Харкаби, Йехошафат

Йехошафат Харкаби יהושפט הרכבי<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Начальник военной разведки Израиля
1955 — 1959
Предшественник:	Биньямин Джибли
Преемник:	Хаим Герцог
Вероисповедание:	Иудаизм
Рождение:	1921(1921) Хайфа, Израиль
Смерть:	1994(1994) Иерусалим, Израиль
Военная служба
Принадлежность:	Израиль
Звание:	Генерал-майор

Йехошафа́т Харка́би — (англ. Yehoshafat Harkabi ивр. ‏יהושפט הרכבי‏‎) — четвёртый начальник военной разведки Израиля, профессор международных отношений в Еврейском университете, лауреат премии Израиля по политологии за 1992 год.

Биография

Молодость

Йехошафат Харкаби родился в 1921 году в Хайфе, закончил реальное училище, затем получил высшее образование в Еврейском университете. В дальнейшем Харкаби закончил Гарвардский университет в США, а затем получил степень доктора философии в Еврейском университете.

В 1943 году он вступил в британскую армию и воевал во Второй мировой войне. После войны он принял участие в первом курсе подготовки дипломатов, проводимых Еврейским агентством. В войне за независимость воевал в районе Иерусалима, был командиром роты в батальоне Мориа бригады Этциони. После войны он был членом израильской делегации на Родосе во время переговоров по соглашения о прекращении огня в конце Войны за независимость.

Начальник военной разведки Израиля

В 1955 году Харкаби стал начальником военной разведки Израиля (АМАН). В 1956 году Харкаби возглавил первую в Израиле операцию возмездия. Перед Харкаби была поставлена задача остановить постоянные нападения арабских террористов, проникающих с территории Газы (тогда Египет) и Западного берега реки Иордан (тогда Иордания). АМАН установил, что организуют террористические группы начальник египетской разведки в Газе Мустафа Хафез и резидент египетской разведки в Иордании Салах Мустафа. 11 июля 1956 года Хафез был взорван в его кабинете книгой с взрывчаткой, переданной ему собственным помощником, завербованным АМАНом. Полковник Салах Мустафа погиб на следующий день, получив посылку с бомбой. В дальнейшем Моссад перенял у Харкаби опыт организации таких операций .

Харкаби участвовал в покупке у Франции атомного реактора.

Дальнейшая карьера

Он известен прежде всего своим постепенным развитием отношения к Палестинскому государству и признании Организации освобождения Палестины в качестве партнера по переговорам, от бескомпромиссной жесткой линии до сторонника этих изменений. Харкаби был единственным командиром военной разведки, с хорошим знанием арабского языка, в дополнение к по-настоящему профессиональным знаниям арабской цивилизации и истории ислама.

После своей военной карьеры, он служил приглашенным профессором в Принстонском университете, а также ученым в Брукингском институте. Он был директором института международных отношений и исследований Ближнего Востока в Еврейском университете Иерусалима.

В своей наиболее известной книге «Роковой час Израиля», Харкаби описывает себя как «беспринципного голубя», намеренного искать «политику, в которых Израиль может получить наилучшее урегулирование конфликта на Ближнем Востоке — политику, которая включала бы сионизм „по качеству, а не площади“» (стр. 225).

В 1993 году Харкаби был награждён Государственной премией Израиля по политическим наукам.

Публикации

• Йехошафат Харкаби. "Отношение арабов к Израилю" = Harkabi,Y. "Arab Attitudes to Israel". — Transaction Publishers, 1974. — ISBN 0-85303-157-6.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Палестинцы и Израиль" = Harkabi,Y. "Palestinians and Israel". — Transaction Publishers, 1975. — ISBN 0-87855-172-7.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Арабские стратегии и ответ Израиля" = Harkabi,Y. "Arab Strategies and Israel's Response". — Free Press, 1977. — ISBN 0-02-913760-8.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Три концепции арабской стратегии" = Harkabi,Y. "Three Concepts of Arab Strategy". — Anti-Defamation League of B'nai B'rith., 1978. — ISBN B0006WY3PU.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Палестинский Договор и его значение" = Harkabi,Y. "Palestinian Covenant and Its Meaning". — Frank Cass Publishers, 1979. — ISBN 0-85303-206-8.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Палестинское Национальное Соглашение 1968 года: Израильские комментарии" = Harkabi,Y. "The Palestinian National Covenant (1981): An Israeli Commentary". — 1975. — ISBN B0007J3GFA.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Синдром Бар-Кохбы: Риск и реалии международных отношений" = Harkabi,Y. "The Bar Kokhba Syndrome: Risk and Realism in International Relations". — New York, NY, Rossel Books, 1982. — ISBN 0-940646-01-3.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Доктрина ФАТХа" = Harkabi,Y. "Al Fatah's Doctrine". — New York, NY, Penguin Books, 1985. — ISBN 0-87196-873-8.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Роковые Израильские решения" = Harkabi,Y. "Israel's Fateful Decisions". — I.B. Tauris, 1988. — ISBN 1-85043-094-2.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Роковой час Израиля" = Harkabi,Y. "Israel's Fateful Hour". — HarperCollins, 1989. — ISBN 0-06-091613-3.  (англ.)
• Йехошафат Харкаби. "Арабо-израильский конфликт: на пороге переговоров" = Harkabi,Y. "The Arab-Israeli Conflict on the Threshold of Negotiations". — Center of International Studies, Princeton University, 1992. — ISBN 9992409533.  (англ.)

Литература

• Ze'ev Schiff. [www.gamla.org.il/english/article/2000/aug/z1.htm On Making Peace Despite The Risks]. Haaretz (August 7, 2000). Проверено 14 октября 2013. [web.archive.org/web/20030729193457/www.gamla.org.il/english/article/2000/aug/z1.htm Архивировано из первоисточника 29 июля 2003].
• [web.archive.org/web/20080613023818/intellit.muskingum.edu/israel_folder/israelintelheads.html Heads of A’man, Mossad, & Shin Bet]  (англ.), 1997

Отрывок, характеризующий Харкаби, Йехошафат

– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!