Утиная охота (пьеса)

Утиная охота
Жанр:	драма
Автор:	Александр Вампилов
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1967
Дата первой публикации:	1970

«Утиная охота» — пьеса Александра Вампилова, написанная в 1967 годуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Персонажи

По ходу пьесы автор делает психологические портретные зарисовки героев:

• Виктор Зилов — Зилову около тридцати лет, он довольно высок, крепкого сложения; в его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности в своей физической полноценности. В то же время и в походке, и в жестах, и в разговоре у него сквозят некие небрежность и скука, происхождение которых невозможно определить с первого взгляда.
• Галина, жена Зилова — Галине двадцать шесть. В её облике важна хрупкость, а в её поведении — изящество, которое различимо не сразу и ни в коем случае не выказывается ею нарочно. Это качество, несомненно, процветающее у неё в юности, в настоящее время сильно заглушено работой, жизнью с легкомысленным мужем, бременем несбывшихся надежд. На её лице почти постоянно выражение озабоченности и сосредоточенности (она учительница, а у учителей с тетрадями это нередко).
• Ирина — студентка, новая возлюбленная Зилова, его «невеста».
• Кузаков — Кузакову около тридцати. Яркой внешностью он не выделяется. Большей частью задумчив, самоуглублен. Говорит мало, умеет слушать других, одет весьма неряшливо. По этим причинам в обществе он обычно в тени, на втором плане. Переносит это обстоятельство с достоинством, но и не без некоторой досады, которую хорошо скрывает.
• Саяпин — бывший одноклассник, сослуживец и друг Зилова.
• Валерия, жена Саяпина — Валерии около двадцати пяти. В глаза бросается её энергичность. Её внешней привлекательности несколько противоречит резкая, почти мужская инициатива. Волосы у неё крашеные, коротко подстриженные. Одевается модно.
• Кушак Вадим Андреевич, начальник Зилова и Саяпина— мужчина солидный, лет около пятидесяти. В своем учреждении, на работе он лицо довольно внушительное: строг, решителен и деловит. Вне учреждения весьма неуверен в себе, нерешителен и суетлив.
• Вера — давняя любовница Зилова, работает продавщицей, около двадцати пяти лет. Она явно привлекательна, несколько грубоватая, живая, всегда «в форме»… одевается красиво и носит неизменно роскошную причёску.
• Официант Дима — одноклассник Зилова и Саяпина — высокий, спортивного вида парень. Он всегда в ровном деловом настроении, бодр, уверен в себе и держится с преувеличенным достоинством, что, когда он занят своей работой, выглядит несколько смешным.

Сюжет

Основное действие пьесы происходит в течение одного дня в квартире Зилова. События перемежаются реминисценциями в прошлое и воображаемое будущее героя.

Дождливым утром в квартире Зилова появляется мальчик с похоронным венком «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей» — это шутка Саяпина и Кузакова. Зилов представляет, будто он всё-таки умер и друзья встречаются на его похоронах.

Зилов пытается дозвониться Вере, Саяпину, Кузакову, Ирине — ему нужно хоть с кем-нибудь поговорить — но всё безуспешно. Герой погружается в воспоминания.

Воспоминание первое. Зилов и Саяпин обедают в кафе «Незабудка» со своим начальником Кушаком. Благодаря ему Зилов недавно получил квартиру и собирается вечером праздновать новоселье. Появляется бывшая любовница Зилова Вера, флиртует с Кушаком и напрашивается на новоселье. Зилов вынужден пригласить её.

Вечером в новую, ещё пустую квартиру Зилова приходят Саяпин с Валерией, Кушак, Кузаков и Вера, которую Зилов представляет жене как подругу Кушака. Во время новоселья вскрывается истинное отношение героев к Зилову: Саяпин завидует ему, Кушак невольно даёт понять, что не ценит его как сотрудника. После ухода гостей Галина признается мужу, что хочет ребёнка, но Зилов реагирует холодно.

Воспоминание второе. Зилов и Саяпин на работе в Центральном бюро технической информации. Кушак требует от них срочно статью о модернизации производства, и Зилов решает вместо статьи сдать проект реконструкции фарфорового завода, лежащий в ЦБТИ уже год. В это время ему приносят письмо от отца: тот пишет, что умирает, и просит приехать. Зилов отмахивается, утверждая, что отец рассылает такие письма каждый год.

