Фабри де Пейреск, Никола-Клод

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Никола-Клод Фабри де Пейреск
фр. Nicolas-Claude Fabri de Peiresc
Дата рождения:

1 декабря 1580(1580-12-01)

Место рождения:

Бельжантье

Дата смерти:

24 июня 1637(1637-06-24) (56 лет)

Место смерти:

Экс-ан-Прованс

Научная сфера:

астрономия, история, зоология

Альма-матер:

Университет Монпелье

Никола-Клод Фабри, сеньор де Пейреск (1 декабря 1580 – 24 июня 1637) — французский астроном, антиквар и полимат, поддерживавший обширную переписку с крупнейшими учёными своего времени. Его исследования включали, но не ограничивались, наблюдениями спутников Юпитера, картографией лунной поверхности. Его исторические исследования были посвящены римским, византийским и древнеегипетским древностям. Им был описан ряд растений и животных, включая вымершую к настоящему времени нубийскую газель.





Биография

Ранние годы

Семья Фабри, благородная и довольно состоятельная, происходила из Пизы. Никола-Клод Фабри родился 1 декабря 1580 года в Бельжантье в Провансе, куда его отец, Рейно Фабри, сеньор де Каллас, барон де Риан (фр. sieur de Calls, baron de Rians), советник вспомогательного суда (фр.) и его жена, Маргарита де Бомпар, наследница Пейреска (фр.), бежали из Экс-ан-Прованса, спасаясь от чумы. В возрасте десяти лет Никола-Клод отправился в Авиньон, где провёл пять лет в колледже иезуитов, изучая гуманитарные науки, после чего отправился в Экс изучать философию. Одновременно с этим он изучал благородные искусства танцев, верховой езды и толкования гербов. В 1596 году он был послан для завершения обучения философии в заведение иезуитов в Турноне. В то же время он проявлял интерес к математике и космографии. В 1597 году дядя вызвал его обратно в Экс, где молодой Фабри изучал право. В следующем году он вновь отправился в Авиньон, где изучал юриспруденцию у частного учителя.

В сентябре 1599 года Никола-Клод вместе с младшим братом отправились по поручению своего дяди в Италию в поисках редкостей и древностей. Посетив Флоренцию, Болонью, Феррару и Венецию, братья остановились в Падуе, в университете которой Никола-Клод завершил своё юридическое образование. После годичного пребывания в этом городе, в октябре 1600 братья приехали на празднование юбилейного года в Рим. Там они провели несколько месяцев, изучая достопримечательности, после чего, посетив Неаполь, вернулись в Палую в июне 1601 года. Там Фабри вновь изучае право, а также языки, которые могли бы оказаться полезными при переводе надписях на старинных медалях и монетах. Около 1602 года он покинул Италию, и через Женеву и Лион прибыл в Монпелье, в университете которого он совершенствуется в правоведении под руководством Юлиуса Париуса. Поскольку он должен был наследовать своему дяде в сенаторском звании, Никола-Клод озаботился получением королевского патента, для чего необходимым условием было обладание степенью доктора права, которая и была получена 18 января 1604 года. В этом же году он унаследовал Пейреск и стал именоваться по этому своему имению.

Дальнейшая жизнь

В 1605 году он сопровождал в Париж своего покровителя, Гийома Дю Вэра, президента экского сената. Оттуда, сопровождая французского посла, отправился в Англию, где был принят королём Яковом I. Посетив Оксфорд, Антверпен и Брюссель, Пейреск успел вернуться в Париж на церемонию крещения дофина, состоявшуюся 24 августа 1606 года. В 1607 году он купил баронство Риан. Вскоре после этого, по ходатайству своего дяди, он получил сенаторское звание, и 1 июля вступил в должность. В 1616 году он вновь сопровождает дю Вэра в Париж, где прожил более семи лет. Около 1622 года Пейреску пришлось вернуться в Экс, заняв пост отца в парламенте Прованса, скончавшегося три года спустя. В этот период он стал покровителем местных искусств, изучал окаменелости. В 1631 году, организовав брак племянника Клода, сына своего младшего брата Пеламеда, он уступил ему баронство Риан и сенаторское звание, оставив себе право пользования ими в течение трёх лет.

