Ковальчик, Юстина

Юстина Ковальчик
Гражданство	Польша Польша
Дата рождения	19 января 1983(1983-01-19) (41 год)
Место рождения	Лиманова, Малопольское воеводство, Польша
Рост	173 см
Вес	60 кг
Карьера
Клуб	Катовице
Статус	соревнуется
Медали
Олимпийские игры Бронза Турин 2006 30 км Серебро Ванкувер 2010 личный спринт классика Бронза Ванкувер 2010 дуатлон 7,5+7,5 км Золото Ванкувер 2010 30 км классика Золото Сочи 2014 10 км классика Чемпионаты мира Бронза Либерец 2009 10 км классика Золото Либерец 2009 дуатлон 7,5+7,5 км Золото Либерец 2009 30 км Серебро Хольменколлен 2011 дуатлон 7,5+7,5 км Серебро Хольменколлен 2011 10 км классика Бронза Хольменколлен 2011 30 км Серебро Валь-ди-Фьемме 2013 30 км Бронза Фалун 2015 командный спринт Универсиады Серебро Инсбрук 2005 5 км Золото Инсбрук 2005 15 км классика Золото Турин 2007 5 км классика Золото Турин 2007 личный спринт Бронза Турин 2007 эстафета 3×5 км Золото Турин 2007 дуатлон 5+5 км Государственные награды
Результаты
Кубок мира
Дебют в Кубке мира 9 декабря 2001 года Побед в Кубке мира 30 Лучшая позиция в Кубке мира 1 (2008/09, 2009/10, 2010/11, 2012/13) Дистанционные виды 1 (2008/09, 2009/10, 2010/11, 2012/13) Спринтерские виды 1 (2009/10)
Позиции на подиуме 1 2 3 Дистанционные виды 23 19 4 Спринтерские виды 7 3 7 Командный спринт 0 0 1
Последнее обновление: 25 марта 2015

Юсти́на Кова́льчик (польск. Justyna Kowalczyk; 19 января 1983, Лиманова, Малопольское воеводство) — польская лыжница, двукратная олимпийская чемпионка (2010 и 2014), двукратная чемпионка мира 2009 года, четырёхкратная обладательница Кубка мира в общем зачёте. Пять раз подряд (2009—2013) признавалась лучшим спортсменом года в Польше (как среди женщин, так и мужчин). Кавалер командорского креста со звездой ордена Возрождения Польши.

Карьера

Начало выступлений

Первый успех пришёл к Юстине в 2003 году, когда она выиграла серебряную медаль юниорского чемпионата мира в коньковом спринте. Через 2 недели она дебютировала на чемпионате мира, который проходил в Валь-ди-Фьемме, но не смогла попасть в тридцатку ни в коньковом спринте, ни в десятикилометровой классической гонке.

Допинговый скандал

23 января 2005 года, через день после завершения успешной для Юстины инсбрукской Универсиады, на этапе Альпийского кубка, проходившем в Оберстдорфе, у польки была взята допинг-проба, в которой позже обнаружили запрещённое вещество дексаметазон. 13 июня 2005 года Международная федерация лыжного спорта дисквалифицировала её на два года, начиная отсчёт от 23 января, попутно аннулировав её результаты, установленные после этой даты (в том числе четвёртое место в классическом марафоне с общего старта на чемпионате мира). 13 июля срок дисквалификации был сокращён до 1 года, так как WADA согласилась с аргументацией Польской лыжной ассоциации, что срок дисквалификации при первом нарушении для указанного класса веществ не может превышать одного года. 8 декабря того же года Арбитражный спортивный суд пересмотрел это дело и постановил немедленно закончить период дисквалификации.

Возвращение в спорт

Менее чем через месяц после возвращения на лыжню, 7 января 2006 года, Ковальчик смогла впервые подняться на подиум этапа Кубка мира в Отепя, став третьей в десятикилометровой классической гонке. На первых своих Олимпийских играх в Турине Ковальчик сначала финишировала восьмой в дуатлоне, а затем не смогла закончить десятикилометровую классическую гонку. После этого она смогла продолжить выступления на Играх, став 44-й в коньковом спринте и выиграв «бронзу» на 30 км «коньком» с общего старта, уступив в финишной разборке чешке Катержине Ноймановой и россиянке Юлии Чепаловой.

