Амиатинский кодекс

Амиати́нский ко́декс (лат. Codex Amiatinus, сигла А) — самый авторитетный документ Вульгаты и самая ранняя из сохранившихся в полном объёме рукописей перевода блаженного Иеронима. Яркий образец англосаксонского книжного искусства; иллюминированная рукопись изготовлена в VIII веке в королевстве Нортумбрия в подарок папе римскому Григорию II. С XVI века на основе этой рукописи делаются все авторитетные церковные и научные издания латинской Библии. С 1786 года хранится в Библиотеке Лауренциана во Флоренции (каталожное обозначение Cat. Sala Studio 6, Amiatino 1).

Описание

Амиатинский кодекс включает 1029 пергаментных листов, выделанных из шкур 258 телят. Листы форматом 50,5 × 34 см, толщина книжного блока без переплёта составляет 25 см, общий его вес — около 30 кг. Хорошо обработанные пергаментные листы сфальцованы в кватернионы — тетради по 4 страницы. Первый лист каждой тетради снабжён фолиацией римскими цифрами, выполненными коричневыми чернилами; позднее А. Бандини была добавлена фолиация арабскими цифрами чёрными чернилами.

Текст переписан крупным чётким унциалом в две колонки по 43—44 строки; первая строка каждой библейской книги записана красными чернилами. Лишённый пунктуации текст разбит по смыслу на строки разной длины. Слова отделены друг от друга, однако расстояние между ними минимальное. Текст снабжён разбиением Аммония. Судя по особенностям почерка, над рукописью работали семь писцов и иллюстраторов. Ряд понятий, обозначающих Бога и связанных с Ним сущностей, последовательно писались в сокращённом виде под надстрочной чертой, аналогичной церковнославянскому титлу (Nomina sacra): ds (Deus — «Бог»), dns (Dominus — «Господь»), ihs (Iesus — «Иисус»), xps (Christus — «Христос»), sps (Spiritus — «Дух»), scs (sanctus — «святой»). Непоследовательно использовались сокращение для слова «Израиль» isrl в форме «Israhel» (вместо лат. Israel) и ff — «fratres» («братья»).

Кодекс содержит иллюстрации только в начале Ветхого и Нового Заветов (в последнем случае — миниатюра Христа во славе на весь лист). Лист 1 verso содержит стихотворное посвящение в аркаде, за ним следуют изображение Скинии Завета, пролог и оглавление; лист 5 содержит изображение Ездры в виде монаха-писца. В кодексе приводятся варианты разбиения библейских книг по Иерониму, Иларию и Августину; при этом содержание не соответствует ни одному из них, поскольку Псалтирь разделена на пять книг, а Книга Варуха отсутствует; при этом Послание Иеремии включено в состав Книги Иеремии. Всего в Ветхом Завете кодекса 48 книг. Каждая библейская книга имеет Tabula Capitulorum — краткое объяснение содержания, в конце каждой книги — краткое заключение. Четвероевангелие снабжено Иеронимовыми пролегоменами и его же посланием Папе Дамасию.

Текстологические особенности

С точки зрения текстологии Амиатинский кодекс относится к итальянскому типу Вульгаты и скопирован с рукописей из итальянских семейств. Кодекс содержит текст Ин. 7:53-8:1, отсутствующий в греческих рукописях. По мнению К. Грегори, текст содержит некоторое число чтений, характерных для англосаксонской и ирландской традиций, что следует из места создания рукописи; это предопределило текстологическую эклектику; большинство исследователей, напротив, полагают, что в кодексе сохранился текст, с максимальной чистотой представляющий изначальные чтения Иеронима. Ирландский тип текста представлен в Псалтири и Деяниях, по-видимому, также в Товите. Евангелия представляют собой ярко выраженный итальянский тип латинского текста, может быть, неаполитанского извода. Исследователи единогласно признают кодекс лучшей из рукописей Вульгаты.

Текст Амиатинского кодекса демонстрирует явное сходство с Линдисфарнскими Евангелиями и отчасти Фульдским кодексом. Высказывалось предположение, что все эти рукописи восходили к скрипторию Кассиодора; следовательно, архетип был создан в Южной Италии VI века. Впервые это положение выдвинул П. Корсен в 1883 году, когда сопоставил описание Амиатинского кодекса со сведениями, которые Кассиодор сообщал о Codex Grandior — первой латинской Библии, все тексты которой были собраны под одной обложкой. Естественным был вывод о том, что англосаксонский кодекс был его копией. Беда Достопочтенный в житии Кеолфрида упоминал миниатюры Codex Grandior, которые вполне соответствуют изображениям в Амиатинском кодексе, возможно, скопированным с итальянского оригинала. По мнению П. Корсена, вступление к англосаксонскому кодексу почти идентично одному из фрагментов Institutiones Кассиодора. К. Корсано отметила, что Codex Grandior содержал изображение Храма, с которым вполне соотносится план Скинии Завета, помещённый в Амиатинском кодексе. Существовала также гипотеза, что изображения и план Скинии были непосредственно включены в состав Амиатинского кодекса из Codex Grandior, но она так и не была принята учёным сообществом.