В отдел заходит Ирина — она ищет редакцию газеты, чтобы подать объявление. Зилов врёт, что редакция тут и находится, заводит с Ириной разговор и приглашает на свидание. Уже перед самым его уходом звонит Галина и просит сейчас же приехать: она узнала, что беременна. Зилов обещает приехать вечером, и Галина обижается.

Воспоминание третье. Зилов возвращается домой под утро, рассказывает жене, что его отправили в срочную командировку на фарфоровый завод, но Галина не верит: его видели накануне вечером в городе. Она говорит ему, что сделала аборт и не хочет больше никаких отношений. Зилов пытается её успокоить, просит верить ему, напоминает Галине о том вечере, когда они объяснились друг другу в любви — однако романтическая сцена оборачивается фарсом.

Воспоминание четвёртое. Кушак выясняет, что информация в статье Зилова и Саяпина не соответствует действительности: реконструкция на заводе так и не была проведена. Он требует объяснений, и Зилов по просьбе Саяпина берет вину на себя. Кушак предупреждает Зилова об увольнении.

Чуть позже Зилову приносят телеграмму: умер его отец. Он тут же собирается ехать, просит жену принести ему деньги в кафе «Незабудка»: он назначил там свидание Ирине и старается выпроводить Галину побыстрее. Однако она, беспокоясь, что он едет без необходимых вещей, приходит в кафе снова — и застает его с Ириной. Та в замешательстве: она не подозревала, что Зилов женат.

Воспоминание пятое. Галина собирается ехать отдыхать к дяде на месяц. Едва она выходит из дома, Зилов звонит Ирине и зовет её к себе. Внезапно Галина возвращается и признаётся, что уезжает не к дяде, а к другу детства, который до сих пор в неё влюблён. Зилов вскипает, пытается удержать её, но Галина выбегает из квартиры и закрывает за собой дверь. Зилов разговаривает с ней через дверь: раскаивается, просит поверить ему — он впервые искренен. Однако за дверью уже стоит Ирина.

Воспоминание шестое. Кафе «Незабудка», Зилов собирает друзей. Завтра они с Димой едут на охоту, и Зилов надеется, что ему наконец-то повезет. Когда приходят Саяпины, Кушак, Кузаков с Верой и Ирина, Зилов уже пьян. Он начинает разоблачать своих гостей, устраивает скандал. Все уходят, Зилов напоследок называет официанта лакеем, и тот бьёт его в лицо. Когда Саяпин и Кузаков возвращаются забрать товарища, он уже лежит без сознания под столом — «как труп», замечает Кузаков, и им приходит в голову разыграть его наутро.

Снова Зилову представляется сцена после собственных похорон.

Он звонит официанту и сообщает, что передумал ехать на охоту, потом обзванивает друзей и приглашает на свои поминки. Затем пишет предсмертную записку и собирается выстрелить в себя из ружья, но его останавливает телефонный звонок. В это время успевают появиться Кузаков и Саяпин. Зилов раздосадован, что ему помешали, обвиняет друзей в том, что они мечтают завладеть его квартирой, и выгоняет. Когда Кузаков пытается его успокоить — наставляет на него ружьё. После их ухода Зилов падает на кровать и какое-то время лежит неподвижно — «плачет он или смеётся, понять невозможно». Потом он звонит официанту и спокойно сообщает, что готов ехать на охоту.

История публикации

«Утиная охота» впервые опубликована в 1970 году в альманахе «Ангара». До этого пьесу пытался напечатать «Новый мир», но редколлегия не пришла к единому решению. Официальная причина отказа звучала так: «Новый мир» пьес не печатает.

Публикация в «Ангаре» чудом обошлась без цензуры: главный редактор Марк Сергеев «подловил» момент, когда главный цензор ушёл в отпуск, и поставил «Утиную охоту» в номер.

Вскоре после публикации на Вампилова был написан донос в Иркутский обком КПСС, а затем и в ЦК КПСС: оказалось, что в Иркутске есть Бюро технической информации (такое же название в пьесе носит организация, где работают Зилов, Саяпин и Кушак), и его служащие обвинили автора в клевете.