Последующие успехи

В следующем сезоне Юстина выиграла три золотых и одну бронзовую медаль на Универсиаде в том же Турине, но на чемпионате мира в Саппоро её лучшим результатом стало седьмое место в дуатлоне. В сезоне 2007/08 польке удалось финишировать третьей по итогам Кубка мира, на следующий же сезон она финишировала в нём первой, а также стала в Либереце двукратной чемпионкой мира, победив в марафоне и дуатлоне; ещё была выиграна бронза в классической десятикилометровке.

В сезоне 2009/10 Юстина также выступила успешно: на её счету победа в Тур де Ски и уверенная победа в общем зачёте Кубка мира.

Олимпийские игры 2010

На Олимпийских играх в Ванкувере Юстина завоевала по одной медали каждого достоинства, приняв участие во всех дисциплинах лыжного турнира, кроме командного спринта. В первой гонке на 10 км свободным стилем с раздельного старта она финишировала пятой, уступив ставшей третьей норвежке Марит Бьёрген 5,8 секунды. Через день полька выиграла «серебро» в классическом спринте, уступив на финише той же Бьёрген. В дуатлоне Ковальчик финишировала третьей, однако последние 40-50 метров классической дистанции она прошла «коньком», на основании чего финишировавшая четвёртой норвежка Кристин Стёрмер Стейра и её НОК могли подать протест, однако не стали этого делать, посчитав это неправильным и ограничившись письмом в FIS. Идею подачи протеста поддерживала, среди прочих, Бьёрген, которую Ковальчик по ходу Игр раскритиковала за приём допинга в виде лекарства от астмы, подтверждённой медицинской справкой.

В эстафете Ковальчик бежала второй классический этап и, приняв старт на 10-й позиции, она смогла отыграть у лидеров 38,2 секунды, придя к своей передаче эстафеты первой с преимуществом в 2,4 секунды, однако итоговое место команды было шестым. На марафонской дистанции в 30 км классическим стилем Юстина вместе с Бьёрген оторвались от преследователей на последнем десятке километров, когда полька пустилась догонять вырывавшуюся вперёд норвежку. Возглавив отрыв, Ковальчик первой вошла на стадион и в спринтерской разборке на последних метрах дистанции вырвала победу у чемпионки тех Игр в спринте.

Сезон 2010/11

В сезоне 2010/11 Юстина победила в Тур де Ски и после этого лидирует в Кубке мира. На чемпионате мира в норвежском Хольменколлене стала пятой в финале конькового спринта, уступила на последнем круге в сражении за «золото» дуатлона Бьёрген, но опередила другую норвежку Йохёуг.

Олимпийские игры 2014

На третьих для себя Олимпийских играх приняла участие в соревнования по лыжным гонкам на дистанции 10 километров классическим стилем, которые прошли 13 февраля. Местом проведения соревнований стал лыжно-биатлонный комплекс «Лаура». Ковальчик в жёсткой борьбе выиграла свою вторую золотую Олимпийскую медаль в карьере, опередив олимпийскую чемпионку 2010 года в этой дисциплине шведскую лыжницу Шарлотту Калла и норвежку Терезу Йохауг. При этом Юстина вышла на дистанцию с серьёзной травмой.

Юстина Ковальчик и её тренер Александр Веретельный

Ю. Ковальчик начала заниматься лыжными гонками в спортивной школе в Закопане в возрасте 15 лет, где её первым тренером была Барбара Собаньска. Она считает, что в 15 лет начинать заниматься лыжными гонками поздно: «…Надо вставать раньше, как только научишься ходить…».

Уже через несколько лет Юстина попала в юниорскую сборную команду страны и стала тренироваться с Александром Веретельным — бывшим россиянином, а ныне — гражданином Польши, закончившим в своё время аспирантуру ГЦОЛИФКа под руководством Виктора Николаевича Манжосова.

Поначалу вместе с Юстиной у Веретельного тренировалось несколько девушек и ребят, но потом все они вынуждены были уйти. Как считает сам Веретельный, в основном потому, что не смогли справиться с теми нагрузками, которые «переваривала» Юстина.

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=CC&competitorid=32177&type=result Профиль FIS] (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ko/justyna-kowalczyk-1.html Профиль на Sports Reference] (англ.)

Отрывок, характеризующий Ковальчик, Юстина

– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.