Беда Достопочтенный в Vita Ceolfridi описывал, что в аббатствах Вирмута и Джарроу были созданы три гигантских кодекса полной латинской Библии (pandectus), одним из которых должен быть Амиатинский. П. Мейверт доказывал, что изображение Ездры в образе учёного монаха, подписанное «Когда священные книги сгорели в огне войны, Ездра с готовностью возместил ущерб» (лат. codicibus sacris hotill clade perustis Esdra do fervens hoc reparavit opus), тесно связано с Бедой, а указанная мысль неоднократно повторяется в его трудах. Следовательно, кодекс мог быть создан и под его руководством.

Доказательством истинности сведений Беды являются остатки кодекса, обнаруженные в 1882 году У. Гринвеллом в Ньюкасл-апон-Тайн. Это был пергаментный лист с текстом 3Цар. 11:29-12:18, который С. Тёрнером был идентифицирован как очень близкий Амиатинскому кодексу, — он имеет тот же формат, число строк и переписан той же формой унциала. Гринвелл передал лист Британскому музею. Публикация его текста в 1909 году позволила выявить в библиотечных собраниях ещё 11 листов с текстом Иисуса Сирахова. Выяснилось также, что до XVI века второй кодекс сохранялся в Вустере, после чего перешёл в частные руки и был практически уничтожен. Следов третьего кодекса пока не обнаружено.

История

Кодекс был создан в VIII веке в Нортумбрии в двойном монастыре Вирмута и Джарроу. Возможно, что рукописи, с которых он был переписан, привёз в Англию ещё в 669 году Феодор Тарсийский или Адриан — аббат одного из монастырей Неаполя, сопровождавший его. Кодекс, скорее всего, был скопирован по приказу аббата Вирмутского Кеолфрида, который намеревался подарить роскошную рукопись папе Григорию II, что следует из посвящения. В 716 году Кеолфрид отправился в паломничество в Рим, но скончался, не достигнув цели, в Лангре. Рукопись в конце концов попала в монастырь Сан-Сальваторе на горе Амиата, по имени которой и получила название. Здесь был затёрт и переписан заново текст посвящения, что привело к забвению английского происхождения рукописи.

Документированная история рукописи начинается только с 1570 года, когда кодекс был истребован руководством Цистерцианского ордена для подготовки нового издания Вульгаты в Риме. По указу папы Сикста V кодекс был доставлен в 1587 году в Рим, где был положен в основу Сикстинского издания. В 1592 году рукопись вернулась в аббатство Сан-Сальваторе. После его закрытия в 1786 году кодекс перешёл в фонд Библиотеки Лауренцианы, где хранится до сих пор. После перевозки во Флоренцию кодекс был отреставрирован и описан А.-М. Бандини.

В 1834 году рукопись исследовал Фердинанд Флек, выпустивший новое издание Вульгаты в 1846 году, в котором материалы Амиатинского кодекса были даны в виде разночтений. В 1843 году кодекс исследовал Константин фон Тишендорф, который опубликовал в 1850 и 1854 годах издание Нового Завета. В 1887 году Генри Джулиан Уайт положил кодекс в основу Оксфордского издания Вульгаты Вордсворта и Уайта.

Во время Второй мировой войны кодекс был эвакуирован из Флоренции и спрятан в тайнике в Гайоле-ин-Кьянти, не получив никаких повреждений. Факсимильное издание опубликовано в 2003 году ограниченным тиражом 199 экземпляров.

Атрибуция и датировка кодекса

При исследовании кодекса в 1780-е годы А.-М. Бандини обратил внимание на лист с посвящением, первая, вторая и пятая строки которого были затёрты и переписаны заново. Изначально, основываясь на церковном предании, он предполагал, что кодекс был переписан в VI веке для папы Григория Великого — в исправленном посвящении упоминался аббат Сан-Сальваторе Пётр Ломбардский. При попытке расшифровать затёртый текст он удостоверился в своей правоте. Датировку Бандини принял и Тишендорф в издании 1854 года, не скупясь на комплименты и полагая его выводы окончательными. Основываясь на греческом посвящении к Книге Левит (др.-греч. ὁ κύριος Σερβανδος ἐποίησεν), Бандини и Тишендорф предположили, что Серванд и был создателем рукописи. К. Гаман в 1873 году отверг это предположение, посчитав невероятным, что писец не поставил своё имя в начале рукописи, и впервые датировал кодекс VIII веком. С этой датировкой согласился Пауль де Лагард, но он считал, что кодекс был переписан в аббатстве Райхенау. Только в 1886 году Джованни де Росси расшифровал стёртый текст в пятой строке посвящения и выяснил, что оно подписано Кеолфридом, и, следовательно, рукопись была создана в Нортумбрии.

