Андреев, Михаил Степанович

Михаил Степанович Андреев
Дата рождения:	24 сентября 1873(1873-09-24)
Место рождения:	Ташкент
Дата смерти:	10 ноября 1948(1948-11-10) (75 лет)
Место смерти:	Сталинабад, Таджикская ССР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	археология, этнография, языкознание
Место работы:	Восточный факультет Среднеазиатского государственного университета
Альма-матер:	Ташкентская учительская семинария
Научный руководитель:	В. П. Наливкин
Известные ученики:	О. А. Сухарева
Известен как:	востоковед-иранист, этнограф, лингвист, диалектолог
Награды и премии:

Михаи́л Степа́нович Андре́ев (1873—1948) — крупный учёный, выдающийся исследователь культуры народов Средней Азии, этнограф и языковед, в ранние годы археолог.

Биография

Михаил Степанович Андреев, внук простого солдата, родился в Ташкенте 24 сентября 1873 года. Учился в Ташкентской гимназии, из которой в 1889 г. перешёл в Туркестанскую учительскую семинарию. Будучи семинаристом, М. С. Андреев часто посещал «старогородскую» часть Ташкента и с течением времени сблизился с некоторыми учащимися медресе, а при их посредстве с семьей казия Шариф-Ходжи и с Убайдулла-Максумом мударрисом медресе Ишан Кули-додхо, которого М. С. Андреев уговорил вести с ним занятия по арабско-персидско-турецкой литературе. В годы обучения в семинарии М. С. Андреев стал хворать и по совету врачей совершал поездки в горы. В бытность свою в Чимкенте он присоединился к киргизскому кочевому аулу и внимательно наблюдал за его жизнью и бытом.

В последующем поездки М. С. Андреева приобретают систематический характер (верховья Ангрена, Ферганская долина, Кызылкумы, Фальгар, Матча и др.). Достигнув в одной из поездок Зарафшанского ледника, М. С. Андреев возвратился через перевал Янги-Сабак, а в последующем совершил путешествие из Шахрисабза в Гиссарскую долину, верховья р. Хингоу, в Ягноб и вернулся в Ташкент через Ура-Тюбе.

По окончании в 1893 году Ташкентской учительской семинарии М С. Андреев работал в Ходженте «заведующим вечерними курсами для местного национального населения» и посещал различные места Туркестанского края, усердно занимаясь собиранием археологических и этнографических данных.

В 1894 году он получил приглашение работать практикантом по восточным языкам в Ташкентскую учительскую семинарию и в Ташкентское реальное училище, по поручению которого им было составлено учебное пособие по узбекскому языку. Преподавательскую работу в семинарии М. С. Андреев вел в 1894—1896 гг. В 1895 г. в печати появилась первая этнографическая статья М. С. Андреева о пережитках языческих обрядов в среде коренного местного населения. С организацией в Ташкенте Туркестанского кружка любителей археологии (1895 г.) М. С. Андреев принимает активное участие в его работе.

Неутомимость, энергичность, неизменное тяготение к научным экспедициям и рекогносцировкам по малоизвестным местностям были отличительной чертой М. С. Андреева.

В 1896 г. в Ташкент из Петербурга прибыл чиновник особых поручений Министерства внутренних дел А. А. Половцев, командированный для изучения состояния и задач переселенческого дела в Средней Азии и Закавказье. По рекомендации знатока Туркестанского края В. П. Наливкина М. С. Андреев занял должность секретаря Половцева, с чем были связаны в частности его поездки по Закаспию и Закавказью, М. С. Андреев стал постоянным спутником и сотрудником Половцева человека, не лишенного научных интересов и склонности к меценатству. Будучи секретарём А. А. Половцева, по его поручению Андреев приобрел для него в Ташкенте дом у ташкентского купца Иванова и провел значительную перестройку интерьеров этого дома в восточном стиле. Архитектором перестройки был А. А. Бурмейстер. Этот дом был известен в Ташкенте как «дом Половцева». Впоследствии в доме располагались разные организации, в доме располагался учебный центр резьбы по ганчу, чеканке, вышивальный цех, с июля 1937 года в доме размещался Музей кустарных промыслов, а в настоящее время — музей Прикладного искусства Узбекистана.

