Шарапов, Иван Прокофьевич

Иван Прокофьевич Шарапов
Дата рождения:	24 октября 1907(1907-10-24)
Место рождения:	село Курдюки, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя
Дата смерти:	10 августа 1996(1996-08-10) (88 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Страна:	СССР СССР Россия Россия
Научная сфера:	геология
Место работы:	Пермский университет
Учёная степень:	доктор геолого-минералогических наук
Учёное звание:	доцент
Альма-матер:	Среднеазиатский индустриальный институт

Ива́н Проко́фьевич Шара́пов (24 октября 1907, село Курдюки, Тамбовская губерния — 10 августа 1996, Москва) — российский геолог (специалист по математическим методам в геологии и изучению элементов-примесей в рудах), диссидент. Зав. кафедрой разведочного дела Северо-Кавказского горно-металлургического института (1948—1950), зав. кафедрой поисков и разведки полезных ископаемых Пермского университета (1956–1958).

Биография

Родился 24 октября 1907 года в селе Курдюки (ныне — Инжавинского района Тамбовской области) в крестьянской семье.

Образование

Окончил Среднеазиатский индустриальный институт (горный факультет) в 1934. Кандидат геолого-минералогических наук (1947; тема диссертации: «Новые пути в разведке и оценке золотых россыпей»). Доктор геолого-минералогических наук (1987; тема диссертации: «Системный подход к геологии»).

Идеологический активист

В 1922 вместе с двумя товарищами организовал волостную ячейку комсомола. Учился в тамбовской губернской совпартшколе (поступил в 1923, окончил в 1927), одновременно был бойцом отряда чрезвычайного назначения (ЧОНа).

С 1928, одновременно с учёбой в институте, был преподавателем исторического материализма и политической экономии в техникуме, обществоведения в школе. В 1932 написал письмо М. Горькому в Италию с вопросом, почему общество перерождается, и с констатацией того, что люди уже не те энтузиасты, какими они недавно были, что растет озлобление, бездуховность, эгоизм, в комсомоле развивается демагогия, карьеризм. В ответ Горький подверг позицию автора резкой критике и переслал письмо в ЦК партии. В том же году прекратил общественную работу и преподавание, сосредоточившись на геологии.

Геологическая деятельность

Ещё во время учёбы в институте работал в геологических экспедициях — на Гиссарском хребте (в Таджикистане), в южной Киргизии, в западной части Копетдага (Туркмения). На последнем курсе был начальником Керминской геологической партии (западные отроги Зеравшанского хребта в Узбекистане).

После окончания института работал в одном из отрядов Таджико-Памирской экспедиции. Ему удалось найти залежи сурьмы близ озера Маргузор к югу от Пенджикента (месторождение Буз-и-Нова). В 1935 опубликовал первую научную работу о вельдских отложениях в Кызылкумах. В 1935-1937 совместно с женой (она окончила тот же институт в 1935) разведал соляную гору Жоджа-и-Кан на юге Узбекистана, близ города Шерабад. В этот же период опубликовал несколько литературных очерков, в частности, одну из первых записей узбекского эпоса «Алпамыш».

В 1937 он и его жена стали сотрудниками Таджикской базы АН СССР. Работали в Узбекистане, открыли первое и единственное до сих пор в странах бывшего СССР месторождение очень хороших кристаллов прозрачного гипса. Находка была описана ими в четырёх научных статьях (1937–1940).

В 1938 занимался поисками пьезокварца для нужд наркомата авиапромышленности на Полярном Урале. Был обвинён органами НКВД в том, что построил пять складов, которые могли быть использованы беглыми заключёнными. Однако начальник экспедиции смог, по-видимому, защитить его. Позднее писал в мемуарах, что «Смерть пронеслась мимо, обдав меня ледяным дыханием».

В 1939 проводил разведку и добычу мориона (чёрного кварца) на Волыни, а в 1940 вёл поиски горного хрусталя (бесцветный, прозрачный пьезокварц) в районе приисков Якутзолото (бассейн Алдана). В 1941 снова работал на Полярном Урале, в 1941–1944 — на Ленских золотых приисках, руководил геологической разведкой на Дальнетайгинском прииске. С 1943 — начальник геолого-поисковой экспедиции на реке Токо (система Олекмы) в Якутии.