В 1972 году, уже после смерти Вампилова, Марк Сергеев попытался издать однотомник произведений писателя. Директор Восточно-Сибирского издательства, куда была передана рукопись, соглашался печатать, но — без «Утиной охоты». Сергеев забрал рукопись и передал её в московское издательство «Искусство» — и в 1975 году сборник «Избранное» А. Вампилова вышел в свет вместе с крамольной пьесой.

Театральные постановки

Первая постановка

• 1976 — молдавский театр «Лучаферул» (Luceafărul), режиссёр В. Апостол (на молдавском языке),
• 1976 — Рижский театр русской драмы, режиссёр А. Кац (на русском)

Известные постановки

• 1977 — Студенческий театр МГУ, режиссёр Роман Виктюк, в роли Кузакова Ефим Шифрин
• 1978 [ilkhom.ferghana.ru/ Борис Чухович, ТЕАТР "ИЛЬХОМ" И ТАШКЕНТСКИЙ АНДЕРГРАУНД] — «Экспериментальная студия театральной молодёжи» (сейчас театр «Ильхом»), Ташкент, режиссёр Марк Вайль
• 1979 — Московский драматический театр им. М. Н. Ермоловой, режиссёр В. Андреев
• 1979 — МХАТ, реж. О. Ефремов; Зилов — Андрей Мягков, Официант — Алексей Петренко
• 1980 ? — Горьковский академический театр драмы имени Горького, режиссёр Анатолий Кошелев, в ролях А. Комраков — Зилов, Т. Кириллова — Галина, Т. Жукова — Вера, Н. Заякина — Валерия, Ф. Зарипова — Ирина, Е. Арефьев — Саяпин, Ю. Аксентий — Дима, Ю. Фильшин — Кузаков, И. Поляков — Кушак
• 1981 — Ярославское театральное училище, дипломный спектакль. Постановка — Ф. Шишигин. Реж. — Л. Макарова, Ф. Шишигин.
• 1983 — Санкт-Петербургский государственный молодёжный театр на Фонтанке, режиссёр Ефим Падве
• 1996 — Новосибирский городской драматический театр п/р С. Афанасьева, режиссёр Сергей Афанасьев, в роли Зилова Николай Соловьёв.
• 1997 — театр-студия «Русская актёрская школа»
• 2002 — Московский художественный театр им. А. П. Чехова, режиссёр Александр Марин, в роли Зилова Константин Хабенский, в роли Официанта Михаил Пореченков
• 2002 — Новосибирский драматический театр «Красный факел», режиссёр Пётр Шерешевский, в роли Зилова Максим Битюков
• 2007 — Ярославский академический театр драмы им. Ф. Волкова, режиссёр Александр Ищенко
• 2008 — Воронежский академический театр драмы им. А. Кольцова, режиссёр Анатолий Иванов, в роли Зилова Юрий Смышников
• Архангельский театр драмы имени М. В. Ломоносова
• Театр на Спасской, режиссёр Александр Клоков
• Свердловский театр юного зрителя, режиссёр Дмитрий Астрахан
• Другой театр режиссёр Павел Сафонов, в ролях Владимир Епифанцев, Ольга Ломоносова, Максим Браматкин, Сергей Фролов, Андрей Кузичев, Валерий Горин, Анастасия Веденская, Мария Бердинских, Анастасия Бегунова, Надежда Михалкова, Денис Яковлев.
• 2012 — Учебный Театр, режиссёр Владимир Дворман в роли Зилова Алексей Остафийчук, в роли Кушака Евгений Волков, в роли Саяпина Сергей Колбинцев, в роли Официанта Артём Патрушев, в роли мальчика Николай Молчанов, в роли ГалиныТатьяна Клюкач, в роли Веры Лисавета Сахнова, в роли Валерии Евгения Серебренникова.
• 2012 — Национальный театр Болгарии им. Ивана Вазова (София), режиссёр Юрий Бутусов в роли Зилова Иван Юруков, в роли Кушака Николай Урумов, в роли Официанта Дарин Ангелов. Премьера состоялась 24 и 25 марта 2012 года. Участвовал в Володинском фестивале (Санкт-Петербург) 8 февраля 2013 года, номинация на театральную премию Икар за лучшую мужскую роль — Иван Юруков.
• 2012 год — Государственный Театр Киноактера (Москва) «УТИНАЯ ОХОТА. Шесть Дней из Жизни…» режиссёр О. Елагина, в ролях: ЗИЛОВ — Ю. Гаркави, ГАЛИНА — Е. Волкова, О. Елагина, САЯПИН — А. Шарапов, КУШАК — А. Власов, КУЗАКОВ — А. Караваев, Д. Погодин, ИРИНА — М. Богатова, Д. Саламатина, ВЕРА — Т. Голованова, Е. Радченко, М. Богатова, ВАЛЕРИЯ — И. Епифанова, ОФИЦИАНТ — П. Шумский, Р. Ладнев

