Звенигородский городок

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревянный кремль на земляных валах
Звенигородский городок

Валы звенигородского городка
Страна Россия
Город Звенигород
Первое упоминание 1339 год
Строительство Конец XIV века—Начало XV века годы
Статус Археологический памятник
Состояние Сохранились земляные валы
Координаты: 55°43′59″ с. ш. 36°50′24″ в. д. / 55.73306° с. ш. 36.84000° в. д. / 55.73306; 36.84000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.73306&mlon=36.84000&zoom=17 (O)] (Я)

Звенигородский городок — кремль города Звенигорода Московского, бывшая резиденция звенигородских удельных князей. Звенигородцы издавна называют это место городком.





Звенигородский городок до XIV века

Археологические данные говорят о наличии укреплённого поселения на месте Звенигородского городка со второй половины XII — начала XIII века.[1] Первое известное письменное упоминание Звенигорода встречается в духовной грамоте московского князя Ивана Даниловича Калиты в 1339: «А се даю сыну своему Ивану Звенигород». Так город становится центром удельного княжества (существовало в 1339—1492) Ивана Ивановича, сына Калиты. Известно, впрочем, что первые звенигородские князья обычно жили в Москве. Это свидетельствует о том, что Звенигород не был в то время хорошо отстроенным городом и воспринимался прежде всего как опорный пункт на подступах к Москве. В то время он, видимо, располагался в пределах городка.

Скорее всего, в те времена городок был укреплен довольно примитивно. Он располагался на высоком холме на левом берегу Москвы-реки; естественными преградами служили также маленький приток Москвы-реки — Жерновка, а также овраги и окружающий город густой сосновый лес. По археологическим данным, с XII века здесь существовал небольшой вал, укреплявший городок с северной стороны. По верху вала, а также по кромке естественного края холма была, видимо, возведена изгородь из бревен. Археологи не исключают, что существующий сейчас с напольной стороны холма овраг был некогда рвом, выкопанным самими жителями города.

Городок при Юрии Звенигородском

По завещанию Дмитрия Донского в 1389 году Звенигородское удельное княжество досталось его второму сыну Юрию Дмитриевичу, который превратил Звенигород в подлинную столицу своих владений (включающих также Галич-Костромской, Рузу и Вятку) и жил здесь почти постоянно до 1425. В годы правления Юрия Дмитриевича город был укреплен системой земляных валов (8 м в высоту). Внешняя сторона вала была покрыта глиной: его крутую (до 70 градусов) наклонную плоскость достаточно было слегка полить сверху водой, чтобы сделать неприступной. По гребню вала высились мощные деревянные стены с башнями (остатки двух дубовых башен обнаружены археологами) и бойницами.

В 1395 году в самом центре кремля князь строит деревянный золотоверхий терем-дворец. Около 1399 в центре рядом с ним возвели белокаменный Успенский собор (предположительно был расписан Андреем Рублевым), который соединялся особым переходом с дворцом (сейчас на месте этого перехода — позднейшая звонница).

В 1382 и 1408 годах Городок был взят татарами (первый раз Тохтамышем, второй — Едигеем).

Городок в позднейшее время

В 1492 году деревянная крепость с посадом окончательно была присоединена к Москве. В XVI—XVII веках стратегическая роль Звенигородского городка зависела от положения дел на западной границе. Когда в составе Московской Руси находился Смоленск, городок не имел особого значения в качестве крепости. В середине XVII века более важным форпостом стал укрепленный царем Алексеем Михайловичем находящийся неподалеку Саввино-Сторожевский монастырь.

От древнего Городка сохранились земляные валы и Успенский собор.

Рядом с Успенским собором в 1893 году была выстроена небольшая деревянная Богоявленская церковь в псевдорусском стиле для богослужений в зимнее время. Она сгорела в 1920-х. В настоящее время на её месте построен новый небольшой кирпичный храм.

См. также

Напишите отзыв о статье "Звенигородский городок"

Примечания

  1. Звенигородский городок и его древности / Автор-составитель А. И. Алексеев; Научно-художественный совет Звенигородского историко-архитектурного и художественного музея. — Информационно-справочное издание. — Звенигород, 2011 г.

Литература

  • Николаева Т. В. Древний Звенигород. М.: Искусство, 1978.
  • Константин Ковалев. Савва Сторожевский. Серия ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2007. (о Звенигороде и Городке).
  • Константин Ковалев (Ковалев-Случевский). Юрий Звенигородский. Серия ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2008. (Все о Звенигороде и Городке).
  • Сурмина И. О. Самые знаменитые крепости России. М.: Вече, 2002.

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20070926223358/www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=516&pub_id=548637&rubric_id=1000037&crubric_id=1000038 Юрий Звенигородский]
  • [makhotin.narod.ru/Zvenig/zvenig1.html Звенигород. Городок]
  • [www.zvenigorod.ru/town_history/ История Звенигорода]

Отрывок, характеризующий Звенигородский городок

– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,