Кабраль, Факундо

Факундо Кабраль Facundo Cabral
Факундо Кабраль в 1984 году
Основная информация
Дата рождения	22 мая 1937(1937-05-22)
Место рождения	Ла-Плата (город), провинция Буэнос-Айрес, Аргентина
Дата смерти	9 июля 2011(2011-07-09) (74 года)
Место смерти	Гватемала, Гватемала
Годы активности	1959—2011
Страна	Аргентина
Профессии	автор-исполнитель, композитор, музыкальный продюсер
Певческий голос	баритон
Инструменты	гитара
Жанры	авторская песня, фольклор, фолк-рок, баллада
es. [www.facundocabral.info/ www.facundocabral.info/]К:Википедия:Статьи со сложным входом в Модуль:URL

Факундо Кабраль (исп. Facundo Cabral; 22 мая 1937, Ла-Плата, провинция Буэнос-Айрес, Аргентина — 9 июля 2011, Гватемала, Гватемала) — аргентинский автор и исполнитель собственных и народных песен.

Самой известной его композицией стала «No soy de aquí ni soy de allá» («Я не отсюда и не оттуда»), которую он симпровизировал в ходе одного из концертов. Его песни перепевали известные испаноязычные исполнители, такие как его друг Альберто Кортес, Хуан Луис Герра и Жуан Мануэль Серрат.

Объездив весь мир, у себя на родине Кабраль получил популярность в начале 1980-х, после войны за Фолклендские острова, когда аргентинское радио остро нуждалось в отечественном музыкальном материале.

Факундо Кабраль невероятно популярен по всей Латинской Америке; на его выступлениях в Перу или Мексике, которую он называл своим вторым домом, билеты распродавались задолго до назначенной даты концерта.

В 1996 году Кабраль был объявлен Посланником мира ООН.

9 июля 2011 года Факундо Кабраль был убит в результате покушения в Гватемале, столице одноимённого государства.

Биография

Факундо Кабраль родился в провинции Буэнос-Айрес, в городе Ла-Плата. Накануне его рождения, из семьи ушёл отец, оставив мать Факундо и шестерых его братьев и сестёр. После этого дед Факундо по отцовской линии, в доме которого они жили, выгнал остальную семью на улицу. Первые годы жизни Факундо прошли в Бериссо, рядом рядом с Ла-Платой. Впоследствии семья переехала на самый юг материка, в провинцию Огненная Земля. Мать как-то сказала Факундо: «Вот второй и последний подарок, который я могу тебе дать. Первым была жизнь, а второй — свобода, чтобы её прожить».

В девять лет Факундо убежал из дома и пропал на четыре месяца. Его первоначальной целью было добраться до Буэнос-Айреса для встречи с президентом Аргентины Хуаном Доминго Пероном, который в своём обращении обещал «дать работу бедным». Факундо прошёл 3000 километров и с помощью разных людей добрался до столицы, где продавец показал ему дорогу к президентской резиденции Каса-Росада. На следующий день Факундо удалось пробраться через полицейские кордоны и поговорить с президентом и его женой. В 1990-х годах Кабраль рассказал, что Эва Перон воскликнула: «Наконец-то кто-то просит работу, а не милостыню!». Благодаря этому разговору матери Факундо удалось получить работу и семья перебралась в город Тандил, что в 350 километрах от столицы страны.

Однако детство Факундо продолжало оставаться очень трудным. Вскоре он попал в тюрьму для несовершеннолетних из-за асоциального поведения и пристрастия к алкоголю. В тюрьме священник-иезуит выучил его читать, писать, познакомил с литературой. Но мятежный дух опять взял своё: после трёх лет обучения и за год до выхода из тюрьмы Факундо совершил побег. Бродяжничая, он отказался от всех религий, став вольнодумцем, а вскоре всерьёз занялся творчеством.

Начало творчества

Я начал петь с крестьянами, семья Техейро. И 24 февраля 1954 года, бродяжничая, я читал нагорную проповедь, и вдруг что-то произошло. Я бросился писать колыбельную, «Vuele bajo», и так всё началось.

Оригинальный текст (исп.)  

Empecé a cantar con los paisanos, con la familia Techeiro. Y el 24 de febrero de 1954, un vagabundo me recitó el sermón de la montaña y descubrí que estaba naciendo. Corrí a escribir una canción de cuna, Vuele bajo, y empezó todo.

В 1959 году Кабраль уже играл на гитаре и пел народные песни, увлекался творчеством Атауальпа Юпанки и Хосе Ларральде. Он переехал к аргентинскому морскому курорту Мар-дель-Плата и подал заявление на работу в гостинице. Хозяин увидел Факундо с гитарой и дал ему возможность спеть. Так началась его музыкальная карьера, сначала — под псевдонимом El Indio Gasparino. Первые записи не имели большого успеха. Факундо Кабраль продолжил выступления под своим настоящим именем.

В 1970 году Кабраль записал свой главный хит «No soy de aquí ni soy de allá», снискавший невероятную популярность.