Экранизации

• 1979 (премьера — 1987) — «Отпуск в сентябре» (реж. Виталий Мельников, в роли Зилова — Олег Даль).
• 2015 — «Райские кущи» (реж. Александр Прошкин, в роли Зилова — Евгений Цыганов). Действие перенесено в наше время, Александр Вампилов по желанию родственников не упомянут в титрах.

Критика

Наибольшие споры вызвал образ Зилова — он многими не был понят.

Майя Туровская: «Зилов — фигура типичная. Это оборотная сторона бездушного и рационального технократства. Его служба — это своего рода пенсия по инвалидности души. „Сверхтекучесть“ его нравственности, морали, жизненных устоев и даже личных чувств такова, что ни в чём и ни по какому поводу на него положиться невозможно. Но при этом он незауряден, природно талантлив, полон возможностей и благих душевных порывов — в этом его обаяние. Яркость вампиловского героя — стихийный протест против скучно-односторонней целесообразности и деловитости. Жизнь сделала из Зилова редкостный образец цинизма, законченный экземпляр рыцаря „до лампочки“». (1987)

Ричард Ко, критик «Вашингтон пост»: «Вампилов пишет в традиции Достоевского о беспокойном, самому себе вредящем герое, злоключения и характер которого представляются специфически русскими». (1989)

Борис Сушков: «Если говорить о загадке Зилова, то она в том, что в Зилове воплощён не один характер, хотя бы и типичный, а 3-5-7 характеров-типов. Потому столь разные и по-своему логичные (хоть и не всегда убедительные) прочтения этого образа <…> Зилов — это все мы <…> это зеркало, отражающее судьбу целого поколения». (1989)

Марк Липовецкий сопоставляет Зилова с Печориным: это тоже «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии». Зилов — самый свободный человек во всей пьесе — и поэтому он способен на самые непредсказуемые и циничные поступки: у него отсутствуют всякие сдерживатели, тормоза.

Е. Гушанская: Зилов — «человек мягкий до бесформенности, снисходительный до равнодушия, эгоистичный до необходимости это скрывать, задающий себе вопросы и ощущающий себя виновным в том, что не знает на них ответов» Безусловно важен и образ Официанта.

Майя Туровская: «Официант — маленький деловой человек, демонизированный воображением Зилова, иронически прокомментированный автором, это альтер-эго и одновременно антипод героя».

Е. Гушанская: «Официант — единственный, кто имеет над Зиловым власть, кому герой завидует, кем восторгается, кому подчиняется… Он — двойник Зилова, двойник-антипод, антагонист-идеал… Он знает и умеет все, за исключением одной-единственной вещи. Он не знает, что окружающий мир живой, что в нём существует любовь, а не похоть, что охота — не физзарядка со стрельбой в цель… Официант абсолютно безупречен и так же абсолютно бесчеловечен».

Литература

• Гушанская Е. Самоосознание по Вампилову // Звезда. 1989. № 10
• Журчева Т. Поэтика «Утиной охоты» А. Вампилова // Поэтика реализма. Куйбышев. 1982
• Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Александр Вампилов // Современная русская литература. М., 2001. Книга вторая: 70-е годы. С. 184—194
• Липовецкий М. Н. Маска, дикость, рок (перечитывая Вампилова) // Литература. 2001. № 2
• Сушков Б. Ф. Александр Вампилов. М., 1989, с. 84-126
• Туровская М. И. Вампилов и его критик // Туровская М. И. Памяти текущего мгновения. М., 1987

Ссылки

• [www.lib.ru/PXESY/WAMPILOW/vampilov_ohota.txt «Утиная охота» на lib.ru и Т. Глазкова о пьесе]
• [www.youtube.com/watch?v=W2UOz3HZwPA Спектакль]

Отрывок, характеризующий Утиная охота (пьеса)

«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.