Доминиканский монастырь и собор (Львов)

Доминика́нский собо́р и монасты́рь — культовое сооружение во Львове (Украина), один из самых значительных памятников архитектуры барокко в городе. Расположен на пл. Музейная, 1. В 1990-е годы собор был передан УГКЦ и носит название Храм Пресвятой Евхаристии. В зданиях монастыря и колокольни с 1972 года находится Музей истории религии и атеизма (современное название — Музей истории религии) и творческое объединение «Дзыга».

Строительство и реставрация

Первый римокатолический доминиканский монастырь и собор были построены во Львове в 1370—1375 годах по проекту Николая Чеха.

В 1749 году на том же месте был заложен фундамент нового римокатолического доминиканского собора по проекту инженера и архитектора Яна де Витте, талантливого фортификатора, коменданта польской крепости в Каменце-Подольском. Средства на строительство костёла выделил польский великий гетман коронный Юзеф Потоцкий. Строительством руководил Мартин Урбаник, с 1764 года — Кшиштоф Мурадович, а заканчивал фасад С. Фессингер. В 1865 году по проекту архитектора Юлиана Захаревича к костёлу была пристроена четырёхъярусная башня-колокольня, стилизованная в духе барокко. В 1895 году был перестроен купол, в 1905—1914 годах реставрировался интерьер храма. В 1956—1958 годах велись новые реставрационные работы.

Архитектура

Костёл выполнен в камне, в плане представляет вытянутый крест с овальной центральной частью, две радиально расположенные часовни, прямоугольными алтарём и притвором. Венчает костёл огромный эллиптический купол, который поддерживают восемь пар мощных сдвоенных колонн. Сильно развитый карниз и декорированный фронтон портала делают фасад динамичным и экспрессивным. Этот эффект усиливают скульптуры на фронтоне, выполненные в разных ракурсах.

В архитектуре костёла проявилось влияние собора Святого Петра и костёла Марии ди Монте Санто в Риме, собора Святого Доминика в Болонье, костёлов Святого Карла Боромеуса и Святого Петра в Вене.

В интерьере костёла роскошный барочный алтарь украшают четыре большие статуи, исполненные художниками круга М. Палейовского. Галереи и лоджии украшены деревянными статуями работы львовских скульпторов второй половины XVIII века. В интерьере сохранилось первоначальное скульптурное оформление К. Фессингера. Есть несколько ценных памятников искусства: мраморное надгробие Ю. Дунин-Борковской работы известного датского скульптора Б. Торвальдсена (1816), памятник галицкому губернатору Ф. Гауэру работы А. Шимзера (начало XIX века), памятник польскому художнику А. Гротгеру работы В. Гадемского (1880).

К костёлу примыкает здание монастырских келий, перестроенное заново в 1556—1621 годах и восстановленное после пожаров 1766 и 1778 годов.

Памятные события

В доминиканском соборе хранится алебастровая статуя Богородицы Святого Яцека, которую миссионер Яцек Одровонж привез из Киева в Галич, а затем она попала во Львов.

В 1559 году в доминиканском монастыре скрывалась Гальшка Острожская, наследница огромного состояния магнатов князей Острожских, которую обманом взял в жёны польский воевода Лука из Гурки. Муж Гальшки осадил монастырь, а затем перекрыл водоподачу, после чего доминиканцы сдались и выдали Гальшку.

В здании монастыря доминиканцев в 1707 году был подписан договор о союзе между Россией и Речью Посполитой в войне против Швеции. Здание келий также каменное, прямоугольное в плане с коридорной системой планировки, трёхэтажное. У монастыря есть два внутренних дворика, со сводчатыми перекрытиями. В советское время с 1972 в комплексе доминиканского монастыря располагался Музей истории религии и атеизма.

Фасад Доминиканского собора		Колокольня		Интерьер собора

Литература

• Вуйцик В. С., Липка Р. М. Зустріч зі Львовом. Львів: Каменяр, 1987. С. 84.
• Шубарт П. Бароко та його розвиток в архітектурі міст Східної Галичини. - Одеса, 2012. - ISBN 978-966-413-321-7
• Памятники градостроительства и архитектуры Украинской ССР. Киев: Будивельник, 1983—1986. Том 3, с. 16.
• Островский Г. С. Львов. Издание второе, переработанное и дополненное. Ленинград: Искусство, 1975. С.134-137.
• Трегубова Т. О., Мих Р. М. Львів: Архітектурно-історичний нарис. Київ: Будівельник. С. 98-99.

Ссылки

• [public.fotki.com/anokhovv/lvov/p5144397.html Фото Храма]
• [step-to-lviv.com.ua/ru/node/464 Фотогалерея собора]

Отрывок, характеризующий Доминиканский монастырь и собор (Львов)

– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.