Волконский, Владимир Михайлович

князь Владимир Михайлович Волконский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Товарищ министра внутренних дел
14 июля 1915 — 21 декабря 1916
Рождение:	17 сентября 1868(1868-09-17)
Смерть:	24 марта 1953(1953-03-24) (84 года) Ницца, Франция
Род:	Волконские
Партия:	Союз русского народа
Образование:	Тверское кавалерийское училище
Награды:	3-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 2-й ст.

Князь Влади́мир Миха́йлович Волко́нский (17 сентября 1868 — 24 марта 1953) — русский общественный и политический деятель, член Государственной думы от Тамбовской губернии. Товарищ председателя III и IV Государственных дум.

Биография

Православный. Из старинного княжеского рода. Землевладелец Шацкого уезда (300 десятин).

Сын члена Государственного совета обер-гофмейстера князя Михаила Сергеевича Волконского и светлейшей княжны Елизаветы Григорьевны Волконской (1838—1897). Внук декабриста князя Сергея Волконского.

Начальное образование получил дома, затем окончил кадетский корпус и Тверское кавалерийское училище по 1-му разряду (1891), был выпущен корнетом в Лейб-Драгунский Его Величества полк.

Общественная деятельность

В феврале 1892 вышел в запас армейской кавалерии и поселился в своем имении Шацкого уезда. В сентябре того же года определен на службу по Министерству внутренних дел, а в декабре — откомандирован в распоряжение Тамбовского губернатора.

Камер-юнкер (1898), камергер (1907), егермейстер (1909), действительный статский советник (1912).

Занимался общественной деятельностью: избирался гласным Шацкого уездного и Тамбовского губернского земств (с 1894), почетным мировым судьей Шацкого уезда (1902—1904, 1907—1916) и шесть раз Шацким уездным предводителем дворянства (1897—1915). Состоял председателем попечительного совета Шацкой женской гимназии. В 1904 году был избран почетным гражданином Шацка.

Поддерживал связи с московскими славянофильскими кругами. В 1905 году вступил в Отечественный союз и Союз русского народа, хотя активного участия в их деятельности не принимал. Кроме того, избирался делегатом от тамбовских дворян на 1-м дворянском съезде в мае 1906 и членом Постоянного совета Объединенного дворянства (1906—1910).

В Государственной думе

В 1907 году был избран членом III Государственной думы от Тамбовской губернии. Входил во фракцию умеренно-правых, с 3-й сессии — в русскую национальную фракцию. Состоял членом комиссии по местному самоуправлению. 5 ноября 1907, по предложению правых и умеренно-правых, был избран старшим товарищем председателя Думы. В этом звании он обнаружил большую энергию, уменье быстро вести и заканчивать прения, быстро проводить голосования; такое направление председательской деятельности оказалось наиболее удобным для так называемой «думской вермишели». Ту же самую систему он проводил и по отношению к важным законопроектам, но здесь она часто вызывала его конфликты то с одной, то с другой партией (чаще — с левыми). Волконский почти одинаково часто прерывал ораторов правой, как и левой, предлагал дисциплинарные кары против первых, как и против вторых. В 1912 году был переизбран в Государственную думу от Тамбовской губернии. Заявил себя беспартийным правым и вновь был избран старшим товарищем председателя. 15 ноября 1913 оставил пост из-за разногласий с председателем Думы Родзянко. Со 2-й сессии был председателем 10-го отдела Думы. С начала Первой мировой войны состоял представителем Думы в Верховном совете по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов.

14 июля 1915 назначен товарищем министра внутренних дел. Занимал должность при министрах А. А. Хвостове, Б. В. Штюрмере и А. Д. Протопопове. В декабре 1916 г. вышел в отставку в знак протеста против политики, проводимой Протопоповым. В январе 1917 был избран Петроградским губернским предводителем дворянства.

В эмиграции

После революции участвовал в Белом движении. С осени 1918 входил в Особый комитет по делам русских в Финляндии, затем был заместителем А. В. Карташёва — председателя Особого комитета, созданного для организации гражданской части при военном командовании на Северо-Западе. Находился в окружении генерала Юденича.

После провала наступления Юденича на Петроград эмигрировал в Германию. В 1921 году участвовал в Рейхенгалльском монархическом съезде, был избран одним из помощников председателя Съезда, выразил своё несогласие с действиями Высшего монархического совета. Был одним из руководителей Монархического союза в Берлине.

Переехал во Францию, жил в Париже, затем на юге Франции. В 1924 году был избран членом правления Общества монархистов-легитимистов. С 1927 состоял членом совета Братства Святой Анастасии Узорешительницы в Ментоне. В 1930-е годы возглавлял комитет РОКК в Ментоне, некоторое время управлял местным Русским домом. Сотрудничал в ниццком отделе РОВСа.

Скончался в 1953 году в Ницце. Похоронен на русском кладбище Кокад. Был женат на Анне Николаевне Звегинцовой (1870—1950), дочери тайного советника Н. А. Звегинцова.

Награды

• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1901);
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1905);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1906);
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (1907).

• медаль «В память царствования императора Александра III»
• медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых»

Источники

• Список гражданским чинам четвёртого класса на 1915 год. — Пг., 1915. — С. 1741.
• 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы. — Санкт-Петербург: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910.
• [www.tez-rus.net/ViewGood30375.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. — Москва: РОССПЭН, 2008.]
• [www.tez-rus.net/ViewGood25265.html Российское зарубежье во Франции 1919-2000.] Л. Мнухин, М. Авриль, В. Лосская. Москва, 2008.

Отрывок, характеризующий Волконский, Владимир Михайлович

– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.