С возвращением Половцева к месту постоянного жительства М. С. Андреев принял его предложение о переезде в Петербург, где в связи со своими научными занятиями вошёл в живое общение с виднейшими востоковедами С. Ф. Ольденбургом, В. В. Радловым и К. Г. Залеманом, по достоинству оценившими эрудицию М. С. Андреева и его преданность науке, в частности глубокое знание им языков, жизни и быта народов Средней Азии.

Зиму 1898 года он провёл с Половцевым в Париже, выучив французский язык. Помимо своих служебных обязанностей он занимался в Восточном отделении Французской Национальной библиотеке.

Все эти и последующие годы М. С. Андреев не порывал связей с Туркестаном и подолгу жил в Ташкенте, продолжая здесь сбор лингвистических и этнографических материалов.

В 1902 г. М. С. Андреев проехал через Ош на Памир, в Вахан, Ишкашим и обратно. Научным результатом поездки явилась совместная с А. А. Половцевым публикация по этнографии племен Ишкашима и Вахана. В ходе поездки, а затем во время проживания в Ташкенте М. С. Андрееву удалось собрать, в частности, некоторые материалы по почти неведомому тогда науке язгулямскому языку.

В 1906 г. М. С. Андреев уехал в Индию в связи с назначением А. А. Половцева генеральным консулом в Бомбее. Академия наук дала ему поручение по сбору этнографических коллекций. Об усердии М. С. Андреева в этом направлении свидетельствует тот факт, что в Музей антропологии и этнографии Академии наук им была передана коллекция в составе 1000 экспонатов. В Индии М. С. Андреев изучал языки хинди и пушту,.

В 1907 г., во время отпуска, М. С. Андреев вновь прибыл в Среднюю Азию, пройдя пешком вместе с братом генконсула П. А. Половцовым из Кашгара через Гималаи по перевалу Кара-Корум в Западный Тибет, а оттуда, проехав Яркенд, Ташкурган, Вахан, Шугнан и Восточный Памир, в долину Ферганы. В 1911 г. он был избран членом-корреспондентом Географического общества Бенгалии.

Личный переводчик консула и вице-консул России в Индии и французских колониях Индии и Индокитая (1906—1914).

По возвращении на родину М. С. Андреев был назначен инспектором народных училищ в Ходжентском и Джизакском уездах Самаркандской области. Русское географическое общество поручило ему работу по составлению этнографической карты Туркестанского края, выполняя которую он посетил Нур-Атинские горы и прилегающую к ним территорию Кызылкумов, а в 1916 г. совершил поездку в Матчу.

Великая Октябрьская социалистическая революция застала М. С. Андреева в Ходженте. С установлением здесь Советской власти он был назначен комиссаром народного образования Ходжентского уезда, а затем вызван в Ташкент, где ему была поручена организация востоковедческого вуза.

В ноябре 1918 г. в Ташкенте начал функционировать Туркестанский восточный институт. Его первым руководителем стал Михаил Степанович Андреев, энергии которого молодой Институт был во многом обязан умелым подбором преподавателей, хорошим помещением, обзаведением учебным оборудованием, библиотекой, археологическими и нумизматическими коллекциями и т. п. Сам Андреев вел занятия по персидскому языку и таджикским наречиям, читал курсы по этнографии таджиков и др.

Активная деятельность М. С. Андреева в Туркестанском восточном институте, а затем в качестве доцента и профессора па восточном факультете Среднеазиатского государственного университета (САГУ) продолжалась более двадцати лет. Преподавательскую работу на востфаке САГУ М. С. Андреев вел и в годы Великой Отечественной войны и после неё, будучи некоторое время также профессором исторического факультета, где он ведал кафедрой этнографии.

В 1923 г. М. С. Андреев был избран членом-корреспондентом Центрального Бюро краеведения при Академии наук, а в 1928 г. последовало награждение его золотой медалью Географического общества.

Все эти годы М. С. Андреев неутомимо организовывал различные экспедиции по сбору и изучению этнографических и фольклорных материалов. Этнографические коллекции поступали в Главный Среднеазиатский музей в Ташкенте, заведующим которого состоял одно время М. С. Андреев, и в другие музеи.