Поднявшись с самых низов, Факундо Кабраль смог вдохновить миллионы людей по всему миру через свои песни, стихи и 22 написанных им книг. Он сотрудничал с такими исполнителями как Альберто Кортес, Хулио Иглесиас, Педро Варгас, Нил Даймонд и другие, выступал в 159 странах, его песни звучат на девяти языках.

Изгнание и возвращение

В годы диктатуры (1976—1983) в песнях Кабраля звучит протест, в 1976 году певец вынужден покинуть родную Аргентину. Он поселился в Мексике, где продолжил сочинять и выступать.

В 1978 году Кабраль потерял жену и годовалую дочь в авиакатастрофе. Он стремительно терял зрение, охромел, у него был рак, который он смог победить.

В 1984 году Факундо Кабраль вернулся в Аргентину, дал концерт в Театре Луна-парк, затем в Мар-дель-Плата. В 1987 году выступил на футбольном стадионе Феррокариль Оэсте в Буэнос-Айресе перед 35 тысячами человек. 5 мая 1994 отправился в международное турне «Lo Cortez no quita lo Cabral» с Альберто Кортесом. Они выступали вдвоем, соединяя на сцене ироничные диалоги с поэзией с песнями. В январе 1996 года оба исполнителя находились в Мар-дель-Плата, когда Альберто Кортесу потребовалась операция на сонной артерии, и Кабраль продолжил запланированное турне в одиночку.

Уже почти ослепший, Кабраль как-то написал:

Смирный до 9-ти лет, неграмотный до 14-ти, трагически овдовевший в 40, встретившийся со своим отцом в 46. Отъявленный безбожник в 70, оглядываюсь на свою жизнь из гостиничного номера, избранного в качестве последнего пристанища.

Оригинальный текст (исп.)  

Fue mudo hasta los 9 años, analfabeto hasta los 14, enviudó trágicamente a los 40 y conoció a su padre a los 46. El más pagano de los predicadores cumple 70 años y repasa su vida desde la habitación de hotel que eligió como última morada.

Гибель

</div>

9 июля 2011 года, находясь на заключительных в своей карьере гастролях, 74-летний Кабраль стал жертвой вооруженного нападения боевиков. Машина, в которой он находился вместе с организатором гастролей, попала в засаду в столице Гватемалы. Кабраль был убит на месте, бизнесмен-никарагуанец тяжело ранен. 12 июля были арестованы двое подозреваемых в нападении. Следствие склоняется к версии, что Кабраль стал случайной жертвой, а целью нападавших был никарагуанец Хенри Фаринья, якобы связанный преступным бизнесом с крупнейшим мексиканским наркокартелем Синалоа, руководителями которого и было заказано убийство. В настоящий момент обвиняемые ожидают суда.

Факты

Знаменитый аргентинский певец Факундо Кабраль проводил гастроли по Центральной Америке и остановился в отеле Grand Tikal Futura в La Calzada Roosevelt, зона 11 Гватемала-сити. Отель расположен рядом с Paseo Miraflores. Последний концерт состоялся в Кесальтенанго 7 июля, затем Кабраль должен был вылететь в Никарагуа. 9 июля на рассвете он покинул отель с намерением отправиться в аэропорт La Aurora на автобусе, но организатор концертов, никарагуанец Хенри Фаринья, предложил подвезти его на своём автомобиле.

По пути, в 5.20 утра, у дома на бульваре Освобождения (зона 9), автомобиль попал в засаду группы боевиков, которые открыли огонь из винтовок и пистолетов. По свидетельствам очевидцев, убийцы передвигались на трёх современных автомобилях. Кабраль был убит на месте попаданием в голову, Хенри Фаринья был тяжело ранен, доставлен в больницу, где находится в стабильном состоянии. В общей сложности в машину попали 25 пуль, 3 пули попали в Кабраля.

Предполагаемые мотивы преступления

Есть несколько версий относительно мотивов этого убийства. По словам Рональдо Роблеса, пресс-секретаря президента Гватемалы, целью нападения был аргентинский певец. Однако ряд обстоятельств позволяет предположить, что объектом нападения был, в первую очередь, никарагуанец Хенри Фаринья, анализ траекторий выпущенных пуль говорит, скорее, в пользу этой версии.

11 июля правительство Гватемалы распространило заявление, согласно которому целью атаки был Фаринья, владелец ночных клубов в Центральной Америке и устроитель мероприятия. Кроме того, он находился под следствием в связи с отмыванием денег и незаконного оборота наркотиков.

К расследованию преступления подключена международная комиссия ООН.

Высказывается гипотеза, что убийство никарагуанского предпринимателя Хенри Ахиллеса Фаринья Фонсека было заказано картелем Синалоа, и боевики не знали, что в машине находится Факундо Кабраль. Мексиканская газета Reforma, со ссылкой на Международного агентства по борьбе с наркотиками, сообщила, что Фарина был якобы связан с картелем, и участвовал в бизнесе по отмыванию денег от торговли наркотиками.

