Штейдле, Луитпольд

Луитпольд Штейдле <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Луитпольд Штейдле на 8-м съезде Христианско-демократического союза. Веймар, 1956 год</td></tr>
Министр здравоохранения ГДР
1949 год — 1958 год
Глава правительства:	Отто Гротеволь
Президент:	Вильгельм Пик
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Макс Зефрин
Военная служба
Годы службы:	1915-1918, 1935-1942
Принадлежность:	Германская империя Германская империя Третий рейх Третий рейх
Звание:	полковник
Награды:

Луитпольд Штейдле (нем. Luitpold Steidle; 12 марта 1898, Ульм — 27 июля 1984, Веймар) — германский офицер, политический деятель ГДР.

Биография

Луитпольд Штейдле родился в католической семье военного юриста. В 1915 году добровольно вступил в армию, служил в запасном лыжном батальоне, с 1917 года в звании унтер-офицера — в королевском баварском лейб-гренадерском полку на фронте. В октябре 1917 года получил звание лейтенанта. С апреля 1918 года командовал пулемётной ротой. Воевал во Фландрии и в Италии. Награждён Железным крестом I класса.

В 1919 году учился на сельскохозяйственном факультете Мюнхенской высшей технической школы, участвовал в деятельности католической молодёжной организации. Был практикантом в крестьянских хозяйствах. В 1920—1926 годах занимался сельским хозяйством в приобретённом им крестьянском дворе в Баварии. Одновременно руководил церковным хором, публиковал статьи по вопросам поселенческого движения (переселению безработных горожан в сельскую местность).

С 1926 года недолго работал инспектором в имении княгини Блюхер, пытался реализовать социальный эксперимент по переквалификации безработных шахтёров в крестьян. Вступил в конфликт с собственницей имения, был вынужден оставить службу и перейти помощником на конный завод в Касселе. Занимался профсоюзной деятельностью в качестве представителя Центрального объединения немецких служащих сельскохозяйственных и лесоводческих предприятий, продолжал участвовать в католическом движении. В 1933 году уволен с конного завода как «неблагонадёжный с национальной точки зрения». Был безработным, затем работал страховым агентом.

В своих мемуарах Штейдле подчёркивает свои оппозиционные настроения по отношению к нацизму в течение всего существования Третьего рейха, выражает сочувствие католической оппозиции. Однако, по данным российского исследователя Н.Платошкина, Штейдле был членом НСДАП (Платошкин Н. Н. Жаркое лето 1953 года в Германии. М., 2004).

В 1934 году поступил на курсы переподготовки для бывших офицеров. С 1935 года — капитан запаса, перешел на действительную службу. В 1935—1938 годах — командир пулеметной роты в 61-м пехотном полку в Мюнхене. В 1938—1940 годах преподавал тактику в Мюнхенском военном училище и в саперном училище в Дессау-Росслау.

С 1941 года — подполковник, командир батальона в 61-м пехотном полку. Участвовал в боях на Березине, Днепре, наступлении на Москву. В декабре 1941 года по болезни отправлен в Германию. В марте 1942 года произведен в полковники, назначен командиром 767-го гренадерского полка 376-й пехотной дивизии, находившейся во Франции на переформировании. Затем дивизия была переброшена на Восточный фронт и вошла в состав 6-й армии.

Во главе своего полка участвовал в Сталинградской битве. 22 января 1943 года был награждён Рыцарским железным крестом за отличие в оборонительных боях под Дмитриевкой. К концу Сталинградской битвы от его полка осталось в строю 11 офицеров, 3 медика и 34 солдата. Уговорил своего командира дивизии генерала Эдлера фон Даниэльса капитулировать без приказа командующего 6-й армией Фридриха Паулюса.

Находился в советском плену в офицерских лагерях в Красногорске и Суздале. Быстро пошел на контакт с советскими представителями, одним из первых старших офицеров согласился с ними сотрудничать. В июле 1943 года был приглашен в качестве гостя на учредительную конференцию Национального комитета «Свободная Германия» (НКСГ) — антифашистского объединения, действовавшего под контролем советских спецслужб.

Был одним из основателей Союза немецких офицеров, действовавшего в тесном контакте с НКСГ и советскими спецслужбами и объединившего бывших генералов и офицеров вермахта, выступивших под антифашистскими лозунгами. С сентября 1943 года — заместитель председателя Союза немецких офицеров (до его роспуска в ноябре 1945 года). Являлся уполномоченным Союза на 2-м, а затем на 1-м Украинском фронтах. Неудачно пытался побудить к капитуляции окруженную в январе-феврале 1944 года под Корсунем-Шевченковским группировку немецких войск. Писал статьи и листовки антифашистского содержания, выступал по радио, а также на советской передовой линии огня (с помощью мегафона, окопной (ОГУ) и мощной (МГУ) говорящих установок), проводил беседы с военнопленными, готовил аналитические материалы.

В декабре 1945 года ему, одному из первых пленных немецких офицеров высокого ранга, было разрешено вернуться на родину. Тогда же стал заместителем председателя Главного управления сельского и лесного хозяйства по вопросам животноводства. В этом качестве участвовал в проведении аграрной реформы. Был заместителем председателя Германской экономической комиссии. Входил в состав Временной Народной палаты, действовавшей на территории советской оккупационной зоны.

В феврале 1946 года вступил в Христианско-демократический союз, где оказался в числе наиболее просоветски настроенных его деятелей. Способствовал отстранению от руководства ХДС в советской оккупационной зоне политиков, которые критично относились к СССР и выступали против радикальной аграрной реформы. Был ближайшим соратником Отто Нушке, ставшего председателем восточногерманского ХДС при поддержке советских оккупационных властей и немецких коммунистов и проводившим курс на максимальное сотрудничество с правящей Социалистической единой партии Германии (СЕПГ).

В 1949 году, после образования ГДР, вошёл в состав её правительства в качестве министра труда и здравоохранения по квоте ХДС Германии (ХДСГ, партия, действовавшая в ГДР). Был членом Народной палаты (парламента) ГДР, членом политического комитета ХДСГ.

В 1950—1958 годах был министром здравоохранения ГДР, активно внедрял советскую модель организации медицины. Во время его руководства министерством было созданы 30 новых клиник и исследовательских учреждений, четыре новых медицинских института.

14 января 1953 года был отстранён от должности министра и обвинён в плохом медицинском обслуживании Группы советских войск в Германии и Народной полиции. Причиной этого решения могло стать «дело врачей», сообщение о котором появилось в советской печати 13 января. Кроме того, 15 января был арестован один из лидеров ХДСГ и соратников Штейдле по правительству министр иностранных дел ГДР Георг Дертингер. Однако после прекращения «дела врачей» Штейдле был восстановлен в должности.

В 1960—1969 годах был обер-бургомистром города Веймара.

Мемуары

• «От Волги до Веймара» (М., 1973)

Литература

• Платошкин Н. Н. Жаркое лето 1953 года в Германии. М., 2004.

Отрывок, характеризующий Штейдле, Луитпольд

– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.