С 1634 по 1637 у него жил астроном Гассенди, оставивший биографию своего покровителя. Останавливался у него и Томмазо Кампанелла.

Научная деятельность

Не менее важными являются его заслуги в естественных науках. В 1610 году, используя телескоп, учёный открывает туманность Ориона. Он составляет таблицы спутников Юпитера и карту Средиземноморья. Кроме этого, Пейреск занимается расшифровкой древнеегипетских иероглифов. Часть своего богатого собрания египетских древностей он дарит иезуиту Атанасиусу Кирхеру; она стала основой римского музея Кирхерианум.

Учёный собирал античные геммы и монеты. Его дом в Экс-ан-Провансе представлял собой настоящий музей — одна лишь коллекция монет и медалей его превышала 18.000 штук. Де Пейреск оказывал постоянную помощь молодым художникам и скульпторам, обеспечивая их заказами. Так, он поручал им, кроме прочего, делать точнейшие рисунки и отливки с античных предметов. Кроме этого Пейреск собрал обширную коллекцию живописи XVI—XVII веков, в том числе произведения С.Вуэ, К.Меллана, Адриена де Фриза и др.

Пейреском была собрана обширная библиотека по всем областям знаний на многих языках, включающая печатные издания, манускрипты, собственные заметки учёного. Согласно его завещанию, библиотека досталась младшему брату, Пеламеду. Пеламед Пейреск, скончавшийся около 1645 года оставил библиотеку в неприкосновенности, однако, после его смерти, его сын и наследник Клод сразу же занялся поисками покупателей для всего собрания. Находившейся в переписке с Пейреском кардинал Мазарини изъявил через своего библиотекаря Габриэля Нодэ желание приобрести только рукописи, которые и были перевезены в Париж в 1647 году и были включены в библиотеку кардинала.

Переписка

Де Пейреск поддерживал переписку со многими учёными и деятелями культуры Европы — с кардиналом Ф.Барберини, Г.Галилеем, Дж. Б. делла Порта, Кассиано дал Поццо, П. П. Рубенсом, Ф.Бэконом, У.Кэмденом и др. Он также был близким другом астронома и философа Пьера Гассенди, написавшего и издавшего в 1641 году биографию де Пейрака под названием Viri illustris Nicolai Claudii Fabricii de Peiresc, senatoris aquisextiensis vita.

Память

В честь учёного были названы:

Бронзовый бюст учёного установлен на площади перед университетом в Экс-ан-Провансе.

Напишите отзыв о статье "Фабри де Пейреск, Никола-Клод"

Литература

  • Pierre Gassend Gassendi. [books.google.com/books/about/Viri_illustris_Nicolai_Claudii_Fabricii.html?id=27YPAAAAQAAJ Viri illustris Nicolai Claudii Fabricii de Peiresc, senatoris Aquisextiensis, vita]. — 1655. — 300 p.
  • [books.google.ru/books?id=faIDAAAAYAAJ A New and general biographical dictionary containing an account of the lives and writings of the most eminent persons in every nation in the world, particularly the British and Irish]. — London, 1795. — Т. VII. — P. 360-361.
  • Keith Busby. [books.google.ru/books?id=NsvcTtsIyRgC Les manuscrits de Chrétien de Troyes]. — Rodopi, 1993. — P. 159-160. — 553 p. — ISBN 90-5183-613-9.
  • J. Helling: Nicolas-Claude Fabri de Peiresc, 1580—1637. Brüssel 1980.
  • Jean-François Lhote, Danielle Joyal (изд.): Correspondance de Peiresc et Aleandro. 2 тома, Clermont-Ferrand 1995.
  • Philippe Tamizey de Larroque (изд.): Lettres de Peiresc à Guillemin, Holstenius et à Menestrier. 1610—1637. 7 томов, Paris 1888—1898.

Ссылки

  • [www.peiresc.org/ Peyresq Foyer d'Humanisme]

Отрывок, характеризующий Фабри де Пейреск, Никола-Клод

На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.