Винокуров, Фёдор Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Иванович Винокуров
Дата рождения

21 июня 1909(1909-06-21)

Место рождения

с. Лутовиново, Бирюченский уезд, Воронежская губерния, Российская империя

Дата смерти

18 октября 1980(1980-10-18) (71 год)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19311961 (с перерывом)

Звание

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Фёдор Иванович Винокуров (21 июня 1909, с. Лутовиново, Воронежская губерния — 18 октября 1980, Москва) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).





Биография

Фёдор Винокуров родился 21 июня 1909 года в селе Лутовиново (ныне — Волоконовский район Белгородской области) в крестьянской семье. После окончания начальной школы работал в Афанасьевском сельсовете того же района. В 1931 году вступил в ВКП(б). В 1931—1933 годах проходил службу в Рабоче-крестьянской Красной Армии, в 19-м артиллерийском полку, расквартированном в Острогожске, после демобилизации стал председателем Моховского райисполкома Орловской области. В 1939 году повторно был призван в армию, в том же году окончил Горьковское военно-политическое училище, был старшим инструктором политотдела 156-й стрелковой дивизии 51-й армии. С начала Великой Отечественной войны — на её фронтах. Прошёл путь от военного комиссара штаба дивизии до командира стрелкового полка. Участвовал в боях на Крымском, Северо-Кавказском, Воронежском, Белорусском, 1-м Белорусском, 1-м и 3-м Прибалтийских фронтах. В 1943 году Винокуров окончил курсы «Выстрел». За время боёв шесть раз был ранен[1].

Участвовал в обороне Одессы, боях в Крыму, на Дону под станицей Константиновской в 1942 году, освобождении Кубани и Украинской ССР, битве за Днепр в районе Канева, Калинковичско-Мозырской операции, форсировании Припяти, освобождении Лунинца, Бреста, Риги и Прибалтики, Висло-Одерской операции, боях в Восточной Померании, форсировании Одера, прорыву к Эльбе. К февралю 1945 года подполковник Фёдор Винокуров командовал 117-м стрелковым полком 23-й стрелковой дивизии 61-й армии 1-го Белорусского фронта. Особо отличился во время боёв на Магнушевском плацдарме. В ходе прорыва глубоко эшелонированной вражеской обороны противника он лично руководил действиями своего полка. В ночь со 2 на 3 февраля 1945 года полк успешно захватил укреплённый пункт противника в городе Шлоппе (ныне — Члопа, Польша)[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» подполковник Фёдор Винокуров был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 5698[1].

Участник встречи на Эльбе, награждён американским орденом Легиона Почёта. До 1949 года служил в ГСВГ и Московском военном округе. С 1950 года Винокуров командовал 4-м отдельным стрелковым полком охраны военных объектов в Закавказском военном округе.

В феврале 1961 года в звании полковника Винокуров был уволен в запас. Проживал и работал в Москве, скончался 18 октября 1980 года. Похоронен на Кузьминском кладбище Москвы[1].

Награды

Был награждён двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Суворова 3-й степени, Кутузова 3-й степени, Александра Невского, двумя орденами Красной Звезды, а также рядом медалей[1].

Напишите отзыв о статье "Винокуров, Фёдор Иванович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10525 Винокуров, Фёдор Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Мальков Д. К. Сквозь дым и пламя. — М. Воениздат, 1970.

Отрывок, характеризующий Винокуров, Фёдор Иванович

– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.