Чемпионат ФРГ по футболу 1970/1971
Поделись знанием:
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
| Чемпионат ФРГ по футболу 1970/1971 Немецкая футбольная Бундеслига 1970/71 | |
|---|---|
| Подробности чемпионата | |
| Время проведения | 15 августа 1970 — 5 июня 1971 |
| Число участников | 18 |
| Призовые места | |
 Чемпион
|
Боруссия (Мёнхенгладбах) |
 Второе место
|
Бавария |
 Третье место
|
Герта |
| Статистика чемпионата | |
| Сыграно матчей | 306 |
| Забито голов | 926 (3.03 за игру) |
| Бомбардир(ы) |  Лотар Коблун (24 мяча)
|
Бундеслига 1970—1971 — 8-й чемпионат Федеративной Республики Германии по футболу. Чемпионом ФРГ второй раз подряд стала мёнхенгладбахская «Боруссия».
Содержание
Краткий обзор
Высший дивизион по итогам первенства покинули «Кикерс» из Оффенбаха и «Рот-Вайсс» из Эссена.
Турнирная таблица
| Место | Команда | И | В | Н | П | Голы | ± | О | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Боруссия (Мёнхенгладбах) | 34 | 20 | 10 | 4 | 77 − 35 | +42 | 50 | Кубок европейских чемпионов |
| 2 | Бавария | 34 | 19 | 10 | 5 | 74 − 36 | +38 | 48 | Кубок обладателей кубков |
| 3 | Герта | 34 | 16 | 9 | 9 | 61 − 43 | +18 | 41 | Кубок УЕФА |
| 4 | Айнтрахт (Брауншвейг) | 34 | 16 | 7 | 11 | 52 − 40 | +12 | 39 | |
| 5 | Гамбург | 34 | 13 | 11 | 10 | 54 − 63 | −9 | 37 | |
| 6 | Шальке 04 | 34 | 15 | 6 | 13 | 44 − 40 | +4 | 36 | |
| 7 | Дуйсбург | 34 | 12 | 11 | 11 | 43 − 47 | −4 | 35 | |
| 8 | Кайзерслаутерн | 34 | 15 | 4 | 15 | 54 − 57 | −3 | 34 | |
| 9 | Ганновер 96 | 34 | 12 | 9 | 13 | 53 − 49 | +4 | 33 | |
| 10 | Вердер | 34 | 11 | 11 | 12 | 41 − 40 | +1 | 33 | |
| 11 | Кёльн | 34 | 11 | 11 | 12 | 46 − 56 | −10 | 33 | Кубок УЕФА1 |
| 12 | Штутгарт | 34 | 11 | 8 | 15 | 49 − 49 | 0 | 30 | |
| 13 | Боруссия (Дортмунд) | 34 | 10 | 9 | 15 | 54 − 60 | −6 | 29 | |
| 14 | Арминия ( Билефельд) | 34 | 12 | 5 | 17 | 34 − 53 | −19 | 29 | |
| 15 | Айнтрахт (Франкфурт-на-Майне) | 34 | 11 | 6 | 17 | 39 − 56 | −17 | 28 | |
| 16 | Рот-Вайсс (Оберхаузен) | 34 | 9 | 9 | 16 | 54 − 69 | −15 | 27 | |
| 17 | Кикерс | 34 | 9 | 9 | 16 | 49 − 65 | −16 | 27 | Вылет в Регионаллигу |
| 18 | Рот-Вайсс (Эссен) | 34 | 7 | 9 | 18 | 48 − 68 | −20 | 23 |
И — игры, В — выигрыши, Н — ничьи, П — проигрыши, Голы — забитые и пропущенные голы, ± — разница голов, О — очки
1 «Бавария» стала обладателем Кубка ФРГ 1970—1971 и квалифицировался в Кубок обладателей кубков, как победитель. В Кубок УЕФА квалифицировался финалист кубка — «Кёльн».
