Диффи, Уитфилд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уитфилд Диффи
Bailey Whitfield 'Whit' Diffie
Место рождения:

Куинс, Нью-Йорк, США

Научная сфера:

Криптография

Уитфилд Диффи (англ. Bailey Whitfield 'Whit' Diffie; родился 5 июня 1944, Куинс, Нью-Йорк, США) — один из самых известных американских криптографов, заслуживший мировую известность за концепцию криптографии с открытым ключом.





Ранние годы

Диффи родился в Нью-Йорке в семье Бейли Диффи, который преподавал Пиренейскую историю и культуру в Городском колледже Нью-Йорка, и Жюстин Луизы Уитфилд, писателя и ученого. Его интерес к криптографии появился в возрасте 10 лет, когда отец принес домой много книг по криптографии из библиотеки College Library City в Нью-Йорке.

Учился в Сити-колледже Нью-Йорка, любил просматривать все книги в библиотеке, связанные с криптографией. Однако этот интерес продлился недолго и вскоре Диффи нашел себе много новых увлечений, среди которых были средневековые замки, ракеты и даже ядовитые газы (в одно время он всерьез рассматривал карьеру военного). Во время обучения в старшей школе его интересы поменялись опять, в этот раз на математику. В результате в 1965 году Диффи получил степень бакалавра в Массачусетском Технологическом Институте. Во время обучения в МТИ Диффи проводил летние каникулы, работая в Институте Беркли. После получения степени в МТИ Диффи заинтересовался компьютерами (до этого он относился к ним очень пренебрежительно). В результате он начал работать на одного военного подрядчика — компанию Mitre Corporation, расположенную в Массачусетсе, что освободило его от армейской службы и разразившейся в тот момент войны во Вьетнаме. Его работа проходила в лаборатории искусственного интеллекта МТИ, где он писал модули для операций с символами на LISP. Диффи оставил эту должность в 1969 году, проведя много времени с хакерами и сделав множество предложений по усовершенствованию безопасности компьютерных систем, в которых он нашёл уязвимости.

Знакомство с Маккарти и работа в Стэнфорде

После ухода из МТИ, присоединившись к лаборатории искусственного интеллекта Стэнфордского университета, Диффи вновь поменял область своих интересов, в этот раз на проблемы доказательств правильности компьютерных программ и алгоритмов. В Стэнфорде он работал под руководством Джона Маккарти над проектом, спонсированном из бюджета Агентства по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам США. Одной из задач проекта, поставленных министерством обороны США, было объединение военных компьютеров, находящихся на удаленных расстояниях друг от друга. Таким образом, в случае выхода из строя одного компьютера, информация и производимые вычисления не были утеряны, а передавалась к другим членам сети. Этот проект был назван ARPANET и стал прародителем сети Интернет.

Именно Маккарти был тем человеком, кто пробудил интерес Диффи к криптографии, после чего Диффи неустанно занимался ей начиная с 1972 года. Обеспокоенный тем, что все пользователи должны были работать на одном компьютере и что вся информация хранилась на центральной машине (доступ к которой имел администратор), Диффи занялся защитой информации. В начале он нашёл это занятие трудным — хоть многие и работали в этой сфере, множество работ было засекречено, другие проводились правительством. В 1974 году Маккарти стал недоволен количеством времени, которое Диффи тратил на криптографию, и по обоюдному согласию Диффи был отстранен от работы. После этого он решил совершить путешествие по Соединенным Штатам, чтобы собрать больше информации и познакомиться с другими независимыми криптографами.

Знакомство с Хеллманом и открытый ключ

Во время своего путешествия Диффи познакомился с Мартином Хеллманом, профессором Стэнфордского университета на факультете электротехники. Поначалу Хеллман с неохотой согласился поговорить с Уитфилдом, так как никогда до этого о нём не слышал, однако после беседы он понял, что Диффи один из самых знающих людей, которых он когда-либо встречал. В результате Хеллман нанял Диффи как исследователя-программиста для своей стэнфордской команды. Через некоторое время к ним присоединился Ральф Меркл, покинувший свою исследовательскую группу из-за разногласий с руководством. Всех троих объединяло желание решить проблему распределения ключей, которая в то время считалась неразрешимым парадоксом. Она заключалась в том, что если два человека хотят обменяться секретной информацией, они должны её зашифровать, для чего отправитель должен воспользоваться секретным ключом, который в свою очередь сам является секретом. Возникает вопрос, каким образом передать секретный ключ получателю, чтобы тот мог воспользоваться им для расшифровки сообщения. Их работа так же была вызвана недавним выпуском стандарта шифрования DES и заявлением Диффи, что вся система может быть взломана машиной стоимостью в 650 миллионов долларов за неделю. После обсуждения с Хеллманом эта оценка была уточнена, и их результатом стала машина за 20 миллионов, работающая один день. Последующие размышления, публикации и развитие информационных технологий резко уменьшили требования, необходимые для взлома DES. Для сравнения, по данным на 2012 год, с задачей взлома DES может справиться компьютер стоимостью десять тысяч долларов за один день.