В 1921 г. М. С. Андреев был назначен членом Научной Комиссии по обследованию быта коренного населения Туркестана при Совнаркоме Туркестанской АССР и возглавил экспедицию по составлению этнографической карты республики. В 1921—1922 гг. экспедиция работала в Самаркандском, Каттакурганском, Джизакском и Ходжентском уездах. В 1923 г. М. С. Андреев посетил верховья Чирчика, в 1924 г. — Матчу, Каратегин, Гиссар и Ягноб. В 1925 г. под его руководством работала экспедиция по маршруту Ташкент — Ура-Тюбе — долина Зарафшана — Ягноб — Анзобский перевал — Душанбе — Каратегин — Дарваз — Припамирье — Памир — Ош. Итогом экспедиции явился сбор богатейшей этнографической коллекции. М. С. Андреев был одним из группы ученых (И. И. Зарубин, Н. Г. Маллицкий, Л. В. Ошанин, А. А. Семенов и др.) осуществившей большую работу по сбору подготовительных материалов к осуществлению в 1924 г. национально-государственного объединения народов Средней Азии.

В 1926 г. М. С. Андреев осуществил поездку в Афганистан в качестве старшего драгомана советско-афганской комиссии отдела Среднего Востока НКИД СССР, использовав своё пребывание в этой стране для сбора сведений по языку и быту таджиков долины Панджшира.

В 1927 г. М. С. Андреев возглавил экспедицию в Ягноб, а в 1929 г. в долину Хуф.

31 января 1929 года М. С. Андреев по представлению выдающихся советских востоковедов академиков С. Ф. Ольденбурга, В. В. Бартольда, Ф. И. Щербатского и И. Ю. Крачковского был избран в члены-корреспонденты АН СССР — Отделение гуманитарных наук (по разряду восточных наук (иранистика)).

В 1930 году коллегией ОГПУ подвергнут административной высылке в Алма-Ату на 3 года. Возвращён в Ташкент досрочно.

В 1934 году М. С. Андреев по предложению Совнаркома Таджикской ССР и ЦК Компартии Таджикистана осуществил экспедицию в Припамирье для пополнения собранных ранее этнографических и языковых материалов по долине Хуф и другим прилегающим к Пянджу долинам.

С конца 1934 до 1940 г. М. С. Андреев состоял также в должности консультанта по искусству народов Средней Азии в Музее искусств в Ташкенте. В 1936 году он возглавил этнографическо-искусствоведческую экспедицию Музея в Бухару и Хиву. В 1937 году последовала ещё одна экспедиция Музея в селение Нур-Ата и в г. Маргилан.

10 августа 1938 г. М. С. Андреев подвергнут аресту, обвинен в шпионаже в пользу английской разведки, но освобожден 11 июня 1939 года.

На допросе 11 мая 1939 г. следователь УГБ НКВД Узбекистана задал вопрос обвиняемому М. С. Андрееву: «За что Вы в 1930 году коллегией ОГПУ в г. Ташкенте были высланы в г. Алма-Ата?» На что Андреев туманно ответил: «В 1930 году я по решению коллегии ОГПУ в г. Ташкенте в числе 11 человек, профессоров и преподавателей Восточного факультета САГУ, а именно: Граменицкий, Гаррицкий Александр Александрович, Умняков, Фиолетов, Панков Александр Васильевич и др., был выслан из г. Ташкента сроком на 3 года с зачётом времени со дня ареста (при­близительно около 6 месяцев, когда я находился под следствием). Добавлю, в числе высланных были Шмидт Александр Эдуардович, Семенов Александр Александрович, Маллицкий Николай Гурьевич и Гаврилов Михаил Филиппович. Причины высылки мне никогда до сих пор не были понятны, в предъявленном мне тогда обвинении по 58 ст. УК я себя виновным не признал…» Показания Шмидта А. Э. я считаю совершенно неверными и категорически отри­цаю как существование группы, так и свою причастность к ней, ибо я никогда ни в какую контрреволюционную группу не входил…

В 1940 году М. С. Андреев организовал экспедицию, собравшую обширные и разнообразные материалы по арку старой Бухары.

