Бурлаг
Бурла́г (Буреинский железнодорожный исправительно-трудовой лагерь)[1] — подразделение, действовавшее в структуре Главного управления исправительно-трудовых лагерей Народного комиссариата внутренних дел СССР (ГУЛАГ НКВД).
Содержание
История
Бурлаг выделен в самостоятельное подразделение в структуре НКВД в 1941 году на базе расформированного в том же году Амурлага. Управление Бурлага располагалось на станции Известковая Дальневосточной железной дороги (ныне Еврейская автономная область). В оперативном командовании он подчинялся Управлению железнодорожного строительства Дальневосточного главного управления исправительно-трудовых лагерей НКВД (УЖДС ДВ ГУЛАГ), а впоследствии непосредственно Главному управлению железнодорожного строительства НКВД (ГУЖДС НКВД).
Бурлаг расформирован в 1942 году, его лагеря и производственные мощности переданы для укрепления Нижне-амурского исправительно-трудового лагеря.
Производство
Основным видом производственной деятельности заключённых было железнодорожное строительство на трассе БАМ, на участке железной дороги от города Хабаровск до города Ворошилова (ныне Уссурийск) и на целом ряде других участков, кроме этого заключённые использовались на дорожном строительстве и лесозаготовках.
Жертвы
В числе многих, в Бурлаге погиб священномученик диакон Григорий (в миру Самарин Григорий Васильевич), позднее причисленный к лику святых Русской православной церкви, а также Александр Михайлович Цицеров (1884—1939), протоиерей, Звенигородский Благочинный, священномученик, настоятель Храма святителя Николая в селе Никольское Одинцовского района Московской области.
Напишите отзыв о статье "Бурлаг"
Примечания
- ↑ В ряде источников также именуется Бурейла́г.
Ссылки
- [www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/r3/r3-47.htm Бурейский железнодорожный исправительно-трудовой лагерь]
Отрывок, характеризующий Бурлаг
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
