Внутренняя политика Израиля

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Государство Израиль

Эта статья — из цикла статей
«Политика и правительство»


Государство Израиль — парламентская республика, во главе которой стоит президент с символическими полномочиями. Президент назначает премьер-министра, основываясь на рекомендации большинства членов Кнессета Израиля[уточнить]. Премьер-министр стоит во главе кабинета министров, пользующейся поддержкой депутатов кнессета.

Законодательную власть представляет Кнессет Израиля, состоящий из 120 членов, избирающихся на основе всеобщих выборов раз в четыре года или раньше, в случае самороспуска кнессета. Население Израиля голосует по партийным спискам, составленных на основе предварительных выборов в самих партиях или выборных комиссиях партий. Каждый список, набравший более 2 % голосов избирателей, представлен в кнессете.

В 90-х гг. XX века, система выборов в Израиле была изменена и голосование проводилось двумя бюллетенями, один за премьер-министра, второй за партийный список. Это привело к распылению голосов и неустойчивости коалиционного правительства, и в конечном итоге была отменена.

В Израиле нет Конституции, несмотря на то, что в Декларации независимости она предусмотрена. Вместо Конституции в Израиле используются Основные законы государства, принимаемые Кнессетом.





Исполнительная власть

Исполнительная власть Израиля представлена правительством Израиля, с премьер-министром во главе. На сегодняшний день премьер-министром является Биньямин Нетаньяху, возглавляющий 32-ое правительство Израиля.

Законодательная власть

Законодательная власть в Израиле представлена израильским парламентом — Кнессетом. Своё имя Кнессет получил в память о собрании старейшин еврейского народа во времена Второго Храма, называвшегося Большой Кнессет (כנסת הגדולה — ивр.).

Партийная деятельность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Израильские партии представляют весь спектр политических и экономических предпочтений населения страны. Основной спор между партиями Израиля ведётся в вопросе безопасности Израиля и отношении к мирному процессу между Израилем и его арабскими соседями. По этим принципам определяется принадлежность той или иной партии к правому или левому флангам израильской политики.

Правые партии

Правые партии в нынешнем кнессете представлены фракциями Ликуд, Наш дом Израиль, Ихуд Леуми и Байт Йегуди. Общая идея этих партий состоит в том, что арабы не заинтересованы в реальном мире между Израилем и арабскими странами, соглашения в Осло лишь способ ослабить Израиль, а террор можно победить только силовым решением. Большинство правых партий поддерживают идею Великого Израиля и тем самым выступают против разрушения еврейских поселений на оккупированных территориях.

Большинство религиозных партий Израиля относит себя к правому флангу, хотя есть и меньшинство, как Меймад, стоящее на левых позициях.

В экономических вопросах предпочтения правых варьируются от тэтчеризма до социал-демократии.

Левые партии

Левые партии представлены партиями Авода, Мерец и Хадаш. Они верят в возможность мирного процесса на Ближнем Востоке и в дипломатическое решение арабо-израильских проблем. Левые выступают за разделение страны и образование независимого палестинского государства на территории Газы, Иудеи и Самарии. Ультралевые партии выступают за одно государство для двух народов, еврейского и палестинского, на территории современного Израиля.

Левые партии выступают за отделении религии от государства, за больший либерализм в вопросах общества и государства. Экономические предпочтения левого лагеря варьируются от коммунизма до социал-демократии и мягкого капитализма.

Партии центра

Партии центра, представленные в кнессете фракцией Кадима, совмещают в себе как недоверие к арабским партнёрам мирного процесса, так и левую идея отступления с территорий, поддержку строительства разделительной стены и план одностороннего размежевания.

В экономических вопросах партии центра выступают за большую либерализацию экономики и капиталистический путь развития страныК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4555 дней].

Секториальные партии

Секториальные партии в кнессете представлены религиозными фракциями ШАС, Дегель а-Тора и Агудат Исраэль. Их относят[кто?] к правому флангу в вопросах религии и государства. Религиозные партии поддерживают идею социального государства и увеличение пособий слабым слоям израильского общества.

К тому же к секторальным партиям относят арабские фракции Балад, Раам и Тааль. Они выступают против присутствия еврейских поселений на территориях и идей сионизма. По мнению некоторых журналистов, арабские партии представляют собой пятую колонну[1][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[2]. Арабские партии ратуют за превращение Израиля в двунациональное государство и стоят на позициях панарабизма (Балад) либо исламизма (Раам).

К секторальным партиям относили и партии репатриантов из СССР и СНГ: Исраэль ба-Алия, Наш дом Израиль и Демократический выбор Израиля.

Напишите отзыв о статье "Внутренняя политика Израиля"

Примечания

  1. [www.newsru.co.il/press/26jul2010/zuabi8009.html Ханин Зуэби: Израиль хочет вышвырнуть арабов вон]
  2. [mnenia.zahav.ru/ArticlePage.aspx?articleID=6305 Пятая колонна? Похоже на то…]

Ссылки

  • [www.president.gov.il/Pages/default.aspx Официальный сайт Президента Израиля]
  • [www.gov.il/firstgov Официальный сайт правительства Израиля]
  • [www.knesset.gov.il/ Официальный сайт кнессета Израиля]

Отрывок, характеризующий Внутренняя политика Израиля

Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.