В 1944-1947 работал в Бодайбо, приводя в порядок подсчеты запасов по всему тресту Лензолото. Вступил в конфликт с руководством треста, направив докладную записку в Госкомитет Обороны СССР. Полагал, что трест занимается «хищнической» деятельностью, снимая «сливки» с месторождений, а более бедные участки при этом заваливались пустой породой. Кроме того, предложил отменить инструкцию, которая способствовала разбазариванию добытого золота. В результате был вынужден оставить практическую геологию и перейти на преподавательскую деятельность.

Научно-педагогическая деятельность

В 1947-1948 — преподаватель минералогии в Иркутском горно-металлургическом институте.

В 1948-1950 — заведующий кафедрой разведочного дела в Северо-Кавказском горно-металлургическом институте.

В 1950-1955 — доцент Донецкого индустриального института.

В 1956-1958 — заведующий кафедрой поисков и разведки полезных ископаемых Пермского университета.

Одним из основных направлений научной деятельности было применение математических методов в геологии (один из основоположников «математической геологии» в СССР, читал курс математизации методики геологической разведки). Термин математическая (аналитическая) геология означает использование в геологии методов теории вероятностей и других математических наук — геометрии, алгебры, теории множеств, топологии и т. п.

Также изучал проблему элементов-примесей в рудах. Считал, что «хищничество» проявляется не только в добыче золотоносных песков, но и в добыче многих других полезных ископаемых и в использовании последних: «Примеси есть почти во всех рудах и они почти полностью теряются. Так, в фосфоритах есть редкие земли, в угле — германий, в нефти — гелий, сера, в молибденовой руде — рений и. т. д. и т. п. И все это не просто гибнет, но и губит все живое, отравляет почву, леса, реки, воздух. Люди страдают от ртути, мышьяка, таллия, урана и т. д.». Ещё во время работы в Северо-Кавказском горно-металлургическом институте у него «сложилась картина всеобщего экологического преступления и хищничества и укрепилось намерение бороться с этим злом».

Суд, тюрьма, лагерь

В 1956—1957 написал большую работу (10 тетрадей) о социальном строе в нашей стране, уделив особое внимание новому классу (номенклатуре). Все 10 тетрадей передал на хранение знакомым, но вскоре органы стали более усиленно следить за ним и его перепиской. Направлял письма советским писателям, в которых высказывал мысли о том, что народ выше партии, что аппарат ЦК, сформировавшийся при Сталине, нарушает решения XX съезда и т. д.

В январе 1958 года был исключён из партии за несогласие с её политикой. Арестован в феврале 1958 года, осуждён по ст. 58, п. 10 УК РСФСР. Был подвергнут нескольким психиатрическим экспертизам, вначале был признан невменяемым, но затем — вменяемым (в Институте им. Сербского). Его книга об элементах-примесях в рудах была уничтожена (почти весь тираж сожжён) в 1958, причём её экземпляры отбирались у студентов, аспирантов и преподавателей Пермского университета.

7 октября 1958 года состоялся суд, на котором был приговорён к 10 годам лишения свободы, ему была запрещена преподавательская деятельность в течение трех лет, он был лишён избирательных прав на 5 лет. На суде вел себя жёстко: «Когда прокурор сказал, чтобы я не прикидывался дурачком, отрицая свою виновность, я возбуждённо ответил ему, что дурак не я, а он и что со временем его самого будут судить». По решению суда, его «преступная деятельность» включала:

• обвинения в лакировке действительности, содержащиеся в семи письмах, отправленных ряду советских писателей;
• написание книги о номенклатуре (в 1956);
• антисоветские разговоры.

11 декабря 1958 года, после подачи кассации, был вынесен новый приговор судом второй инстанции: 8 лет лишения свободы, запрет на преподавательскую деятельность в течение 5 лет, лишение избирательных прав на 5 лет. В 1958-1961 находился в местах заключения: тюрьма МВД в Перми, тюрьма КГБ в Перми, тюрьмы в Кирове, Вологде, Москве, психбольница в Перми, Институт им. Сербского и в семи лагпунктах Дубровлага в Мордовии.

Нелегально передал письмо старой большевичке Е. Д. Стасовой с просьбой о пересмотре дела. В результате вышло постановление Верховного Суда РСФСР о сокращении срока лишения свободы (до 3,5 лет лишения свободы).

После лагеря

28 августа 1961 был освобождён и переехал в Москву к дочери. В 1964 судимость была снята (полностью реабилитирован в сентябре 1989).

В 1961–1965 — старший научный сотрудник Пермского НИИ угольной промышленности. В этот период работал над рукописью по математизации геологии. В 1965 книга вышла в свет под названием: «Применение математической статистики в геологии». Позднее (в 1968) она была переведена и переиздана в Румынии, а затем, в 1971 — снова издана в Москве (в переработанном виде).

