Джимми Волмер

Персонаж «Южного парка»

Джимми Волмер
Пол:	мужской
Цвет волос:	каштановый
Возраст:	10
Профессия:	ученик 4-го класса
Вероисповедание:	католик
Первое появление:	Бой калек
Озвучивает:	Трей Паркер

Джеймс «Джимми» Волмер (англ. Jimmy Volmer) (иногда фамилия пишется как Валмер (Valmer) или Вулмер (Vulmer) в ранних эпизодах его звали Джимми Свенсон) — персонаж мультсериала «South Park». Он — одноклассник главных героев и играет заметную роль во многих эпизодах. Джимми озвучивается Треем Паркером.

Джимми, как и Тимми инвалид с рождения из-за дистрофии мускулов, он носит скобки на зубах и ходит с костылями. В отличие от Тимми, он вполне нормально говорит, правда иногда сильно заикается. Он всегда говорит: «Спасибо, вы отличная публика», после каждой своей шутки. Он любит выступать в жанре стенд-ап комедии, с шутками, которые начинаются на «Слышали ли вы, видели ли вы?», в стиле Джея Лено. Он очень одарённый и популярный ученик, моральный и знающий, что такое настоящая дружба. Например в серии «В погоне за рейтингами» он был одним из ведущих в школьном выпуске новостей и призывал ребят делать честные новости, а не выдумывать их. Однако он нередко сквернословит и в нём сильно развит дух соперничества, вплоть до использования стероидов на паралимпийских играх. Вдобавок он очень опасен со своими костылями в качестве оружия. Они подружились с Тимми, хотя поначалу жестоко подрались (в эпизоде «Бой калек»). Джимми — единственный кто понимает бессвязные выкрики Тимми. Они вместе играли во Властелина Колец и World of Warcraft, участвовали в банде в эпизоде «Сумасшедшие калеки» и оба участвовали в паралимпийских играх в «Up the Down Steroid».

Номер дома Джимми — 1331.

С девочками

Джимми один из немногих школьников Саут-Парка, расставшихся с девственностью. В эпизоде «День эрекции» он волнуется перед конкурсом школьных талантов из-за постоянных эрекций. После того как Баттерс говорит ему, что после секса эрекции проходят, отправился в злачный район города, где занимался сексом с проституткой по имени «Полировка». Судя по тому же эпизоду он весьма популярен среди девочек. Когда Джимми без предупреждения приходит к школьной подружке Шоне и приглашает её на свидание, девочка в восторге соглашается. Также можно заметить дружеское отношение к нему со стороны рыжеволосой Берты. Однако обе девочки, узнав о истинных целях Джимми (избавиться от эрекции, занявшись с ними сексом), с возмущением уходят.

Несмотря на обаяние и ум, Джимми проявляет поразительное невежество в отношениях с девочками. В эпизоде «День эрекции» он просит помощи у Эрика Картмана, чтобы завалить бабу. Кроме того, в эпизоде «Я и моё будущее» он говорит, что он пробовал экстази и под ним всю ночь занимался сексом со своей девушкой, но это его очередная шутка в жанре стенд-ап.

Внешний облик

Джимми носит жёлтый свитер с длинными рукавами и синие джинсы. Под свитером он носит белую рубашку. Он также всегда надевает черные ботинки. Его ноги довольно кривые и выглядят хилыми, из-за его мускульной дистрофии. Его рот сильно перекошен. Носит брекеты на зубах нижней и верхней челюсти. Страдает косоглазием.

Литература по теме

• PhD. Jeffrey Andrew Weinstock. [books.google.com/books?id=AJbNJm2W1UgC&pg=PA44&dq=%22south+park%22+jimmy&hl=en&ei=RlAfTKrUJci3nge3jcjnAw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CDMQ6AEwAg#v=onepage&q=jimmy&f=false Воспринимая «Южный Парк» серьёзно] = Taking South Park seriously. — State University of New York Press, 4 сентября 2008. — С. 44,45. — 254 с. — ISBN 978-0791475669.
• Liat Ben-Moshe, Rebecca C. Cory, Mia Feldbaum, Ken Sagendorf. [web.archive.org/web/20060910061722/gradschpdprograms.syr.edu/resources/publication_disability.pdf Преодоление педагогических препятствий: включение студентов с ограниченными возможностями в обычные университетские занятия] = Building Pedagogical Curb Cuts: Incorporating Disability in the University Classroom and Curriculum. — The Graduate School, 1 февраля 2007. — С. 84-90. — 207 с. — ISBN 978-0977784707.

Отрывок, характеризующий Джимми Волмер

– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.