Результаты матчей
| БРА | АЙНТ | АРМ | БАВ | ДОРТ | МЁНХ | ВЕРД | ГАМБ | Г96 | ГРТ | ДУЙС | КЁЛН | КАЙЗ | ККР | РВО | РВЭ | Ш04 | ШТУТ | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1. Айнтрахт (Брауншвейг) | 2:0 | 3:2 | 1:1 | 3:0 | 1:1 | 1:0 | 4:1 | 0:4 | 2:1 | 5:0 | 3:1 | 2:0 | 3:0 | 1:1 | 1:0 | 3:3 | 4:0 | |
| 2. Айнтрахт (Франкфурт-на-Майне) | 5:2 | 1:1 | 0:1 | 2:0 | 1:4 | 0:2 | 0:0 | 2:1 | 1:3 | 0:0 | 1:1 | 3:2 | 3:0 | 5:0 | 3:2 | 1:0 | 1:0 | |
| 3. Арминия ( Билефельд) | 0:1 | 1:0 | 1:0 | 2:3 | 0:2 | 3:0 | 1:1 | 3:1 | 1:1 | 0:0 | 1:0 | 2:1 | 2:0 | 2:1 | 0:0 | 0:3 | 1:0 | |
| 4. Бавария | 4:1 | 2:1 | 2:0 | 1:1 | 2:2 | 2:1 | 6:2 | 4:1 | 1:0 | 2:1 | 7:0 | 3:1 | 0:0 | 4:2 | 2:2 | 3:0 | 1:0 | |
| 5. Боруссия (Дортмунд) | 1:1 | 3:0 | 3:0 | 0:0 | 3:4 | 0:1 | 1:1 | 2:2 | 3:1 | 5:1 | 0:0 | 0:2 | 1:1 | 2:0 | 7:2 | 1:2 | 3:1 | |
| 6. Боруссия (Мёнхенгладбах) | 3:1 | 5:0 | 0:2 | 3:1 | 3:2 | 0:21 | 3:0 | 0:0 | 4:0 | 1:0 | 1:1 | 5:0 | 2:0 | 6:0 | 4:3 | 2:0 | 4:1 | |
| 7. Вердер | 2:0 | 1:0 | 4:1 | 0:1 | 3:1 | 1:1 | 2:2 | 0:0 | 0:0 | 0:2 | 1:1 | 1:1 | 3:1 | 2:0 | 1:1 | 0:1 | 3:1 | |
| 8. Гамбург | 2:1 | 3:0 | 3:2 | 1:5 | 2:1 | 2:2 | 1:1 | 1:0 | 0:0 | 2:0 | 2:0 | 5:2 | 3:2 | 0:0 | 2:1 | 1:2 | 1:0 | |
| 9. Ганновер 96 | 1:0 | 1:2 | 2:0 | 2:2 | 4:1 | 1:1 | 0:3 | 0:3 | 1:1 | 3:3 | 2:0 | 2:1 | 1:1 | 1:2 | 3:1 | 3:0 | 3:0 | |
| 10. Герта | 1:0 | 6:2 | 0:1 | 3:3 | 5:2 | 4:2 | 3:1 | 2:0 | 0:0 | 3:1 | 3:2 | 5:3 | 3:1 | 3:1 | 1:1 | 2:1 | 2:0 | |
| 11. Дуйсбург | 0:0 | 3:1 | 4:1 | 2:0 | 4:3 | 1:1 | 3:1 | 2:2 | 3:2 | 1:0 | 0:0 | 1:1 | 2:2 | 2:2 | 1:0 | 1:0 | 1:0 | |
| 12. Кёльн | 3:1 | 0:0 | 2:0 | 0:3 | 2:2 | 3:2 | 1:1 | 3:0 | 0:1 | 3:2 | 2:1 | 1:2 | 4:2 | 2:4 | 3:2 | 2:0 | 2:1 | |
| 13. Кайзерслаутерн | 0:1 | 2:0 | 3:0 | 2:1 | 1:0 | 0:1 | 2:1 | 2:0 | 2:1 | 2:0 | 3:0 | 0:0 | 4:0 | 4:1 | 5:2 | 2:0 | 0:5 | |
| 14. Кикерс | 0:2 | 0:2 | 5:0 | 1:1 | 3:0 | 1:3 | 2:1 | 3:3 | 1:5 | 1:0 | 2:0 | 4:1 | 2:2 | 3:2 | 1:2 | 0:1 | 3:3 | |
| 15. Рот-Вайсс (Оберхаузен) | 1:0 | 0:0 | 4:2 | 0:4 | 0:1 | 0:2 | 3:0 | 8:1 | 4:3 | 1:1 | 0:2 | 2:2 | 4:2 | 2:2 | 0:0 | 4:1 | 1:2 | |
| 16. Рот-Вайсс (Эссен) | 0:1 | 2:0 | 2:1 | 3:1 | 0:1 | 1:2 | 2:2 | 1:3 | 2:0 | 0:3 | 1:1 | 2:0 | 4:0 | 2:3 | 3:3 | 1:3 | 1:1 | |
| 17. Шальке 04 | 1:0 | 4:1 | 0:1 | 1:3 | 0:0 | 0:0 | 0:0 | 3:1 | 3:0 | 0:1 | 1:0 | 2:2 | 2:0 | 1:2 | 2:0 | 4:1 | 2:1 | |
| 18. Штутгарт | 1:1 | 2:1 | 1:0 | 1:1 | 6:1 | 1:1 | 3:0 | 3:3 | 1:2 | 1:1 | 1:0 | 1:2 | 2:0 | 1:0 | 2:1 | 5:1 | 1:1 |
Источник: [www.dfb.de/index.php?id=331262 www.dfb.de]
1 Матч «Боруссия» (Мёнхенгладбах) — «Вердер», состоявшийся в 27 туре 3 апреля 1971 года, был остановлен на 88-й минуте игры при счёте 1:1 из-за сломанной штанги у одних из ворот. Так как хозяева не смогли произвести замену, им было засчитано техническое поражение со счётом 0:2.[1]
Бомбардиры
| Место | Игрок | Клуб | Голы |
|---|---|---|---|
| 1 | Лотар Коблун
|
Рот-Вайсс (Оберхаузен) | |
| 2 | Герд Мюллер
|
Бавария | <center>22 |
| Карл-Хайнц Вогт
|
Кайзерслаутерн | <center>22 | |
| 4 | Лоренц Хорр
|
Герта | <center>20 |
| Герберт Лаумен
|
Боруссия (Мёнхенгладбах) | <center>20 |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат ФРГ по футболу 1970/1971"
Примечания
- ↑ [www.dfb.de/index.php?id=331550 Чемпионат Германии 1970—1971.27 тур. ]
Ссылки
- [www.bundesliga.de/ Официальный сайт Бундеслиги] (англ.) (нем.)
- [www.dfb.de/index.php?id=331261 Бундеслига 1970/71] (англ.) (нем.)
Отрывок, характеризующий Чемпионат ФРГ по футболу 1970/1971
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