В 1965–1967 — доцент Ульяновского педагогического института. Читал курс геологии для студентов-географов. Организовал научное студенческое общество по геологии, начал с ним работу. Писал работу по метагеологии («науке о науке», то есть науки о структуре, методах и законах развития геологии). В 1966 послал в Австралию (в библиотеку в Сиднее) свою книгу по математизированной геологии, причём в сопроводительном письме я сообщал, что книга писалась в условиях информационного вакуума и что поэтому в ней могут быть промахи. За «компрометацию» советской власти был помещён в психиатрический диспансер, а затем уволен из института «по достижении пенсионного возраста».

В 1967–1968 неофициально читал лекции по математизации геологии в Ташкентском политехническом институте студентам, а также геологам на курсах повышения квалификации и научным сотрудникам институтов гидрогеологии и сейсмологии в Ташкенте. В 1969—1970 ездил в разные экспедиции читать лекции по математизации геологии.

В 1970 вместе с женой переехал в Москву.

В 1971 проводил семинар по математизации геологии в Воркуте, затем в Ташкенте, Свердловске, Ялте и т д.

С 1971 года работал над составлением геохимического дескрипторного словаря. Переписывался с лагерными друзьями, общался с правозащитниками и диссидентами: П. Г. Григоренко, Р. А. Медведевым, А. А. Зиновьевым и другими. В 1976 году вышел на пенсию.

Докторская диссертация и последние годы жизни

Написал пять вариантов докторской диссертации::

• Новые пути в методике поисков и разведки (1954);
• Элементы-примеси в рудах и их разведка (1957);
• Математизация методики разведки (1964);
• Применение математической статистики в геологии (1966);
• Системный подход к геологии (1980).

Однако ему несколько раз отказывалось в защите. Только в 1986 ему удалось защититься в Институте геофизики Сибирского отделения АН СССР, в 1987 Высшая аттестационная комиссия (ВАК) утвердила это решение. Продолжал научную деятельность и после присвоения докторской степени.

Увлекался афористикой — учением об афоризмах. Составил «Энциклопедию мысли», «Краткую энциклопедию мысли для учителей», «Мудрые мысли Армении, Грузии, Азербайджана и Курдистана», «Истоки гуманизма» и ряд других работ. В конце жизни получил возможность опубликовать ряд своих научных работ (в частности, в издательстве Пермского университета была опубликована его книга, уничтоженная в 1958). Кроме того, вышли в свет его мемуары «Одна из тайн КГБ».

Избранные работы

• Применение математической статистики в геологии. М., Л., 1971. издание 2-е.
• Метагеология. Некоторые проблемы. М., 1989.
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_book.xtmpl?id=81658&aid=369 Одна из тайн КГБ (К истории инакомыслия в советской России). М., 1990].
• Краткая энциклопедия афоризмов. М., 1990.
• Вечера в лесной избушке. 1992
• Элементы-примеси в рудах, их опробование и подсчет запасов. Пермь, изд-во Пермского университета, 1994. (рукопись подготовлена в 1957).

Источники и ссылки

• [ka2.ru/sharapov/sharapov_list.html Оше А. И. Список опубликованных и подготовленных к печати работ Шарапова И. П.] // Хлебникова поле.
• [ka2.ru/sharapov/kapustina.html Капустина Н. И. Штрихи к портрету] // Хлебникова поле.
• Кулинкович А. Е. [ka2.ru/nauka/kulinkovich_8.html Велимир Хлебников и Иван Шарапов. Часть I] // Хлебникова поле.
• [ka2.ru/sharapov/sharapov_3.html Поликарпов А. Примесь (о И. П. Шарапове)] // Хлебникова поле.
• [ka2.ru/sharapov/skobelin_3.html Скобелин Е. А. Воспоминания о И. П. Шарапове] // Хлебникова поле.
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?i=1252&t=author Шарапов Иван Прокофьевич (1907—1996) геолог] // Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы.
• [ka2.ru/sharapov/sharapov_5.html Шарапов И. П. Гуманистический манифест]
• [ka2.ru/sharapov/sharapov_2.html Шарапов И. П. Одна из тайн КГБ (К истории инакомыслия в советской России). Художественно оформленная web-версия] // Хлебникова поле.
• [ka2.ru/sharapov/sharapov_1.html Шарапов И. П. Сожжённая теория] // Хлебникова поле.

Отрывок, характеризующий Шарапов, Иван Прокофьевич

Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.