Александровское подворье в Иерусалиме

Достопримечательность

Александровское подворье в Иерусалиме

Алекса́ндровское подво́рье, также известное как Русские раско́пки — историческое русское здание, записанное на Императорское правительство Российской Империи в Старом городе Иерусалима и самое близкое к Храму Гроба Господня русское владение (расположено в непосредственной близости к Храму Гроба Господня, от подворья до Голгофы примерно 70 м). Представляет собой археологический и архитектурный комплекс, включающий в себя Порог Судных Врат, домовую церковь святого Александра Невского, археологические раскопки, небольшой музей и другие достопримечательности, построенный Императорским Православным Палестинским Обществом в 1896 году.

Подворье занимает группа лиц из «Русского православного общества Святой Земли» (Мюнхен, Германия), именующие себя также [www.ippo-jerusalem.info/ ИППО (Иерусалим и Ближний Восток).]

История

Земля, на которой стоит подворье, была приобретена в 1859 году усилиями первого русского консула в Иерусалиме В. И. Дорогобужинова у коптского духовенства, и первоначально предназначалась для здания русского консульства. Консульство, однако, для удобства было построено не здесь, а на Русских постройках, за пределами Старого города. В 1881 году после паломнической поездки на Святую землю великого князя Сергея Александровича на участке начались обширные археологические раскопки под руководством архимандрита Антонина, поскольку обнаружилось, что на участке сохранилось множество древностей. В раскопках принимали участие археологи Конрад Шик, Чарльз Вильсон, Мельхиор де Вогэ и Шарль Клермон-Ганно. В 1883 году был обнаружен фрагмент второй обводной иерусалимской стены с Порогом Судных Врат, построенной в V—IV вв. до н. э., арка храма Адриана, фрагменты стен и часть колонны базилики Храма Воскресения времён правления императора Константина Великого, а также остатки других сооружений VII—VIII веков. После завершения раскопок прямо над ними началось строительство подворья, которое завершилось в 1891. 22 мая 1896 года на подворье освятили домовую церковь в честь святого Александра Невского. Начало Первой мировой войны стало временем начала упадка подворья.

На сегодняшний день Александровское подворье занимает группа лиц, не имеющих отношения к историческому Императорскому Православному Палестинскому Обществу во главе с гражданином Германии Н. А. Гофманом, с официальным названием «Русское православное общество Святой Земли», зарегистрированным в городе Мюнхене в Германии.

11 июня 2015 года премьер-министр РФ Дмитрий Медведев подписал распоряжение, согласно которому Управление делами президента РФ должно провести необходимые юридические процедуры по оформлению прав России на Александровское подворье и церковь Александра Невского в Иерусалиме.

Описание

Самое просторное помещение подворья занимает Церковь Святого Александра Невского с деревянным резным двухрядным иконостасом. В притворе храма находится памятная доска с надписью: «Церковь во имя Святого благоверного Александра Невского основана на месте остатков храма, сооружённого Св. равноапостольным царём Константином. 1887—1896 гг.». Стены церкви украшены иконами и картинами кисти Н. А. Кошелева, специально посетившего Палестину для того, чтобы написать их для этого храма и Троицкого Собора. Восточная стена, за алтарем, украшена витражами в стиле русского модерна.

Вплотную к церкви примыкает музей, хранящий небольшие предметы, обнаруженные при раскопках: подвесные светильники, различной величины и формы кресты, миниатюрные стеклянные сосуды, подсвечники и дверные замки с львиными головами, арабские монеты и ночники древнееврейской формы. Многие глиняные поделки в виде лампад, чаш и привесок, имеют коптское происхождение.

На первом этаже подворья расположена приёмная комната, называемая сотрудниками подворья [ippo-jerusalem.info/frames/doc_raznoe1.html царской]. Рядом с ней канцелярия с парадным портретом великого князя Николая Александровича — будущего императора Николая II и картиной «Спаситель в терновом венце» кисти Н. А. Кошелева, а также графические портреты великого князя Сергея Александровича, генерала М. Г. Хрипунова и управляющего подворьем В. К. Антипова. На втором этаже расположены служебные комнаты, библиотека и архив. На террасе, примыкающей к храму с юго-запада, находятся общие палаты для размещения паломников. Общая площадь 1433 м².

Реликвии

Основной реликвией подворья является Порог Судных Врат — порог от городских ворот, через которые прошёл Иисус Христос по пути на Голгофу. Значимыми артефактами являются часть колонны базилики Воскресения Господня времён правления Константина Великого, являющейся древним престолом, и часть скалы из окрестностей Иерусалима, установленная непосредственно за Порогом Судных Врат.

Галерея

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 06.jpg

  Порог Судных Врат

• Christian Quarter IMG 9533.JPG

  [palomnic.org/gallery/v/19-vek/ippo/1907/2/108.jpg.html?g2_imageViewsIndex=3 Исторический приемный зал Александровского подворья]

• Christian Quarter IMG 9535.JPG

  Николай Александрович

• Aleksandrovskoe farmstead.jpg

  Фасад и вход Александровского подворья в Иерусалиме

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 07.jpg

  Александровское подворье. Вход

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 08.jpg

  Александровское подворье. Внешний вид

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 10.jpg

  Александровское подворье

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 09.jpg

  Александровское подворье. Иконостас

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 01.jpg

  Александровское подворье. Иконы

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 04.jpg

  Александровское подворье. Иконы

• Alexandr's Compound in Jerusalem - 05.jpg

  Александровское подворье. Иконы

См. также

• Воронцов, Николай Александрович
• Иерусалимское Свято-Елисаветинское сестричество сестёр милосердия

Литература

• [jerusalem-ippo.ru/sv_z/vestnik/2/i/ Иерусалимский вестник] ИППО, Вып. 2. 2012. Издание Иерусалимского отделения к 130-летию ИППО. 248 с. ISBN 978-965-7392-45-4
• Россия в Святой Земле. Документы и материалы. Том 1. Москва. Изд. «Международные отношения». 2000 г. ISBN 5-7133-1063-9 (т.1)
• Императорское православное палестинское общество к 130-летию со дня основания. // Материалы Международной научной конференции «Императорское Православное Палестинское Общество в Святой Земле. К 130-летию со дня основания». М., 2011. ISBN 978-5-91674-192-6

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Александровское подворье в Иерусалиме
• [jerusalem-ippo.ru/sv_z/vestnik/2/i/5/ От «Русских раскопок» до Александровского подворья Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО) в Иерусалиме]
• [ricolor.org/russia/ippo/130/24_08_2012/ Русское Александровское подворье близ храма Воскресения. Путь к Александровскому подворью. Извлечение из издания ИППО 1901 г. Храм Воскресения Господня в Иерусалиме и окружающие его святыни. Архив ИППО на Сергиевском подворье в Иерусалиме]
• [jerusalem-ippo.ru/sv_z/vestnik/2/i/5/3/ Часть 3. Александровское подворье Императорского Православного Палестинского Общества в XIX—XXI веках]

Отрывок, характеризующий Александровское подворье в Иерусалиме

Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.