Ангулем

Город Ангуле́м фр. Angoulême Страна ФранцияФранция Регион Пуату — ШарантПуату — Шарант Департамент Шаранта Координаты 45°39′00″ с. ш. 0°09′37″ в. д.45.65000° с. ш. 0.16028° в. д. / 45.65000; 0.16028    Мэр Филипп Мотетт Первое упоминание 379 год Прежние названия Iculisma, Ecolisna Площадь 21.85 км² Средняя высота НУМ 100 м Тип климата атлантический Население 43 171 человек (1999) Плотность 1 976 чел./км² Агломерация 102 368 Названия жителей ангуле́мец, ангуле́мцы Часовой пояс UTC+1, летом UTC+2 Почтовые индексы 16000 INSEE 16015 Официальный сайт [www.angouleme.fr/ ouleme.fr]

Ангуле́м (фр. Angoulême) — город во Франции, центр департамента Шаранта и епископства Ангулемского, в 134 км к северу от Бордо. Расположен на пологой возвышенности между реками Шарантой и Ангиен. Население 43 181 человек (1999).

История

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ангулем стоит на месте древней Inculisma в Аквитании. С 379 эта колония была местопребыванием епископа, а впоследствии переименована в Ecolisma или Encolisma. Хлодвиг в 507 отнял её у вестготов и заложил в ней кафедральный собор. Уже в то время это был довольно значительный город, а в следующие столетия Ангулем играл важную роль в военной истории. В IX веке город разграбили норманны.

Местность, в которой лежит Ангулем, называлась прежде Ангумуа и в старину, c IX века, была графством. Мужское колено графов Ангумуа пресеклось в 1218 г. со смертью Эмара Тайльфера; графство через наследницу по женской линии, Изабеллу (вторую жену Иоанна Безземельного), перешло к дому Лузиньян. В 1302, когда Гуго XIII Лузиньян скончался без наследников в мужском колене, Филипп Красивый присоединил это графство к своим владениям, и с тех пор оно составляло удел с графским титулом для членов королевского дома (исключая период 1360—1373, когда город принадлежал англичанам). C 1394 Ангулем — удел герцогов Орлеанских, младшей ветви династии. Так, младший сын Людовика Орлеанского, Жан, был графом Ангулемским, а внук его вступил на престол под именем Франциска I. Последний в 1515 переименовал это графство в герцогство и отдал его в удел матери, Луизе Савойской. К этому времени «герцогство», прочно удерживаемое королём, оставалось таковым лишь номинально.

Титул герцога Ангулемского носил третий сын Франциска I, Карл (умер в 1545), которому в качестве зятя Карла V выпало на долю заключить мир между Францией и Испанией. Карл IX до своего восшествия на престол также носил титул герцога Ангулемского. Последним герцогом Ангулемским стал Луи-Антуан (1775—1844), в 1830 правивший под именем Людовика XIX несколько минут. В Ангулеме родился поэт Меллен де Сен-Желе, родился и умер известный архитектор Ж.-Б. Валлен-Деламот — член-корреспондент Парижской Академии архитектуры, который в период с 1759 по 1775 годы работал в России, был профессором Академии художеств. В Ангулеме сделана самая старая из сохранившихся цветных фотографий которая датируется 1872 годом. Она была сделана французским фотографом Луи Дюком дю Ороном.

С XIV века в городе процветали бумажные мануфактуры, а впоследствии и типографии — благодаря круглогодичному наличию чистой воды практически постоянной температуры, поступающей из подземных рек. По данным ЭСБЕ, к концу XIX века в Ангулеме было «21 больших бумажных фабрик, заводы винокуренные, воскобелильные, кожевенные и оружейные. Торговля, средоточием которой служит предместье Гумо, ведется преимущественно бумагой, хлебом, вином, водкой, коноплею, льном, трюфелями, каштанами, мылом, солью, пробками, досками для бочек, железными и медными товарами. Неподалеку от города расположен Теруатский пороховой завод с 17 мастерскими, а в прекрасной Туврской долине, в 6 км от Ангулема, основанный в 1750 г. большой пушечно-литейный завод, который может поставлять ежегодно до 680 орудий.»

В 1903, во время автогонки Париж-Мадрид, под Ангулемом погиб Марсель Рено — один из основателей Renault. В XX веке город был знаменит автогонками; кольцевая трасса по ангулемским бульварам, что разбиты на месте бывших крепостных валов — одна из трёх сохранившихся и действующих во Франции (после Монако и По).

В 1940, после капитуляции Франции, Ангулем оказался к западу от границы между вишистской и оккупированной территориями. В 1944, во время Нормандской операции, железнодорожная станция Ангулем (линия Бордо-Пуатье) подверглась массированным бомбардировкам.

Достопримечательности

Главные достопримечательности:

• Ангулемский собор, основные постройки которого датированы началом XII века, перестроенный в XIX веке под руководством Поля Абади
• Здание мэрии, также построенное Абади, включающее в себя две башни, сохранившиеся от средневековой крепости герцогов Ангулемских.

На месте крепостных укреплений Ангулема разбито кольцо бульваров; бо́льшая часть старого города, хорошо сохраняемая, не содержит особо ценных памятников.

Экономика

В современном Ангулеме продолжают действовать бумажные и полиграфические предприятия, в том числе фабрики сигаретной бумаги Rizla и Le Nil.

Фестивали

Современный Ангулем известен как «город фестивалей»:

• С 1974 года в Ангулеме проводится ежегодный фестиваль комиксов (Festival International de la Bande Dessinée d’Angoulême), ставший главным событием этого жанра в Европе.
• С 1997 года, в конце августа, проводится ежегодный представительный кинофестиваль франкофонных фильмов.
• С 1998 года проводится ежегодный фестиваль анимационного кино (FITA, Forum International des Technologies de l’Animation).
• В декабре, мае и октябре проводятся фестивали гастрономии и музыки.
• Ежегодно, в середине сентября, по исторической трассе в центре города проходят кольцевые автогонки на классических довоенных автомобилях.

Интересные факты

1. Ангулем многократно упоминается в произведении Оноре де Бальзака "Утраченные иллюзии". Так, например, подробно описаны жизнедеятельность и махинации типографий, нравы жителей высшего и низшего света, судебные производства, и т. д.

Ссылки

• Информация на начало XX века: Ангулем // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Ангулем

– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.