Переплёт и оформление Амиатинского кодекса

Господь во славе. Миниатюра на листе 796 verso   Раскрытая страница канонов, целиком окрашенная пурпуром   Вид переплёта   Лист с посвящением, содержащим исправления

Издания

• Ferdinand Florens Fleck. [www.archive.org/details/novumtestamentu00flecgoog Novum Testamentum Vulgatae editionis juxta textum Clementis VIII. Romanum ex Typogr. Apost. Vatic. A 1592 accurate expressum] (Lipsiae, 1840). Проверено 7 марта 2016.
• Constantinus Tischendorf. [books.google.co.uk/books?id=x0opAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=Codex+Amiatinus&source=bl&ots=ObAiiwOrp1&sig=W8p8iuY_wUz9QfAiCBh6VR-V07A&hl=en&sa=X&ei=-whCUNzeF9Sa1AXFxoCoCw&redir_esc=y#v=onepage&q=Codex%20Amiatinus&f=false Codex Amiatinus. Novum Testamentum Latine interpreto Hieronymo]. — Lipsiae: Avenarius und Mendelssohn, 1854. — 421 p.

Литература

• Мецгер, Брюс. Ранние переводы Нового Завета. Их источники, передача, ограничения / Пер. с англ. С. Бабкиной. — Изд. 2-е. — М.: Библейско-богословский ин-т св. апостола Андрея, 2004. — 552 с. — ISBN 5-89647-024-X.
• Berger, S. [archive.org/details/histoiredelavulg00berg Histoire de la Vulgate pendant les premiers siècles du moyen âge]. — Nancy: Berger-Levrault, 1893. — 443 p.
• Biblia Sacra iuxta vulgatam versionem / Recensuit Robert Weber, Roger Gryson. — Editio quinta. — Stuttgart: Deutsche Bibelgesellschaft, 2007. — 1980 p. — ISBN 978-3-438-05303-9.
• Chapman D. J. [www.archive.org/stream/notesontheearlyh00chapuoft#page/2/mode/2up Notes on the Early History of the Vulgate Gospels]. — Oxford: Clarendon Press, 1908. — 300 p.
• Castaldi L. [www.florin.ms/aleph4.html#amiatinus Il Codex Amiatinus] // The City and the Book: International Conference Proceedings. — Rotary Club Bisenzio — Firenze, 2001.
• Corssen P. [www.archive.org/stream/jahrbcherfrprot09unkngoog#page/n629/mode/2up Die Bibeln des Cassiodorus Und der Codex Amiatinus] (нем.) // Jahrbücher für protestantische theologie. — Leipzig, 1883. — Bd. 9. — S. 619—633.
• Gregory K. [www.archive.org/stream/textkritikdesne01greggoog#page/n159/mode/2up Textkritik des Neuen Testaments]. — Leipzig: J. C. Hinrichs’sche Buchhandlung, 1902. — Bd. II. — 994 S.
• Makepeace M. [www.umilta.net/pandect.html The 1,300 year pilgrimage of the Codex Amiatinus] // A northumbrian manuscript in a Florentine library. — Umilta Website, 2001.
• Marsden R. The Text of the Old Testament in Anglo-Saxon England. — Cambridge University Press, 1995. — 306 p. — ISBN 9780521464772.
• Meyvaert P. [www.jstor.org/stable/2865722 Bede, Cassiodorus, and the Codex Amiatinus] (англ.) // Speculum. — 1996. — Vol. 71, no. 4. — P. 827—883. — DOI:10.2307/2865722.
• White H. J. [www.archive.org/stream/studiabiblicaete02oxfouoft#page/272/mode/2up The Codex Amiatinus and its Birthplace] // Studia Biblica et Ecclesiasctica. — Oxford, 1890. — Т. II. — С. 273—308.

Ссылки

• Fenlon, J.F. [www.newadvent.org/cathen/04081a.htm Codex Amiatinus]. The Catholic Encyclopedia. Vol. 4. New York: Robert Appleton Company (1908). Проверено 8 марта 2016.

Отрывок, характеризующий Амиатинский кодекс

Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…