Гладков, Трофим Андроникович

Трофим Андроникович Гладков
Дата рождения	28 июля 1901(1901-07-28)
Место рождения	хутор Грачевский, ныне село Донская Балка, Петровский район, Ставропольский край
Дата смерти	19 января 1964(1964-01-19) (62 года)
Место смерти	Одесса
Принадлежность	Юг России → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1919 — 1938 годы 1940 — 1953 годы
Звание
Командовал	3-й гвардейский стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Советско-польская война Польский поход РККА Советско-финская война Великая Отечественная война Советско-японская война
Награды и премии

Трофим Андроникович Гладков (28 июля 1901 года, хутор Грачевский, ныне село Донская Балка, Петровский район, Ставропольский край — неизвестно) — советский военный деятель, Полковник (1942 год).

Начальная биография

Трофим Андроникович Гладков родился 28 июля 1901 года на хуторе Грачевском ныне селе Донская Балка Петровского района Ставропольского края.

Военная служба

Гражданская война

28 декабря 1919 года был призван в ряды Вооружённых сил Юга России, после чего был направлен рядовым запасной команды Ростовского запасного полка. В боевых действиях против РККА не участвовал.

В феврале 1920 года заболел тифом, после чего находился на лечении в госпитале и после того, как оказался в тылу Красной армии, добровольно вступил в неё, после чего был направлен учёбу на 4-е Армавирские командные курсы. С декабря 1920 по апрель 1921 года Гладков курсантом в составе 2-й Московской бригады на Южном фронте принимал участие в подавлении бандитизма в Дагестане.

Межвоенное время

В ноябре 1922 года после окончания курсов Гладков был назначен на должность командира взвода и помощника командира роты учебно-кадрового полка Отдельной Кавказской армии, дислоцированной в Тбилиси. В октябре 1924 года был направлен на учёбу в Тифлисскую пехотную школу комсостава, после окончания которой с сентября 1926 года служил в 240-м стрелковом полку (Украинский военный округ), дислоцированном в Ворошиловграде, на должностях командира взвода полковой школы, командира роты и помощника начальника штаба полка.

В мае 1931 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, после окончания которой в мае 1934 года был назначен на должность начальника штаба 92-го стрелкового полка (Северокавказский военный округ), дислоцированного в Сталинграде. В июне 1937 года был назначен на должность начальника 1-й части штаба 31-й стрелковой дивизии. С октября 1938 года Гладков находился под следствием органов НКВД, после освобождения c апреля 1940 года исполнял должность начальника 1-й части штаба 129-й стрелковой дивизии, а в марте 1941 года был назначен на должность начальника штаба 28-й горнострелковой дивизии, дислоцированной в Сочи.

Великая Отечественная война

С началом войны Гладков находился на прежней должности. В сентябре 1941 года был направлен на учёбу на двухмесячный курс при Академии Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова, и в ноябре был назначен на должность заместителя командира 68-й морской стрелковой бригады, в феврале 1942 года — на должность начальника штаба 3-го гвардейского стрелкового корпуса, который принимал участие в наступательных боевых действиях севернее Таганрога, а затем вёл оборонительные боевые действия на реке Миус. С июня по июль 1942 года корпус принимал участие в ходе Воронежско-Ворошиловградской наступательной операции, во время которой со 2 по 12 июля Гладков временно исполнял должность командира корпуса. Вскоре корпус принимал участие в ходе Донбасской оборонительной операции и оборонительных боевых действиях во время битвы за Кавказ. В августе 1942 года в составе 44-й армии (Закавказский военный округ) корпус был преобразован в 10-й гвардейский.

С октября 1942 года Гладков находился на лечении в госпитале, и после выздоровления в ноябре был назначен на должность заместителя начальника оперативного отдела штаба Закавказского фронта, а в январе 1943 года — на должность заместителя начальника штаба 58-й армии (Северо-Кавказский фронт), после чего принимал участие в ходе наступательной операции на тихорецком направлении, а затем и в обороне побережья Азовского моря.

В декабре 1943 года был назначен на должность заместителя начальника штаба Прибалтийского военного округа. Управление округа было образовано на базе полевого управления 58-й армии с дислокацией в городе Вышний Волочек. В январе 1944 года был назначен на должность начальника оперативного отдела и заместителя начальника штаба 21-й армии, а с января по февраль временно исполнял должность начальника штаба армии, принимавшей участие в ходе Выборгской наступательной операции.

В ноябре 1944 года был назначен на должность начальника оперативного отдела штаба Одесского военного округа.

Послевоенная карьера

После войны находился на прежней должности.

В сентябре 1945 года полковник Трофим Андроникович Гладков был назначен на должность начальника отдела оперативной подготовки оперативного управления штаба Одесского военного округа, а в декабре 1951 года был направлен на учёбу на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых в апреле 1953 года уволен в запас.

Награды

• Орден Ленина;
• Три ордена Красного Знамени;
• Орден Красной Звезды;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 142—143. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Гладков, Трофим Андроникович

Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.