 29 ноября 2001 года на центральной площади Урус-Мартана местная жительница Айза (Эльза) Газуева, подошла к коменданту Урус-Мартановского района генерал-майору Гейдару Гаджиеву, который в это время направлялся от здания районной администрации к зданию комендатуры (они находились на разных концах площади), окликнула его и тут же привела в действие взрывное устройство, закреплённое у неё на теле. В результате взрыва погибли сама Газуева, Гаджиев и трое охранявших его российских военнослужащих.

Население

Численность населения
1939	1959	1970	1979	1989	1992	1996	2002	2003
13 400	↘11 700	↗24 300	↗27 900	↗32 900	↗38 000	↗38 600	↗39 982	↗40 000
2005	2006	2007	2008	2009	2010	2011	2012	2013
↗43 300	↗46 100	↗47 500	↗48 700	↗50 628	↘49 070	↗49 100	↗51 363	↗52 744
2014	2015	2016
↗54 248	↗55 783	↗57 358

10 000

20 000

30 000

40 000

50 000

60 000

1939

1992

2006

2011

2016

На 1 января 2016 года по численности населения город находился на 294 месте из 1112 городов Российской Федерации

Национальный состав

По данным Всероссийской переписи населения 2010 года:

Народ	Численность, чел.	Доля от всего населения, %
чеченцы	47 309	96,41 %
русские	868	1,77 %
другие	733	1,49 %
не указали и отказались	160	0,33 %
всего	49 070	100,00 %

Тейповый состав

В городе проживают представители следующих тейпов:

Гендарганой, Беной, БелгIатой, ЧIиннахой, Хьуркой Хилдихарой Пешхой, Нихалой, Билттой ТIерлой,

Гуной, ЧIаьнтий, Шарой, Гухой Мулкъой Химой, Харкарой Макажой Зумсой ГIордалой

Айткхаллой Туркой Зюрхой, Чунгрой Энгно, Зилой Андий Арселой Дишний ЦIонтрой

и другие.

Транспорт

Действуют три маршрута городского автобуса, обслуживаемые ГУП "Чечавтотранс".

Достопримечательности

Музей «Донди-Юрт»

Главной достопримечательностью города считается исторический музей под открытым небом, носящий имя «Донди-Юрт». Этнографический музей построен в 2000 году на личном подворье бывшим сотрудником МВД, заслуженным работником культуры Чеченской Республики Адамом Сатуевым. В музее «Донди-юрт» собрано большое количество предметов быта, принадлежавших предкам нынешних чеченцев, выстроен целый комплекс зданий и помещений, жилые и боевые башни, склепы, которые воссоздают картину старого аула. За создание частного музея «Донди-Юрт» Адаму Сатуеву вручена высокая награда — знак «Почётный гражданин Чеченской Республики».

Памятники, стелы

На въезде в город (со стороны Грозного) расположены две кирпичные башни с надписями «Урус-Мартан» на русском и чеченском языках, а также с портретами второго Президента Российской Федерации Владимира Путина и первого Президента Чеченской Республики Ахмата Кадырова.

Известные уроженцы

• Арсанов, Ахмет Баудинович (1933) — государственный и политический деятель, заместитель министра лесного хозяйства Чечено-Ингушской АССР, Председатель Временного Высшего Совета Чечено-Ингушской ССР, Глава Временной Администрации Чечено-Ингушской ССР, представитель президента России в Чечено-Ингушской ССР, народный депутат России;
• Аухадов, Апти Хамзатович (1992) — тяжёлоатлет, Заслуженный мастер спорта России, серебряный призёр летних Олимпийских игр 2012 года в Лондоне;
• Иса Гендергеноевский (нач XIX века —1845) — один из полководцев Северо-Кавказского имамата, наиб Малой и Большой Чечни.
• Гайтаев, Билу-Хаджи — (1852 — 1925) — один из лидеров национально-освободительного движения чеченского народа в 1921-1925 годы.
• Чулик Гендаргеноев — активный участник военных действий в Чечне в конце XVIII — начале XIX веков.
• Исмайлин Дуда — видный политический деятель XIX века.
• Гучигов, Али Аюбович (1914—1957) — военный и государственный деятель первой половины XX века, участник Великой Отечественной войны 1941—1945 годов, гвардии майор;
• Даутмерзаев, Султан Салаудиевич (1976—2007) — командир взвода отряда милиции особого назначения при МВД по Чеченской Республике, лейтенант милиции, Герой России;
• Димаев, Умар Димаевич (1908—1972) — известный музыкант и композитор, Народный артист Чечено-Ингушской АССР, отец известных музыкантов и композиторов Али и Саида Димаевых;
• Жамалдаев, Салман (1989) — боец смешанных единоборств, чемпион мира по шутбоксингу, чемпион России по панкратиону, чемпион Юга России по грэпплингу, мастер спорта по вольной и греко-римской борьбе;
• Индербиев, Магомед Темирбиевич (1922—2007) — врач, участник Великой Отечественной войны, подполковник медицинской службы, учёный, кандидат медицинских наук, министр здравоохранения Чечено-Ингушской АССР, член-корреспондент Российской академии естественных наук, председатель республиканского совета ветеранов Великой Отечественной войны и труда Чеченской Республики;
• Седаев, Мухади Мовладиевич (1962) — советский штангист, многократный чемпион СССР и обладатель Кубка СССР, мастер спорта СССР международного класса, тренер;
• Хибалов, Мухамад Саидэминович (1993) — чемпион России по тяжёлой атлетике;
• Шахбулатов, Аднан Маккаевич (1937—1992) — композитор, Заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии имени М. И. Глинки и Премии Ленинского комсомола;
• Эдаев, Алик Сулембекович (1959) — артист Чеченского государственного театра юного зрителя, Заслуженный артист Чеченской Республики;
• Усамов, Нурдин Данилбекович (30 января 1947) — заместитель начальника департамента управления капитальным строительством и реконструкцией Российского открытого акционерного общества энергетики и электрификации «ЕЭС России», Герой Российской Федерации.

Спорт

Футбол

• Стадион (домашняя арена футбольного клуба «Мартан» (бывший «Автодор») — расположен в районе школы № 7
• Стадион — расположен в районе Центрального рынка.
• Стадион на улице С.-Х. Яндарова (Каланчакской)
• Школьные стадионы

Борьба (вольная)

• ДЮСШ в доме культуры

Бокс

• Клуб «Рамзан»

Отрывок, характеризующий Урус-Мартан

– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.