Кухар, Вацлав

Вацлав Кухар
Общая информация
Полное имя	Вацлав Михал Кухар
Прозвища	Вацек (польск. Wacek), Профессор (польск. Profesor)
Родился	16 сентября 1897(1897-09-16) Ланьцут, Галиция и Лодомерия, Цислейтания, Австро-Венгрия
Умер	13 февраля 1981(1981-02-13) (83 года) Варшава, Польша
Гражданство	Польша
Рост	168 см
Вес	65 кг
Позиция	нападающий, полузащитник
Карьера
Клубная карьера*
1912—1935	/ Погонь (Львов)	198 (98)
Национальная сборная**
1921—1928	Польша	23 (5)
Тренерская карьера
1939—1941	Динамо (Львов)
1944—1945	Динамо (Львов)
1946	Полония (Бытом)
1947—1948	Польша
1949—1953	Легия
1953—1957	Полония (Варшава)
Международные медали
Хоккей с шайбой
Чемпионаты Европы
Серебро	Будапешт 1929
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ва́цлав Ми́хал Ку́хар (польск. Wacław Michał Kuchar; 16 сентября 1897, Ланьцут — 13 февраля 1981, Варшава) — польский футболист, хоккеист (хоккей с шайбой), легкоатлет и конькобежец.

В составе футбольной сборной Польши принимал участие в Олимпийских играх 1924 года, в составе хоккейной сборной Польши стал вице-чемпионом Европы в 1929 году.

Спортивная карьера

Футбол

Считается первой суперзвездой польского футбола. Играл за «Погонь» (Львов), с 1912 по 1935 год сыграл за команду 1052 матча, в которых отличился 1065 раз. В чемпионате Польши — 198 матчей, 98 мячей. В сезонах 1922 и 1926 годов становился лучшим бомбардиром чемпионата. 4 раза выигрывал в составе «Погони» чемпионат Польши.

В сборной Польши дебютировал 18 декабря 1921 года в Будапеште, в товарищеской игре со сборной Венгрии. Это был первый матч сборной Польши в истории, команда уступила 0:1. Принимал участие в футбольном турнире Олимпиады 1924 года, в единственном матче поляки уступили сборной Венгрии 0:5. Всего за сборную Польши сыграл 23 официальных и 3 неофициальных матча, забил 5 мячей, в 14 играх был капитаном команды.

После присоединения Западной Украины к СССР тренировал львовское «Динамо». Затем переехал в Польшу, тренировал «Полонию» (Бытом), «Легию» (1949—1953) и «Полония» (Варшава) (1954—1957). В период с 1947 по 1949 год возглавлял сборную Польши.

Другие виды спорта

Выступал в различных легкоатлетических дисциплинах, был неоднократным чемпионом Польши в гладком беге на 800 метров, барьерном беге на 110 и 400 метров, прыжках в высоту и тройным, а также в легкоатлетическом десятиборье. Устанавливал рекорды Польши в гладком беге на 800 и 110 метров с барьерами, прыжке в высоту и десятиборье. В 1920 году результат, показанный им на дистанции 800 метров был достаточен для квалификации на VII Олимпийские игры в Антверпене, но Польша не приняла в них участия из-за советско-польской войны.

В период с 1922 по 1929 год стал 22-кратным чемпионом Польши по конькобежному спорту. На чемпионате Европы 1925 года занял 7-е место.

В 1933 году в составе «Погони» выигрывал чемпионат Польши по хоккею с шайбой. Играл за сборную Польши, с которой занял 2-е место на чемпионате Европы 1929 года.

В 1926 году был назван лучшим спортсменом года в Польше. Кухар стал первым обладателем этого почётного звания.

Военная карьера

Офицер Войска Польского, ушёл в отставку в звании капитана. Участвовал в обороне Львова от войск ЗУНР, затем — в советско-польской войне. Был награждён крестом Храбрых, крестом Обороны Львова, медалью Орлят. Был кавалером и офицером ордена Возрождения Польши.

Ссылки

• [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=292759 Статистика на сайте FIFA] (англ.)
• [www.weltfussball.de/spieler_profil/waclaw-kuchar/ Профиль на сайте weltfussball.de]  (нем.)
• [www.footballdatabase.eu/football.joueurs.waclaw.kuchar.83807.fr.html Профиль на сайте FootballDatabase.eu]  (фр.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ku/waclaw-kuchar-1.html Вацлав Кухар] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Кухар, Вацлав

В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.