Дельзон, Алексис Жозеф
| Алексис Жозеф Дельзон | |
 Портрет А. Ж. Дельзона | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
24 октября 1812 (37 лет) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Годы службы | |
| Звание | |
| Сражения/войны | |
| Награды и премии |
|
Алексис Жозеф Дельзон (фр. Alexis Joseph Delzons; 26 марта 1775, Орийак, департамент Канталь — 24 октября 1812, Малоярославец, Калужская губерния) — сын судебного чиновника, ставший дивизионным генералом Наполеона. Погиб в Русскую кампанию 1812 года.
Содержание
Начало военной карьеры (1791—1801)
Родился в семье судебного чиновника. Военная карьера Алексиса Жозефа Дельзона началась в 1791 году, когда он, будучи в 16-летнем возрасте, записался добровольцем в батальон департамента Канталь. Очень скоро его отвага принесла ему чин лейтенанта гренадеров.
1792—1793 годы провёл, сражаясь под знамёнами армии Восточных Пиренеев.
В 1794 году Алексис Жозеф, уже будучи капитаном, отличился в бою при Жонкьере (7 июня 1794) и там же получил своё первое ранение. С ноября 1794 участвовал в осаде каталонского городка Росас, который хотя и капитулировал перед французами (3 февраля 1795), но, в конечном итоге, был возвращён испанцам по условиям Базельского мирного договора (22 июля 1795).
Накануне Первой Итальянской кампании (1796) батальон Дельзона был объединён с 8-м полком пеших егерей и переведён в Италию. 12 апреля бесстрашный капитан во главе своей роты захватил вражеский редут в сражении у Монтенотте, 14 апреля овладел австрийской батареей в бою у Дего, 10 мая под огнём неприятельской артиллерии форсировал Адду по мосту в Лоди. Во время осады Мантуи был схвачен солдатами противника, но уже через 8 дней, в результате состоявшегося обмена пленными, вернулся в расположение своей части. В битве при Риволи (14 января 1797) его рота в одиночку выдержала мощную атаку австрийского полка, за что Алексис Жозеф был в тот же день произведён в чин командира батальона.
В ходе Египетской экспедиции Наполеона Бонапарта, Дельзон участвовал во взятии Александрии (2 июля 1798) и в битве у Пирамид (21 июля 1798). Там же, в Египте, Алексис Жозеф в возрасте 23 лет удостоился звания полковника, а по возвращении на родину указом Наполеона был повышен до бригадного генерала.
Участие в Австрийской кампании 1809 г
Несмотря на довольно активное участие в кампаниях 1804, 1805 и 1806 годов, по-настоящему отличиться Дельзон сумел лишь во время войны с Австрией в 1809. Его бригада была включена в состав корпуса маршала Мармона, сражавшегося в Далмации и прикрывавшего правый фланг Великой армии. Солдаты Алексиса Жозефа внесли решающий вклад в победу над арьергардом армии эрцгерцога Карла при Цнайме (10 июля), ставшую возможной благодаря предложенной Дельзоном (в ходе одного из военных советов) идее тактического маневра, нацеленного на уничтожение отступавших австрийских войск. После подписания Шёнбруннского мира (14 октября 1809) Дельзон занимал административные должности в Иллирийских провинциях (в Карловаце).
После получения звания дивизионного генерала (15 февраля 1811 г.) был назначен временным командующим Иллирийской армии.
Поход в Россию. Гибель в сражении под Малоярославцем
В 1812 13-я пехотная дивизия Дельзона поступила в распоряжение вице-короля Италии Е. Богарне, которому могущественный отчим поручил сформировать корпус для похода на Россию. После перехода через Неман, солдаты Дельзона неоднократно демонстрировали свою храбрость, заслужив уважение и восхищение самого императора. Так было в бою под Островно, где 13-я дивизия поддерживала атаки конницы Мюрата против каре графа Остермана-Толстого.
7 сентября в 6 часов утра именно стрелки Дельзона выбили егерей полковника Бистрома из села Бородино, дав, таким образом, сигнал к началу самой кровопролитной битвы эпохи наполеоновских войн.
Последнее сражение в жизни генерала Дельзона произошло 24 октября 1812 года в Малоярославце. Накануне его дивизия, следовавшая в авангарде 4-го корпуса, получила приказ захватить этот городок, расположенный на берегу реки Лужи. Мосты через неё были уничтожены распоряжением местных властей, но эта проблема была быстро разрешена, и вечером 23 октября Дельзон разместил в городе два своих батальона. Именно они утром следующего дня первыми приняли на себя весь удар 2-х русских егерских полков, которые вскоре оттеснили батальоны к городской окраине.
Евгений Богарне, подтянув к Малоярославцу остальные дивизии своего корпуса, приказал Дельзону отбить у неприятеля потерянные позиции. Возглавив 1-ю бригаду (8-й лёгкий, 1-й хорватский и легендарный 84-й линейный полк), вместе с генералом Серраном Алексис Жозеф устремился в гущу боя. Очень скоро французы сумели очистить западную часть Малоярославца от русских. Всё это время Дельзон находился впереди своих солдат. Его шляпа и отделанный золотом мундир превращали его в отличную мишень для вражеских стрелков. Во время стычки на городском кладбище отважный генерал, увлекая вперед своих замешкавшихся под шквальным огнём противника воинов, получил три пулевых ранения, одно из которых (в лоб) оказалось смертельным. Его адъютант, Жан-Батист Антуан Жеро Дельзон, попытавшийся накрыть своим телом павшего брата, разделил его печальную участь. Наступление французов было остановлено, и они обратились в бегство. Только своевременное прибытие генерала Гийемино помогло восстановить порядок и вернуть запаниковавших солдат в строй.
Тело Алексиса Жозефа Дельзона было на следующий день (25 октября 1812 года) захоронено на поле брани[1]. В родном Орийяке герою великой эпохи был воздвигнут памятник, торжественно открытый генералами Жоржем Буланже и Пастёром.
Напишите отзыв о статье "Дельзон, Алексис Жозеф"
Примечания
- ↑ [wikimapia.org/#lat=55.0153291&lon=36.4622095&z=19&l=1&m=b Место захоронения генерала Дельзона на карте.]
Ссылки
- [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k36796t.pagination Ш. Мюлье. «Биографии известных военных деятелей сухопутных и военно-морских сил Франции 1789—1850»] (фр.)
Отрывок, характеризующий Дельзон, Алексис Жозеф
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
