Вильгельм Омальский

Вильгельм Омальский по прозвищу Толстый (фр. Guillaume Ier le Gros d'Aumale; ок. 1115 — 20 августа 1179) — англонормандский аристократ, граф Омальский и сеньор Холдернесс (c 1127), граф Йорк (1138—1154), активный участник гражданской войны в Англии 1135—1154 годов на стороне Стефана Блуаского, участник битвы Штандартов 1138 года и сражения при Линкольне 1141 года.

Биография

Вильгельм был старшим сыном Стефана (Этьена) Омальского, племянника короля Вильгельма Завоевателя, и Хависы де Мортимер, дочери Ральфа де Мортимера, родоначальника английского дворянского рода Мортимеров. После смерти своего отца в 1127 году Вильгельм унаследовал небольшое графство Омаль в Нормандии и обширные владения в Англии (Холдернесс в Уэст-Йоркшире, земли в северном Линкольншире).

После смерти английского короля Генриха I в 1135 году Вильгельм Омальский стал одним из первых англонормандских баронов, признавших королём Стефана Блуаского, и впоследствии постоянно поддерживал Стефана в развернувшейся гражданской войне со сторонниками императрицы Матильды. Наряду с Вильгельмом Ипрским Вильгельм Омальский являлся наиболее выдающимся полководцем Стефана Блуаского. Уже в 1136 году он возглавил военные операции в Северной Англии по отражению вторжения шотландского короля Давида I. В середине 1138 года, когда основные силы Стефана Блуаского были отвлечены подавлением мятежей сторонников Матильды в Южной Англии, Вильгельм собрал ополчение северных баронов и, присоединившись к отрядам архиепископа Турстана, 22 августа 1138 года разгромил войска шотландцев в битве Штандартов. За эту победу, а также учитывая обширные владения Вильгельма в Йоркшире, в декабре 1138 г. король пожаловал ему титул графа Йоркского. Он также получил в управление королевские земли, леса и замки в Йоркшире и, вероятно, был назначен шерифом Йоркшира. В результате Вильгельм Омальский стал одним из наиболее могущественных баронов Англии.

Обладая достаточно широкими полномочиями по управлению королевским имуществом и организации обороны Северной Англии, Вильгельм Омальский в период феодальной анархии фактически доминировал в Йоркшире. Он выстроил хорошо укреплённый Замок Скарборо и путём земельных пожалований обеспечил себе опору значительной части местного рыцарства. Кроме того известно, что Вильгельм большое внимание уделял поощрению торговли, в период его правления начался подъём морских портов восточного побережья Йоркшира. Свою власть граф также использовал для расширения собственных владений: в частности, в 1140 году он захватил несколько маноров Гилберта де Ганта в восточном Йоркшире. По словам хронистов, Вильгельм Омальский «был в тех местах королём в большей степени, чем Стефан». В этой связи показательно обращение, которое Вильгельм использовал в своей корреспонденции, практически идентичное обращению, принятому в то время в королевской документации:

моему сенешалю, моему шерифу и всем моим баронам и священникам, французам и англичанам».

В 1141 году Вильгельм Омальский был одним из командующих королевскими войсками в сражении при Линкольне. Несмотря на успешные действия отряда Вильгельма, который первоначально потеснил силы Ранульфа де Жернона, битва завершилась полным поражением, а король Стефан был пленён. На некоторое время власть в Англии перешла к императрице Матильде. Но уже в конце 1141 года после сражения при Винчестере король получил свободу, а гражданская война возобновилась с новой силой. Феодальная анархия в Англии продолжалась до 1154 года. Вильгельм Омальский продолжал поддерживать Стефана, одновременно укрепляя свои позиции в Северной Англии. К этому периоду относится также основание Вильгельмом цистерцианского монастыря Мо (1150) к северу от Гулля и августинского монастыря Торнтон (1139) в Северном Линкольншире.

В 1154 году на английский престол вступил Генрих II Плантагенет, который немедленно начал проводить политику укрепления королевской власти. Одним из первых её мероприятий стал возврат королевских замков, попавших под контроль баронов в годы гражданской войны, и уничтожение незаконно возведённых крепостей. Генрих II отказался признать за Вильгельмом Омальским титул графа Йорка, а в 1155 году силой вынудил его вернуть королевские земли и замки и разрушил Скарборо. Позднее однако, замок Скарборо был восстановлен и впоследствии оставался главным оборонительным укреплением морского побережья Йоркшира.

В период мятежа сыновей Генриха II 1173—1174 гг. Вильгельм находился в Нормандии. Вместе с Симоном III де Монфором он был пленён фландрским графом Филиппом I Эльзасским, поддержавшим мятежников, при взятии Омаля. Существует версия, что Вильгельм сам интриговал с восставшими и организовал своё «пленение» для прикрытия. Скончался Вильгельм Омальский 20 августа 1179 год в аббатстве Торнтон, где и был похоронен.

Брак и дети

Вильгельм Омальский был женат (ок. 1130) на Сиселии Скиптонской (ум. до 1190), дочери Вильяма Фиц-Дункана, мормера Морея и сына шотландского короля Дункана II. Их единственный ребёнок:

• Хависа Омальская (ум. 1214), графиня Омальская и леди Холдернесс (c 1179), замужем первым браком (1180) за Вильгельмом II де Мандевилем (ум. 1189), графом Эссексом, вторым браком (ок. 1190) за Гильомом де Фором (ум. 1195), третьим браком (ок. 1196) за Бодуэном де Бетюном (ум. 1212), сеньором Бетюна.

В 1194 году король Франции Филипп II Август конфисковал графство Омаль и владения Хависы Омальской в Нормандии. Английские владения (Холдернесс и северный Линкольншир), а также титул графа Албемарля после смерти Хависы унаследовал её сын от второго брака Уильям де Форс, 3-й граф Албемарль (ум. 1242).

Ссылки

• [kinemage.biochem.duke.edu/~panther/scarborough/html/index.william.s.html Вильгельм Омальский и замок Скарборо]  (англ.)
• [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMAN%20NOBILITY.htm#_Toc160529786 Генеалогия графов Омальских на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)
• [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Aumale.pdf Генеалогия графов Омальских на сайте Racines et Histoire]  (фр.)

Литература

• Вильям Ньюбургский. История Англии. [www.vostlit.info/Texts/rus12/William_Newburgh/text3.phtml?id=631 Пер. Д. Н. Ракова]
• Crouch D. The Reign of King Stephen: 1135-1154. — London, 2000.
• Dalton P. William Earl of York and Royal Authority in Yorkshire // Haskins Society Journal, Series 2, — 1990

Предшественник  Стефан Омальский	граф Омальский (граф Албемарль) 1124 — 1179	Преемник Хависа Омальская
Предшественник  новое образование	граф Йорк 1138 — 1154	Преемник ликвидировано

Отрывок, характеризующий Вильгельм Омальский

При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.