Арест подозреваемых

Во вторник, 12 июля 2011 года, в результате совместной операции прокуратуры и Международной комиссии по борьбе с преступностью, в Гватемале были арестованы некие Элгин Энрике Варгас Эрнандес и Уилфред Аллан Стокс, якобы причастные к гибели Факундо Кабраля. Диего Альварес, представитель Международной комиссии по борьбе с преступностью в Гватемале сообщил об аресте двух подозреваемых в убийстве.

Обоим предъявлены обвинения, они ожидают суда.

Передача тела и похороны

Тело Факундо Кабраля было выставлено для публики в Гватемале, чтобы поклонники исполнителя могли возложить цветы и поставить свечи.

Родственники убитого были слишком потрясены случившимся и не смогли прибыть в Гватемалу. Самолёт для транспортировки тела в Буэнос-Айрес был выделен президентом Гватемалы Альваро Коломом, также содействие оказывает аргентинское посольство.

Гватемала принесла извинения всему миру, в стране был объявлен трёхдневный траур.

Убийство Факундо Кабраля вызвало огромный резонанс по всей Латинской Америке. К расследованию подключена комиссия ООН, помощь и содействие родственникам и поклонникам певца оказывается на уровне руководства двух стран.

После смерти Кабраля у него осталась вдова, Сильвия Поуза, детей нет.

Значение творчества и личности

Факундо Кабраль прожил очень тяжёлую жизнь, полную лишений, потерь и трагедий. И при этом он всегда пел о любви и жизни, а его творчество пронизано радостью и мягким, добрым юмором. Он лично знал и общался с Борхесом, Матерью Терезой и многими другими выдающимися современниками. Убеждённый пацифист и гуманист, Кабраль через своё творчество, личное обаяние и историю своей жизни был духовной опорой для миллионов простых латиноамериканцев.

Награды и признание

Так как Факундо Кабраль не имел собственного дома, а постоянно переезжал из одной гостиницы в другую, то он не возил с собой награды или свидетельства о них. Тем не менее, наиболее значительные факты, свидетельствующие о признание его заслуг, следующие:

• Почетный житель Буэнос-Айреса
• Посланник мира (ЮНЕСКО, 1996)
• Почетный член организации «Международная амнистия»

Избранная дискография

• El Carnaval Del Mundo,
• Ferrocarril (1984, Universal music) — концерт.
• Pateando nachos; en vivo en Estadio Chico, de Quilmes (1984)
• Cabralgando, en vivo (1985)
• Entre Dios y el Diablo (1986)
• Hombre de siempre…
• El Profeta de Gibrhan
• Gracias a la vida
• Sentires
• Reflexiones
• Este es un nuevo día
• El oficio de cantor
• Secreto
• Recuerdos de oro
• Época de oro
• Mi Vida con Waldo de los Ríos,
• El Mundo Estaba Tranquilo Cuando Yo Nací,
• No estás deprimido, estás distraído (2005, Audiolibro)
• Cantar sólo cantar / Cabral sólo Cabral, части 1 и 2 (2006)

С Альберто Кортесом

• Lo Cortez no quita lo Cabral, ч. 1 концерт (1994) [www.youtube.com/watch?v=8pPYKI8LPxE («No soy de aquí..», juntos)]
• Lo Cortez no quita lo Cabral, ч. 2 концерт (1995) [www.youtube.com/watch?v=c1svCRocdJg&NR=1 («No soy de aquí..», Video)]
• Cortezías y Cabralidades — ч. I и II (1998)

Библиография

Кабраль как-то обмолвился, что написал 22 книги «без названия и авторства», некоторые из которых написаны в форме диалогов (напр. Alter Ego, 1984). Его друзья считали, что записи, которые вел Кабраль, должны быть изданы. Неполный список его литературных работ выглядит так:

• Paraíso a la deriva
• Conversaciones con Facundo Cabral
• Mi Abuela y yo
• Salmos
• Borges y yo
• Ayer soñé que podía y hoy puedo
• Cuaderno de Facundo
• No estás deprimido, estás distraído.
• Los papeles de Cabral

Цитаты

Каждое утро это хорошая новость, каждый рождённый ребёнок это хорошая новость, просто каждый человек это хорошая новость, каждый певец это хорошая новость, если одним певцом стало больше, значит одним солдатом меньше.

Я всегда спрашиваю Бога, почему ты мне дал так много? Ты дал мне страдания, голод, счастья, борьбы… Я все видел. Я знаю, что есть рак, сифилис, весна, и пончики с яблоком…

Ссылки

• [www.buenolatina.ru/news.php?id=967 Невосполнимая потеря Латинской Америки: убит Факундо Кабраль]/Buena Latina
• [lenta.ru/news/2011/07/12/caught/ Пойманы подозреваемые в убийстве певца Факундо Кабраля] /Lenta.ru

Отрывок, характеризующий Кабраль, Факундо

На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.