В годы Великой Отечественной войны М. С. Андреев принимал живейшее участие в работе созданной в Ташкенте группы Института востоковедения АН СССР в качестве сотрудника индийского кабинета. Участвовал М. С. Андреев и в заседаниях организованных в Ташкенте тюркологического и среднеазиатского кабинетов.

3 ноября 1943 г. М. С. Андреев был избран действительным членом (академиком) созданной тогда Академии наук Узбекской ССР. В 1944—1947 гг. М. С. Андреев руководил коллективом этнографов Института истории и археологии Академии наук Узбекской ССР, а в 1947 г. переехал в Сталинабад, где вёл работу по подготовке к открытию Музея археологии и этнографии.

Издано около 60 его работ. Член Туркестанского кружка любителей археологии, Общества по изучению Таджикистана и иранских народностей за его пределами, Туркестанского отделения РГО и других.

Скончался М. С. Андреев 10 ноября 1948 года в Сталинабаде (Душанбе).

Награды и звания

• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
• медали
• Заслуженный деятель науки Таджикской ССР (1944)
• Заслуженный деятель науки Узбекской ССР (1945)

Основные сочинения

• Руководство для первоначального обучения сартовскому языку в Ташкентском реальном училище. Ташкент, 1896 (литогр.);
• Андреев М. С., А. А. Половцов Материалы по этнографии иранских племен Средней Азии. Ишкашим и Вахан. СПб. Сборник Музея Антропологии и Этнографии 9. 41 с.
• Вещие сны, несколько примет и детская игра «Сорока-ворона» среди некоторых народов, главным образом Средней Азии // ИСКМОПСИП. 1923. Вып. 2. С. 1-34;
• Деревянная колонна в Матче // ИРАИМК. 1925. Т. 4. С. 115—118;
• Выработка железа в долине Ванча (верховья Аму-Дарьи).- Ташкент, 1926.
• По этнологии Афганистана. Долина Панджшир: (Материалы из поездки в Афганистан в 1926 г.). (Общество для изучения Таджикистана и иранских народностей за его пределами)101 с. Ташкент, 1927;
• По поводу процесса образования примитивных среднеазиатских древних цехов и цеховых сказаний (рисаля) // Этнография. 1927. № 2. С. 323—326;
• Краткий обзор некоторых особенностей таджикских говоров: (Материалы). Сталинабад; Ташкент, 1930;
• Язгулемский язык: Таблицы глаголов. Л., 1930;
• О таджикском языке настоящего времени. — В кн.: Материалы по истории таджиков в Таджикистане. Сталинабад, 1945;
• Таджики долины Хуф (верховья Аму-Дарьи). Вып. 1—2. Сталинабад, АН Тадж. ССР, 1953—1958. Вып. I. 1953. 247 с. [(Труды АН Тадж. ССР, Т. 7. Материалы к изучению культуры и быта таджиков. (Институт истории, археологии и этнографии АН Таджикской ССР)]; Вып. 2. Подготовка к печати, примеч. и доп. А. К. Писарчик. 1958. 521 с. (Труды АН Тадж. ССР. Т. I. XI);
• Ягнобские тексты. С приложением ягнобско-русского словаря. Сост.: М. С. Андреев, В. А. Лившиц и А. К. Писарчик. М.—Л., АН СССР, 1957. 392 с. (АН СССР. АН Тадж. ССР). — Авт.: М. С. Андреев и Е. М. Пещерова;
• Материалы по этнографии Ягноба. (Записи 1927—1928 гг.). Душанбе, «Дониш», 1970. 192 с.;
• Арк (кремль) Бухары в конце XIX — начале ХХ в. Душанбе, 1972 (совм. с О. Д. Чехович).

