Золотая баба

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Злата Баба»)
Перейти к: навигация, поиск

Золота́я ба́ба (коми Зарни ань; к.-п. Зарни инь; хант. Сорни най) — легендарный идол, предмет поклонения населения Северо-Восточной Европы и Северо-Западной Сибири, поэтому в Сибири Золотую Бабу иначе называют Сиби́рский фарао́н.

Первое упоминание о золотом идоле Севера содержится в скандинавской «Саге об Олаве Святом», наиболее полно сохранившейся в составе свода Снорри Стурлусона «Круг Земной» (XIII в.). Согласно этой саге, около 1023 года норвежские викинги, которых вел знаменитый Торир-Собака, совершили поход в Биармию. На реке Двине им удалось узнать местонахождение святилища божества местных племен бьярмов — Йомали (Юмалы) — и тайно проникнуть в него. Поражённые викинги увидели большую деревянную статую с чашей на коленях и ожерельем на шее. На голове идола была золотая корона, украшенная двенадцатью разными изображениями. Чаша же была наполнена серебряными монетами, перемешанными с землёй.

О поклонении населения древних коми Золотой бабе упоминается в русских летописях в связи с сообщением о смерти Стефана Пермского (1396 год). Более подробные известия о Золотой бабе появляются в книгах западноевропейских путешественников и писателей XVI века о Русском государстве. Сведения эти достаточно противоречивы. В «Сочинении о двух Сарматиях» (1517 год) М.Меховский помещает идола за Вяткой «при проникновении в Скифию». У последующих авторов (С.Герберштейн, 1549 год; А.Гваньини, 1578 год; Д.Флетчер, 1591 год) Золотая баба находится уже вблизи устья Оби.

В описаниях идола Золотой бабы говорится:

  • о статуе в виде старухи, в утробе которой находится сын и виден ещё один ребёнок — внук (С. Герберштейн);
  • об истукане в виде старой женщины с ребёнком на руках, а рядом другой ребёнок — внук (А. Гваньини);
  • о скале, имеющей вид женщины в лохмотьях с ребёнком на руках (Д. Флетчер).

Изображение статуи с ребёнком на руках и подписью «Золотая баба» (Slata baba) имеется на некоторых западноевропейских картах Русского государства XVI в. в нижнем течении Оби.

В работах русских учёных XVIII века. (Г. Ф. Миллер, И. И. Лепехин) появляется сообщение о том, что Золотая баба — древнее божество коми, статуя которого была увезена на Обь не желающими креститься язычниками коми.





Золотая баба в искусстве

В литературе

Известный уральский писатель С. Н. Плеханов опубликовал в 1985 году в литературном альманахе «Приключения-85» издательства «Молодая Гвардия» историческую повесть «Золотая баба», посвященную поискам русскими промышленниками на Урале в первой половине XVIII века легендарного идола. В 1986 году на Свердловской киностудии режиссёром В. М. Кобзевым по этой книге поставлен был одноименный фильм.

Главный герой романа Александра Бушкова «След пираньи» (1996), Кирилл Мазур, в попытках выбраться из тайги со своей американской напарницей случайно набредает на пещеру, где хранится Золотая Баба. После недолгих размышлений Мазур решает оставить легендарную статую на месте, однако, все равно едва не становится жертвой стражников статуи.

Вокруг мифа о Золотой бабе крутится значительная часть повествования исторического романа Алексея Иванова «Сердце Пармы». В попытке найти и украсть культовую статую, а также в попытке отвоевать её обратно гибнут и/или сходят с ума некоторые герои произведения. Другим участникам, наоборот, клятва завладеть идолом (или защитить его) дарует долгую жизнь, которая не может оборваться до тех пор, пока обещание не будет исполнено.

Повесть Эрнста Бутина «Золотой огонь Югры» рассказывает о ликвидации остатков кулацко-эсеровской банды, ведущей охоту за «Сорни най», во время борьбы за установление Советской власти в Западной Сибири.

В приключенческой повести Юрия Курочкина «Легенда о Золотой бабе», автор использует литературный сюжет как средство исторического исследования легенд о Золотой бабе, привлекая богатый краеведческий материал.

В романе Анны Кирьяновой «Охота Сорни-Най» дается мистическая трактовка гибели туристической группы Дятлова, ставшей жертвой охоты грозной богини.

В кино

В музейных экспозициях

В Уватском краеведческом музее «Легенды седого Иртыша» (Тюменская область) есть экспозиция, посвящённая легенде о Золотой бабе. Согласно Кунгурской летописи, знаменитый хантыйский идол находился четыре века назад в Демьянском городке (территория Уватского района) и таинственно исчез оттуда после взятия городка ермаковскими казаками под предводительством атамана Брязги. В центре зала представлена реконструкция жертвенника со стоящей над ним фигурой Золотой бабы, воспроизведенной в соответствии с рисунками летописца С. У. Ремезова и покрытой настоящим золотом.

Библиография

Научная литература

  • Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. XIII—XVIII вв. — 2-е изд. — Иркутск, 1941.
  • Соколова З. П. Ардви Сура Анахита иранцев и «Злата Баба» финно-угров // Советская археология. — 1990. — № 3.
  • Золотая баба // Северная энциклопедия. — М.: Европейские издания, 2004. — С. 303—304.
  • Мароши В. В. [litural.ru/_files/LitUr2008ch2.pdf Использование мифопоэтического ресурса в современной региональной прозе: охота за Сорни-Най] // Литература Урала: история и современность: Сборник статей. — Вып. 3. — Т. 2. — Екатеринбург: Издательский дом «Союз писателей», 2007. — С. 266—278.
  • Бурыкин А. А. Золотая баба — идол или топоним? // Культура как система в историческом контексте: опыт Западно-Сибирских археолого-этнографических совещаний… — Материалы Международной Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск, 19-21 мая 2010 г. — Томск: Аграф-Пресс, 2010. — 506 с. — С. 54-56.

Научно-популярная и популярная литература

  • Золотая баба // Республика Коми. Энциклопедия. — Т.1. — Сыктывкар, 1997. — С. 464.
  • Ионина Н. А. Странствия Золотой бабы // Ионина Н. А. 100 великих сокровищ. — М.: Вече, 2000.
  • Вслед за Великой Богиней: легенда о Золотой Бабе: Сборник. — М.: Вече, 2007.

Художественная литература

См. также


Напишите отзыв о статье "Золотая баба"

Отрывок, характеризующий Золотая баба

Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.