Эрюлен, Филипп

Филипп Эрюлен
фр. Philippe Erulin
Дата рождения	5 июля 1932(1932-07-05)
Место рождения	Доль (Юра)
Дата смерти	26 сентября 1979(1979-09-26) (47 лет)
Место смерти	Париж
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Парашютно-десантные войска
Годы службы	1952—1979
Звание	полковник
Командовал	2-й парашютно-десантный полк Иностранного легиона
Сражения/войны	Алжирская война Мятеж в провинции Шаба (1978), Битва у Колвези
Награды и премии

Филипп Луи Эдме Мари Франсуа Эрюлен (фр. Philippe Louis Edmé Marie François Erulin; 5 июля 1932, Доль (Юра) — 26 сентября 1979, Париж) — французский военный, офицер парашютно-десантных войск. Участник Алжирской войны. Приобрёл мировую известность при подавлении мятежа в заирской провинции Шаба (Катанга) в мае 1978 года. Командовал 2-м парашютно-десантным полком Иностранного легиона при взятии Колвези.

Семейная традиция

Потомственный военный, сын и внук легендарных французских офицеров. Отец Филиппа Эрюлена — Андре Эрюлен — был награждён Военным крестом, орденом Почётного легиона и медалью Сопротивления за участие во Второй мировой войне; погиб во Вьетнаме в 1951 году.

Окончив Сен-Сир, Филипп Эрюлен поступил на службу в 1-й парашютно-десантный полк.

Участие в Алжирской войне. Компрометирующие обвинения

С 1954 года лейтенант Эрюлен в составе французских войск участвовал в Алжирской войне. Отличился в боях, был дважды ранен. В возрасте 26 лет награждён орденом Почётного легиона.

С алжирским этапом военной биографии Эрюлена связаны не только боевые заслуги, но и компрометирующие эпизоды. 10 июня 1957 Эрюлен принимал участие в аресте франко-алжирского коммуниста, известного математика Мориса Одена, участвовавшего в вооружённой борьбе на стороне ФНО. Оден был подвергнут пыткам и убит, после чего длительное время считался пропавшим без вести. Коммунист Анри Аллег также был арестован при участии Эрюлена и обвинял его в применении пыток. Эти обвинения поддерживал историк и общественный деятель Пьер Видаль-Наке. В 1978 году редактор печатного органа ФКП L’Humanité Рене Андриё обвинил Эрюлена в применении пыток в ходе популярной телепередачи.

Результатом стали судебные иски о клевете со стороны семьи Эрюлена.

После Алжира

В 1960-1970-х Филипп Эрюлен служил на командных должностях в Страсбурге, на Мадагаскаре, в Кальви (его личным водителем в Кальви одно время являлся Анте Готовина, впоследствии генерал хорватской армии, активный участник войны в Хорватии).

9 июля 1976 года полковник Эрюлен принял командование 2-м парашютно-десантным полком Иностранного легиона.

Операция в Колвези

В мае 1978 года в заирской провинции Шаба разгорелся вооружённый конфликт. Несколько тысяч повстанцев боевиков проангольской организации Фронт национального освобождения Конго (FNLC) вторглись в Шабу с территории Анголы и Замбии. Существуют обоснованные предположения о том, что военно-оперативную и техническую помощь FNLC оказывали НРА и ГДР, политическое содействие — СССР и Куба.

До 4 тысяч бойцов FNLC развили наступление и захватили горнопромышленный город Колвези. При этом погибли, по разным оценкам, от нескольких десятков до нескольких сотен человек, в том числе европейских технических специалистов. Более двух тысяч человек, в основном французы и бельгийцы, оказались взяты в заложники.

Президент Франции Валери Жискар д’Эстен принял решение оказать военную помощь правительству Мобуту Сесе Секо. На стороне Заира и Франции выступили также Бельгия и Марокко. Операция Французского Иностранного легиона в Шабе получила название Bonite.