Литература о нём

• Акрамова Х. Ф. — В кн.: Сборник аспирантских работ кафедры истории СССР ТГУ им. В. И. Ленина. № 7, Душанбе, 1969. — Авт. статей: Из эпистолярного наследия М. С. Андреева, с. 14—42; М. С. Андреев как археолог, с. 43—60; Об этнографическом наследии М. С. Андреева, с. 150—157.
• Акрамова X. Ф. Жизнь и научная деятельность члена-корреспондента АН СССР Михаила Степановича Андреева. Душанбе, 1969. 24 с. (АН СССР. Ин-т востоковедения. Тадж. гос. ун-т им. В. И. Ленина).
• Акрамова X. Ф., М. С. Андреев как инспектор народных училищ. — В кн.: Сборник аспирантских работ кафедры истории СССР ТГУ им. В. И. Ленина. Душанбе, 1968, с. 43—68.
• Акрамова X. Ф. Таджиковед М. С. Андреев. — В кн.: Из истории культурного строительства в Таджикистане. Вып. 2, Душанбе, 1970, с. 119—130.
• Акрамова Х., Акрамов Н. Востоковед Михаил Степанович Андреев: Науч.-биогр. очерк / Под ред. и с предисл. Б. А. Литвинского. Душанбе, 1973.
• Андреев М. С. — В кн.: БСЭ. Изд. 2. т. 51, М., 1958, с. 17; То же: Изд. 3, т. 2, М., 1970, с. 17.
• Андреев М. С. — В кн.: Крачковский И. Ю. Очерки по истории русской арабистики. М.—Л., 1950, с. 237. — То же: Крачковский И. Ю., Избранные сочинения. Т. V. М.—Л., 1958, с. 165; 366.
• Андреев М. С. — В кн.: МСЭ. Изд. 3, т. 1. М., 1958, стб, 405.
• В кн.: Памяти Михаила Степановича Андреева. Сборник статей по истории и филологии народов Средней Азии. Сталинабад, 1960. — Писарчик А. К. Михаил Степанович Андреев (1873—1948), с. 3—20; Список опубликованных научных работ М. С. Андреева, с. 20—23. (Перечень 54 кн. и ст. за 1893—1958 гг.).
• Б. В. Лунин Три памятные даты (К 100-летию со дня рождения академика АН УзССР М. С. Андреева, члена-корреспондента АН УзССР А. А. Семенова, профессора Н. Г. Маллицкого) // Общественные науки в Узбекистане № 5, 1973 г.
• М. С. Андреев. (Некролог). — «Правда Востока», Ташкент, 1948, 13 ноября.
• Михаил Степанович Андреев. (Некролог). — «Коммунист Таджикистана», Сталинабад, 1948, 12 ноября.
• Награждение орденом Трудового Красного Знамени за выдающиеся заслуги в развитии науки и техники в связи с 220-летием Академии наук СССР. — «Ведомости Верх. Совета СССР», М., 1945, 11 июля.
• Писарчик А. К. Михаил Степанович Андреев (1873—1948) // «Труды (АН Тадж. ССР)», т. 120, Сталинабад, 1960, с. 3—23.
• Список ученых трудов М. С. Андреева. — В кн.: Записки об ученых трудах членов-корреспондентов АН СССР по отделению гуманитарных наук, избранных 31 января 1929 г. Л., 1930, с. 2—3. (Перечень 21 кн. и ст. за 1899—1911 гг.).
• Документы о деятельности в Индии чиновника для усиления личного состава Главного управления Туркестанского края М. С. Андреева, 22 октября 1907 г. (док. 172—173) // Русско-индийские отношения в 1900—1917 гг. Сборник архивных документов и материалов. М., 1999. С. 237—239.

Ссылки

• [mytashkent.uz/2010/03/30/ulitsa-shelkovichnaya-i-pochemu-bazar-v-tashkente-nazyivaetsya-alayskim/ Улица Шелковичная и почему базар в Ташкенте называется Алайским]
• [dlib.eastview.com/browse/doc/2450880?enc=rus Индийская страница в книге жизни академика М. С. Андреева]
• [kozlov-museum.ru/upload/file/andreev/ladak-dokl.doc Русские путешественники в Ладаке]
• [mytashkent.uz/2010/02/17/v-a-germanov-«vostochnyiy-front»/ В. А. Германов «Восточный фронт». Часть 1]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49541.ln-ru Профиль Михаила Степановича Андреева] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Андреев, Михаил Степанович

– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.