Хлыновский кремль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хлыновский кремль
Город Хлынов
Год постройки 14551457[1]
Протяженность стен 374 сажени + ? сажень
Количество башен Городская стена — 5, Посадская стена — 6
Количество ворот Городская стена — 3, Посадская стена — 5
Высота стен 5 аршин

Хлы́новский кремль — деревянное оборонительное сооружение города (Малого города) и ремесленного посада (Большого, Земляного города) «Стольного града» Вятской землиХлынова, позже Вятка, ныне Киров, Россия.





Описание

Башни и ворота

Городская стена:

  • Спасская (проездная);
  • Воскресенская (проездная);
  • Богоявленская (проездная);
  • Никольская;
  • Покровская.

Посадская стена:

  • Пятницкая (проездная);
  • Ильинская (проездная);
  • Московская (проездная);
  • Никитская (проездная);
  • Успенская;
  • Троеворотная (проезжая).

История

Кремль г. Хлынова был построен предположительно в середине 50-х годов XV в. в период борьбы Вятской республики в составе Галицкой коалиции северных русских городов против Москвы. С южной и восточной сторон кремль площадью примерно 4 га был прикрыт естественными преградами (обрывистый берег реки и овраг Засора), а с запада и севера - искусственным рвом. Помимо башен, крепостная стена включала в себя три вывода для пищалей и две рубленых городни. В 300 м от Хлыновского кремля в районе Александровского сада находилось древнее Вятское городище XII-XV вв.

Система оборонительных сооружений Хлынова продолжала укрепляться и после присоединения к Московскому государству (1489). В XVI в. посад (достигавший современной улицы Ленина) был укреплён рвом и частоколом. В 20-е гг. XVII в. вдоль северо-западной стороны кремля был выстроен деревянный Преображенский монастырь. В 70-е гг. XVII в. новые границы посада (до современной Театральной площади) были охвачены «земляным городом». Крепостная стена посада теперь была усилена рвом, валами, выводами, городнями.

Разрушение стен кремля и посада началось после сильного пожара 1700 г. Вместо постепенно приходивших в негодность старых построек в 1721 г. началось возведение каменной стены, которую достроили к началу XIX в. Высота новой кремлевской стены была 2 сажени (4,3 метра), оборонительной функции она уже не имела и служила только в качестве сторожевой для территории архиерейского дома. Последние башни и остатки старых крепостных стен были ликвидированы в ходе перепланировки города в 80-е гг. XVIII в.

В 1840-е гг. большая часть стены вдоль реки и оврага Засоры была перестроена. В 1846 году три башни каменного кремля вдоль реки были перестроены по проекту архитектора Соловкина.

В XVIII - XIX вв. на территории бывшего кремля разместился комплекс каменных церковных построек, в т.ч. Троицкий кафедральный собор, Преображенский монастырь, дом архиепископа, духовная консистория. К концу XIX в. этот ансамбль был органично довершён белокаменной оградой с башенками, повторявшей контуры некогда существовавшей здесь крепостной стены древнего Хлынова.

В 30-е гг. XX в. соборы и ограда «второго кремля» были полностью уничтожены. Лишь фрагменты ограды вошли в цокольные этажи двух типовых домов по берегу Засорного оврага.

Современное состояние и следы в топографии

До настоящего времени не сохранилось ни одной башни или фрагмента стены ни Хлыновского кремля или посада, ни каменного «второго кремля». Частично сохранился посадский крепостной вал. В черте «старого города» известны лишь три места, где видны его остатки [2]:

  • на территории Детского парка «Аполло», в юго-западном его углу, где находился один из выводов юго-западного участка крепостной стены посада. К юго-востоку находилась Никитская башня посада;
  • за кинотеатром «Победа» (ныне клуб «Гауди-холл»), к юго-востоку от Московской башни посада, в глубине квартала улиц Московской — Володарского (Никитской) — Дрелевского (Спасской) — Карла Марка (Владимирской). По этому участку вала прошло строительство Кировского главпочтамта (1927)[3];
  • во дворе школы №22 (бывшей Мариинской женской гимназии), в глубине квартала улиц Энгельса (Преображенской) — Володарского (Никитской) — Московской — Карла Марка (Владимирской). К юго-западу находилась Московская башня посада.

Крепостной вал собственно кремля не сохранился.

Напишите отзыв о статье "Хлыновский кремль"

Примечания

  1. Энциклопедия земли Вятской / В.Ситников. — ГИПП «Вятка», 1995. — Т. 4 - История. — 529 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-86645-010-0.
  2. Путеводитель по городу Хлынову конца XVII—XVIII веков. — Киров: О-Краткое, 2011. — 56 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-91402-093-1.
  3. Любимов В. А. Старая Вятка. Квартал за кварталом. Первая часть. Начало (От Засоры до Раздерихинской). — Киров: Триада плюс, 2007. — 576 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-91387-019-3.


Отрывок, характеризующий Хлыновский кремль

Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.