Вайсгербер, Лео

Лео Вайсгербер
Leo Johann Weisgerber
Дата рождения:	25 февраля 1899(1899-02-25)
Место рождения:	Мец
Дата смерти:	8 августа 1985(1985-08-08) (86 лет)
Место смерти:	Бонн
Страна:	Германия
Научная сфера:	лингвистика
Награды и премии:	премия им. Конрада Дудена (1961), орден «Федеральный Крест за заслуги» первой степени

Лео Вайсгербер (нем. Johann Leo Weisgerber) (25.02.1899, Мец — 08.08.1985, Бонн) — немецкий языковед, специалист по немецкому языку, кельтологии и общему языкознанию, виднейший представитель неогумбольдтианского направления в языкознании.

Биография

Лео Вайсгербер родился в Меце (Лотарингия) 25 февраля 1899 года. После окончания гимназии в 1917 году принимал участие в боевых действиях Первой мировой войны, а по возвращении с фронта поступил в Боннский университет, где изучал сравнительное языкознание и германистику, а также романистику и кельтологию. В 1923 году защитил диссертацию по кельтологии, после чего получил приглашение остаться в Боннском университете для работы над докторской диссертацией. В 1925 году в Боннском университете Вайсгербер защитил докторскую диссертацию «Язык как форма общественного познания. Исследование о сути языка как введение в теорию языковых изменений» (Sprache als gesellschaftliche Erkenntnisform. Eine Untersuchung über das Wesen der Sprache als Einleitung zu einer Theorie des Sprachwandels).

В том же году Вайсгербер стал приват-доцентом Боннского университета, а осенью 1926 года — профессором сравнительного языкознания Ростокского университета. В 1927 году он познакомился с Й.Триром, что оказало решающее влияние на дальнейшую научную деятельность Вайсгербера.

После 1933 года Вайгербер исследовал вопросы истории языка, в 1938 году стал профессором общего и индоевропейского языкознания Марбургского университета, а в 1942 году возвратился в Боннский университет.

Во время Второй мировой войны Вайсгербера вновь призывают в действующую армию: его направляют в Бретань в распоряжение управления сухопутных сил, где он занимается в основном проблемами местного кельтоязычного населения. По окончании войны он возвращается в Марбург, где находилась его семья.

В последующие годы Вайсгербер выпускает свой важнейший труд — четырёхтомник «О силах немецкого языка» (Von den Kräften der deutschen Sprache), в котором сформулированы и обоснованы положения его лингвофилософской концепции.

В 1961 году Вайсгербер стал первым лауреатом премии им. Конрада Дудена. Его избрали почётным доктором философского факультета Лувенского университета (Бельгия), а также членом-корреспондентом Академии наук в Гёттингене и Берлинского Археологического института. Также Вайсгербер стал кавалером ордена «Федеральный Крест за заслуги» первой степени. Умер Вайсгербер в Бонне 8 августа 1985 года.

Идеи

Вайсгербер и Трир считаются основоположниками структурной семантики, хотя сами они и не пользовались этим термином. Главная идея этой семантической концепции заключается в том, что значение слова не может быть адекватно описано без обращения к лексическим единицам, входящим в то же семантическое поле. Значение слова рассматривается как функция от его семантических отношений с другими членами поля.

В структурной семантике и сопряженной с ней теории семантического поля отдельные концепты (и, соответственно, значения обозначающих их лексических единиц) рассматриваются не как самостоятельные феномены, существующие где-то в мире «до и вне языка» и дожидающиеся своих обозначений, а как создаваемые языком «духовные объекты», структурирующие действительность. Это положение является одним из центральных постулатов неогумбольдтианской лингвофилософской концепции, основные принципы которой Вайсгербер сформулировал в опубликованной работе 1929 года «Родной язык и формирование духа» (Muttersprache und Geistesbildung).

В 1960-е и 1970-е годы имя Вайсгербера и его концепция оказались в центре дискуссии отчасти научного, однако по большей части идеологического характера. Хотя Вайсгербер никогда не был активным сторонником национал-социалистического режима (в национал-социалистической партийной печати его концепция характеризовалась как «враждебная народу языковая философия»), в его адрес были выдвинуты обвинения в пропаганде национал-социалистических идей. Определённую роль в этом сыграло действительно имевшее место сотрудничество с нацистами некоторых участников группы учёных, сформировавшейся вокруг Вайсгербера, но на фоне усиливающегося влияния генеративной грамматики философские и языковедческие взгляды Вайсгербера воспринимались отдельными его критиками как реакционные, националистически окрашенные и препятствующие развитию современной лингвистики. Работы Вайсгербера, в которых усматривался буржуазный идеализм и национализм, критиковались и в СССР.

Литература

• Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Лео Вайсгербер в когнитивной перспективе. — Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка, т. 49. 1990, № 5
• Вайсгербер Й. Л. Родной язык и формирование духа. Пер. с нем., вступ. ст. и коммент. О. А. Радченко. М., 1993
• Гухман М. М., [www2.unil.ch/slav/ling/textes/Guxman61.html Лингвистическая теория Л. Вайсгербера] // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961, с. 123—162.
• Радченко О. А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства, тт. 1-2. М., 1997

Ссылки

• Вайсгербер Лео // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/VASGERBER_LEO.html Лео Вайсгербер] // Онлайн-энциклопедия «Кругосвет»
• В.П. Даниленко. Языковая картина мира в теории Л. Вайсгербера // [www.asu.ru/structure/faculties/philology/nauk/philo_journal/archive/2009_1/ Филология и человек]. - 2009. - №1.

Отрывок, характеризующий Вайсгербер, Лео

– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.