Шарабурко, Яков Сергеевич

Яков Сергеевич Шарабурко
Дата рождения	26 ноября 1895(1895-11-26)
Место рождения	село Беседовичи, ныне Хотимский район, Могилёвская область
Дата смерти	22 апреля 1967(1967-04-22) (71 год)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Кавалерия Пехота
Годы службы	1915 — 1946 годы
Звание
Командовал	70-й кавалерийский полк 5-я кавалерийская дивизия 23-й стрелковой корпус 76-я кавалерийская дивизия 116-я кавалерийская дивизия 12-я гвардейская Донская казачья кавалерийская дивизия 7-й гвардейский кавалерийский корпус 93-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Польский поход РККА Великая Отечественная война
Награды и премии

Яков Сергеевич Шарабурко (26 ноября 1895 года, село Беседовичи, ныне Хотимский район, Могилёвская область — 22 апреля 1967 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-майор (1940 год).

Начальная биография

Яков Сергеевич Шарабурко родился 26 ноября 1895 года в селе Беседовичи ныне Хотимского района Могилёвской области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В 1915 году был призван в ряды Русской императорской армии и направлен рядовым на Западный фронт.

В 1917 году вступил Петроградский красногвардейский отряд, где был назначен на должность командира взвода, а в апреле 1918 года был призван в ряды РККА и назначен на должность командира эскадрона 1-го советского партизанского полка, преобразованного вскоре в 3-й партизанский Могилёвский полк. Принимал участие в боевых действиях под Петроградом против войск под командованием генерала П. Н. Краснова.

После окончания Орловских кавалерийских командных курсов с сентября 1919 года служил помощником командира эскадрона и командиром сотни, а с декабря командиром эскадрона 13-го кавалерийского полка (3-я Туркестанская кавалерийская дивизия, 1-я армия) и принимал участие в боевых действиях против войск под командованием адмирала А. В. Колчака, затем — в боевых действиях на красноводском направлении, а в составе Ферганской армейской группы (Туркестанский фронт) — в боевых действиях против басмачей на территории Ферганской долины.

Межвоенное время

После окончания Высшей кавалерийской школы РККА, дислоцированной в Ленинграде, Шарабурко в сентябре 1924 года был назначен на должность преподавателя кавалерийских курсов усовершенствования командного состава Северокавказского военного округа, в октябре 1925 года — на должность командира пулемётного эскадрона в составе 22-го и 23-го кавалерийских полков (4-я Ленинградская кавалерийская дивизия, Ленинградский военный округ), в феврале 1927 года — на должность инструктора кавалерийского дела 3-го пограничного отряда ОГПУ, дислоцированного в Петрозаводске, а в сентябре 1927 года — вновь на должность командира эскадрона 23-го кавалерийского полка.

После окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе в декабре 1931 года Шарабурко был назначен на должность командира кавалерийского дивизиона Объединённой военной школы имени ВЦИК, дислоцированной в Москве, в июле 1932 года — на должность командира полка курсантов в Тамбовской Объединённой кавалерийской школе, в январе 1934 года — на должность командира 70-го кавалерийского полка (16-я кавалерийская дивизия, Ленинградский военный округ), а в марте 1938 года — на должность командира 5-й кавалерийской дивизии (Киевский военный округ), после чего принимал участие в боевых действиях в ходе похода в Западную Украину.

В апреле 1941 года Шарабурко был назначен на должность заместителя командира 23-го механизированного корпуса (Орловский военный округ).

Великая Отечественная война

С началом войны корпус был включён в Юго-Западный фронт, после чего принимал участие в боевых действиях в ходе Киевской оборонительной операции, а в июле был преобразован в 23-й стрелковой корпус, а Шарабурко был назначен на должность командира этого корпуса, который вскоре принимал участие в ходе Смоленского сражения.

В сентябре был назначен на должность командира 76-й кавалерийской дивизии, а в марте 1942 года — на должность командира 116-й кавалерийской дивизии, которая с сентября по октябрь принимала участие в боевых действиях за Северный Кавказ в районе населенных пунктов Келлермесская, Гиагинская и Кабардинский. За проявленную отвагу в боях дивизия была преобразована в 12-ю гвардейскую Донскую казачью кавалерийскую дивизию, а Шарабурко был награждён орденом Красного Знамени.

В ноябре был назначен на должность помощника командующего войсками — инспектора кавалерии Северной группы войск Закавказского фронта, в январе 1943 года — на должность инспектора кавалерии Северо-Кавказского фронта, в марте — на должность командира 7-го гвардейского кавалерийского корпуса, а в сентябре — на должность заместителя командира 12-го гвардейского стрелкового корпуса.

С мая 1944 года генерал-майор Шарабурко находился в госпитале на излечении по болезни и в ноябре после выздоровления был назначен на должность командира 93-го стрелкового корпуса, который в ноябре — декабре принимал участие в боевых действиях по блокаде группировки противника на Курляндском полуострове, а затем ходе Сандомирско-Силезской, Нижнесилезской и Верхнесилезской наступательных операций. За умелую организацию и руководство боевыми действиями генерал-майор Шарабурко был награждён орденом Суворова 2 степени. В ходе Пражской наступательной операции корпус к исходу 8 мая подошёл к городу Яромержице и до 12 мая принимал участие в ходе пленения группы армии «Центр» противника.

Послевоенная карьера

Генерал-майор Яков Сергеевич Шарабурко 5 июля 1945 года попал в автомобильную катастрофу, после чего находился на лечении в госпитале и в июне 1946 года вышел в отставку. Умер 22 апреля 1967 года в Москве.

Награды

• Два ордена Ленина;
• Четыре ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 626—628. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Шарабурко, Яков Сергеевич

Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.