14 мая полковник Эрюлен во главе 700 десантников прибыл в Заир. Его отряд получил задание отбить Колвези. 19 мая начался штурм. 21 мая Колвези был освобождён после кровопролитных боёв. FLNC потерял около 250 (по другим данным - до 400) человек убитыми и более 150 пленными. Потери Иностранного легиона составили семь бойцов — пять французов, один бельгиец, один марокканец. Мятежники вынуждены были отступить. Более двух тысяч европейцев, спасённые от резни, переправились в Бельгию. 6 июня Мобуту лично встретился с Эрюленом выразив ему благодарность и вручив заирскую военную награду.

Операция в Колвези укрепила не только режим Мобуту, но и позиции Франции на Африканском континенте. 29 сентября 1978 года Жискар д’Эстен вручил Эрюлену орден Почётного легиона. Недоверие к Иностранному легиону, характеризовавшее французскую политическую элиту, было полностью преодолено.

Военный авторитет

30-я годовщина событий в Колвези широко отмечалась во Франции в мае 2008 года. Действия Филиппа Эрюлена рассматривается как образец военного профессионализма и эффективной защиты сограждан.

Операция в Колвези — хрестоматия для военных и политических лидеров, которые готовят сегодня миротворческие операции.
Валери Жискар д’Эстен, 20 мая 2008

Действия полка Эрюлена в Колвези изучаются в военных вузах Франции и США.

Тридцать лет назад, почти день в день, бойцы под командованием полковника Филиппа Эрюлена вписали одну из лучших страниц в военную историю нашей страны. События в Колвези — важнейшая десантная операция после Второй мировой войны — явились моментом истины. Парашютисты защитили честь страны.
Николя Саркози, 21 мая 2008

Отношение в России

В СССР и «соцлагере» операция в Колвези была охарактеризована как «империалистическое вмешательство», действия Эрюлена и его полка — как «кровавая расправа», «бесчинства», «террор» и т. п. Советская пресса неоднократно воспроизводила обвинения Эрюлена в применении пыток.

Однако впоследствии в России появились иные — скорее положительные — оценки полковника Эрюлена. После начала Второй чеченской войны его действия в Шабе фактически ставились в пример:

3-го мая 78 года в Катанге, провинции Заира, где расположены богатейшие месторождения меди и кобальта, начался мятеж… Под угрозой уничтожения оказались две с половиной тысячи французов и бельгийцев… Когда десантники полковника Рулена обнаружили первые трупы растерзанных европейцев они просто перестали брать пленных. И вот после этого ни один француз, либеральный интеллигент, журналист, социалист с гвоздикой в кулачке, хоть коммунист не поднимал вопроса о судьбе иностранного легиона. Ни в прессе, ни с трибуны. То есть даже до этих доходят наглядные примеры. Просто степень наглядности должна быть максимальной, физически ощутимой. Иначе они не поймут.
Михаил Леонтьев

Кончина

Через год с небольшим после триумфа в Колвези Филипп Эрюлен скоропостижно скончался во время спортивной пробежки.

Именем полковника Филиппа Эрюлена названа улица в Экс-ан-Провансе.

Известность брата

Брат Филиппа Эрюлена — Доминик Эрюлен — известный спортсмен-парашютист, также служил в парашютно-десантных спецподразделениях. После прихода к власти социалиста Франсуа Миттерана Эрюлену-младшему пришлось оставить военную службу из-за крайне правых политических взглядов.

Доминик Эрюлен возглавлял частную службу безопасности Жискар д’Эстена, сотрудничал со спецслужбами Франции, активно взаимодействовал с Анте Готовиной. Сблизился с ультраправым Национальным фронтом Жан-Мари Ле Пена, выдвигался партийным кандидатом на выборах. Имеет стойкую репутацию политического авантюриста.

Отрывок, характеризующий Эрюлен, Филипп

– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]