В 1975 году Диффи, Мартин и Меркл начали работать над концепцией шифрования с открытым ключом. Система была основана на разбиении ключа на две части — известный открытый ключ и закрытый ключ. Это обеспечивало безопасность общения без необходимости встречи, чтобы обменяться ключами, и также предоставляло возможность цифровой подписи сообщений, чтобы понять от кого сообщение пришло. Их открытие в дальнейшем стало известно как алгоритм Диффи — Хеллмана. Дальнейшее предложение Диффи использовать асимметричный ключ позволило усовершенствовать и реализовать их схему на практике.

До этого защищенное шифрование было доступно исключительно правительству, но шифрование с открытым ключом позволило использовать криптографию в повседневной жизни обычным людям. Решение Диффи и Мартина создало много проблем для правительственных структур, чьей задачей было отслеживание переговоров.

Дальнейшая работа

В 1978 году Диффи начал работать в отделе Secure System Research компании Northern Telecom в Калифорнии, где он занимался технологиями защиты информации. Там он разработал ключевую архитектуру управления для системы охраны PDSO для сетей X.25. С 1991 года по ноябрь 2009 года Уитфилд работал в Sun Microsystems на должности «заслуженный инженер», преимущественно работая в области криптографии с открытым ключом. С 2010 года работает в компании Internet Corporation for Assigned Names and Numbers на должности вице-президента по информационной безопасности и криптографии.

Свобода информации и предсказания развития информационных технологий

Диффи считается одним из первых шифропанков — людей, считающих что частная информация неприкосновенна и должна быть защищена с помощью криптографии. Он является ярым противником попыток правительства ограничить использование криптографии в персональных целях и много раз выступал в сенате США, защищая свою позицию. В своих докладах он проводил аналогию с Америкой конца восемнадцатого века, заявляя, что после утверждения билля о правах два человека могли свободно обмениваться информацией, в то время как сейчас люди не могут спокойно пройти пару метров без того, чтобы не удостовериться, что никто не сидит в кустах с прослушивающим устройством.

Диффи также одним из первых предсказал революцию в области информационных технологий, заявив что, учитывая темпы роста мощностей вычислительных систем и уменьшение их размеров, в скором времени компьютеры станут доступны всем желающим. Начав работу на ARPANet, он также предвидел создание интернета, который в своё время он назвал «супермагистралью», передающую информацию между пользователями. Эти предсказания были одной из причин, по которой Диффи всерьёз занялся проблемой распределения ключей. Он был убеждён, что если люди будут обмениваться информацией с помощью компьютеров, они должны иметь право на приватность и быть способными зашифровывать необходимую информацию.

Личная жизнь

Во время своего путешествия по США, в 1973 году, Диффи познакомился с египтологом Мэри Фишер, которая в итоге стала его женой. Как вспоминает Мэри, Диффи знал, что она всегда была увлечена космосом, поэтому их первое свидание прошло при запуске ракеты «Скайлэб», куда они попали под видом журналистов.

Мэри всегда была опорой и поддержкой для Диффи и зачастую была единственной причиной, по которой он продолжал свои исследования. В период работы над концепцией шифрования с открытым ключом у него часто случались периоды долгих раздумий, которые в итоге ни к чему не приводили. В один из таких периодов Диффи был настолько расстроен, что называл себя неудачником, который ничего не добьётся и даже предлагал Мэри его бросить. Однако она всегда его понимала и делала всё возможное для его поддержки.

Внешний вид

Особенно стоит подчеркнуть то, как Диффи одевается и его философию по поводу внешнего вида. Его длинные белые волосы и белая борода в сочетании с зачастую яркими и разноцветными костюмами создают противоречивые ассоциации.

Сам Диффи комментирует свой стиль следующим образом: «Люди всегда думают, что я выше, чем я есть на самом деле, но я говорю, что это — „эффект тигра“: неважно сколько он весит фунтов и унций; из-за своих прыжков он всегда кажется крупнее».

Награды и публикации

Диффи является одним из основателей Marconi Foundation и Isaac Newton Institute.

Напишите отзыв о статье "Диффи, Уитфилд"

Примечания

Литература

  • Синх, С. Книга шифров: тайная история шифров и их расшифровки. — АСТ, 2007. — 447 p. — ISBN 978-5-17-038477-8.
  • Brigham Narins. World of Computer Science. — Thomson Gale, 2001. — 500 p. — ISBN 978-0787649609.

Отрывок, характеризующий Диффи, Уитфилд

– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…