Александровское (исторический район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 59°51′30″ с. ш. 30°28′20″ в. д. / 59.85833° с. ш. 30.47222° в. д. / 59.85833; 30.47222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.85833&mlon=30.47222&zoom=14 (O)] (Я)

Алекса́ндровское — местность в юго-восточной части Санкт-Петербурга, на левом берегу Невы, к северо-западу от Рыбацкого и Троицкого поля, вдоль проспекта Обуховской Обороны.

В XVIII веке это было село, принадлежавшее генерал-прокурору Александру Алексеевичу Вяземскому, по имени которого, вероятно, и получившее своё название.

В 1917 году село вошло в черту города Петрограда. Ныне является историческим районом Санкт-Петербурга.





История

Название исторического района Санкт-Петербурга произошло от бывшего села Александровское (возникло в XVIII веке) возле Шлиссельбургского тракта.

На месте нынешнего проспекта Обуховской обороны в XVIII веке проходила почтовая дорога на Шлиссельбург и Архангельск. С 1733 до 1830-х она именовалась Шлиссельбургская дорога (с 1799 также Архангелогородская дорога), с 1830-х — Шлиссельбургский тракт (название Архенгелогородский тракт перестало употребляться в 1880-е). Часть этого тракта стало именоваться проспект Села Александровского — от Куракиной дороги до Церковного переулка (ныне — часть улицы Грибакиных).

19 мая 1931 года проспект Села Александровского переименован вместе с другими частями бывшего Шлиссельбургского тракта в проспект Памяти Обуховской Обороны, а в 1940-е годы он получил современное название — проспект Обуховской Обороны .

В Александровском располагалось несколько промышленных предприятий.

Любопытно, что в советское время самым массовым производителем игральных карт в СССР был расположенный в Александровском Ленинградский комбинат цветной печати. В колоды игральных карт ЛКЦП (по 52 штуки), кроме джокеров, с 1970-х до 2000-х годов вкладывались карманные календари на год или два вперёд с рисунками и гравюрами Ленинграда различных художников, обычно однотонные. Так, в колоде 1980 года вложены 2 календаря на 1982 год с силуэтами города зелёного цвета работы А. Иванова, в колоде 1993 года — календарь с синей гравюрой Петропавловской крепости на 1995 год, в колоде 1998 года — изображение скульптурной группы коней Клодта на Аничковом мосту оранжевого цвета на 1999 год и т. д.

С середины XIX века в Александровском существовала земледельческая ферма (отсюда название проспекта Александровской фермы и Ново-Александровской улицы).

Со второй половины XIX века Александровское — рабочий район, один из центров революционного движения в Петербурге.

В Александровском произошли основные события «Обуховской обороны» 1901 года.

С 1917 г. — Александровское в черте Петрограда. Началась реконструкция Александровского, построены ДК им. В. И. Ленина, многочисленные жилые дома, благоустроен берег Невы.

Метро

На территории исторического района Александровское расположены две станции метро: Пролетарская и Обухово.

Достопримечательности

В Александровском находится памятник архитектуры XVIII века, Троицкая церковь «Кулич и Пасха», построенная в 1785 году архитектором Н. А. Львовым. Идея церкви в форме кулича и пасхи принадлежит не архитектору, а заказчику — генерал-прокурору А. А. Вяземскому, владельцу села Александровское.

В Троицкой церкви был крещён А. В. Колчак.

Известные люди

Владелец села в XVIII веке

В селе родились

В селе работали

Напишите отзыв о статье "Александровское (исторический район)"

Литература

  • Колчак В. И. История Обуховского сталелитейного завода в связи с прогрессом артиллерийской техники. — СПБ, 1903.
  • Розанов М. Д. Обуховцы. — Л., 1938; — Л., 1965.


Отрывок, характеризующий Александровское (исторический район)

Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.