Кауфман, Пётр Михайлович

Пётр Михайлович Кауфман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Государственного совета по назначению
2 апреля 1906 — 1 мая 1917
Министр народного просвещения
24 апреля 1906 — 1 января 1908
Предшественник:	Граф Иван Иванович Толстой
Преемник:	Александр Николаевич Шварц
Рождение:	7 (19) мая 1857(1857-05-19) Тифлис
Смерть:	6 марта 1926(1926-03-06) (68 лет) Париж, Франция
Отец:	Михаил Петрович Кауфман
Образование:	Александровский лицей
Награды:	отечественные иностранные

Пётр Миха́йлович фон-Ка́уфман (фон-Кауфман-Туркестанский) (1857—1926) — русский государственный деятель; сенатор (1900), министр народного просвещения (1906—1908), обер-гофмейстер (1908).

Биография

Сын Михаила Петровича Кауфмана и его жены Елизаветы Петровны Принц. Окончил с золотой медалью Александровский лицей (1877).

В 1880 году он — секретарь председателя Комитета министров П. А. Валуева, затем делопроизводитель канцелярии главного начальника Верховной распорядительной комиссии графа М. Т. Лорис-Меликова, переведен им в Министерство внутренних дел. В 1880—1881 годах со стоял при сенаторе А. А. Половцеве; по его поручению провел ревизию административных и местных выборных учреждений Киевской и Черниговской губерний; собрал ценные материалы о быте и управлении края. По рекомендации Половцева, ставшего государственным секретарем, в 1883 году Кауфман был назначен делопроизводителем отделения законов Государственной канцелярии, в 1886 году переведён в отделение дел государственного секретаря и назначен помощником статс-секретаря Государственного совета, участвовал в разработке важнейших законодательных актов начала царствования императора Александра III. Управляющий делами канцелярии (1892—1896) и товарищ главноуправляющего (1896—1903) Собственной Его Императорского Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии, с 1896 года — товарищ председателя Главного попечительства детских приютов, автор проекта преобразования Опекунского совета и местного управления в столичных заведениях ведомства с целью установления правил материальной и уголовной ответственности почётных опекунов и управляющих отдельными заведениями. Проект был одобрен Александром III, но, встретив резкий протест со стороны членов Опекунского совета, не был осуществлён полностью.

Член комитета Попечительства императрицы Федоровны о глухонемых (1900—1903), член совета Александровского лицея (с 1901 года). Внёс большой вклад в сохранение наследия А. С. Пушкина: член комиссии по сооружению в Санкт-Петербурге памятника Пушкину (начало 1900-х годов), как член совета Александровского лицея входил в состав комитетов Пушкинского лицейского общества (с 1911 года) и товарищеской кассы бывших воспитанников лицея, член комиссии по выработке программы юбилейных торжеств по случаю столетнего юбилея лицея и редакционной комиссии по составлению его истории.

Активно участвовал в деятельности Российского Красного креста: с 1897 член его главного управления; временно покинул общество из-за разногласий с председателем, адмиралом Оскаром Кремером, но в русско-японскую войну стал главноуполномоченным Красного креста в Сибирском регионе, затем — в Забайкалье и Маньчжурии. В 1906 году вновь избран почётным членом и членом главного управления.

С 1903 года присутствовал в 1-м департаменте Правительствующего Сената; с 1906 года — член Государственного совета.

С 24 апреля 1906 года по 1 января 1908 года — министр народного просвещения. При нём в Государственную думу, 1 ноября 1907 года, был внесён законопроект о введении всеобщего начального образования. Закон так и не был принят: предварительное рассмотрение в комиссии по народному образованию затянулось почти на 2 года, до 10 декабря 1910 года; в Государственный совет законопроект поступил 19 марта 1911 года; поправки Госсовета Дума отклонила, и 6 июня 1912 года закон был отклонён окончательно.

Тем не менее, в годы министерства Кауфмана кредиты на развитие народного образования начинают увеличиваться в большем размере, нежели за предшествующую половину царствования Николая II; был упрощён порядок открытия народных училищ, при них учреждены попечительства; разрешён приём девочек в городские училища вместе с мальчиками; разработаны новые положения о начальных и городских училищах и женских учительских семинариях. Выработаны новые правила о народных училищах для инородцев; разрешено открывать частные учебные заведения для евреев на общих основаниях, а также школы для старообрядцев и сектантов, детей старообрядцев разрешено принимать в учительские семинарии; разработан проект Положения о высших городских училищах. В средних учебных заведениях восстановлена система переводных экзаменов (циркуляр от 15 марта 1906 года), что вызвало протест учащихся и резкую критику в печати; запрещены сход и собрания учащихся средних учебных заведений (циркуляр от 15 ноября 1906 года). В Совет министров внесён законопроект об улучшении пенсионного обеспечения народных учителей; созван съезд представителей учительских институтов. За время руководства Кауфмана министерством открыто 139 мужских и женских гимназий и 375 частных средних учебных заведений, а 52 прогимназии преобразованы в гимназии.

В сфере высшего образования выработаны «правила о студенческих организациях и об устройстве собраний в стенах высших учебных заведений» (утверждены 11 июня 1907 года), направленные на развитие студенческого самоуправления. Учреждён институт проректоров вместо инспекции; составлен новый проект университетского устава, в основу которого положен принцип самостоятельности университетов в организации научно-учебной жизни и подчинение университетов как государственных учреждений контролю Министерства по хозяйственным и административным вопросам. Выработан проект учреждения Саратовского университета, открыты Археологический институт в Москве, Психоневрологический институт, Педагогическая академия и Курсы востоковедения в Санкт-Петербурге, Казанские и Одесские высшие женские курсы, медицинское отделение при Киевских высших женских курсах, в Государственную думу внесено представление об открытии в Москве Народного университета А. Л. Шанявского. В 1906 году Кауфман выступил с предложением узаконить приём женщин в высшие учебные заведения наравне с мужчинами, однако Совет министров его не поддержал.

После 1908 года Кауфман работал в Государственном совете, в комиссиях по народному образованию, по вопросам вероисповедания, о порядке издания касающихся Великого княжества Финляндского законов и постановлений общегосударственного значения.

С декабря 1915 года об был главноуполномоченным Красного креста при верховном главнокомандующем; пытался противостоять влиянию Григория Распутина. Решившись поговорить с Николаем II, он убеждал его удалить министра внутренних дел Протопопова и поставить во главе правительства лицо, облечённое доверием страны, с чем император согласился. Выехав из ставки, он был тепло провожаем, однако сразу по приезде в Петроград получил царское уведомление об освобождении от представительства Красного креста в ставке.

В 1920 году Кауфман эмигрировал из России во Францию. Живя в Париже, он продолжал активную деятельность: был членом главного управления Красного креста, членом Совещания по организации самопомощи русским беженцам (1922), Союза русских военных инвалидов и Комитета помощи русским инвалидам при Главном управлении РОКК (1923).

Похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Семья

Жена — Елизавета Петровна Эльсен. Их сын:

• Михаил (1888—1914), в 1907 году окончил Александровский лицей с золотой медалью, служил поручиком лейб-гвардии Гусарского полка, участвовал в походе в Восточную Пруссию, был тяжело ранен в бою под Кушеном и скончался от ран в Вильно. Его жена (с 12 апреля 1912 года) — Марина Васильевна Шереметева (1890—1926), дочь В. П. Шереметева. Во втором браке с 8 апреля 1920 за князем Владимиром Анатольевичем Гагариным (1887—1946).

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст. (26.12.1878);
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (11.8.1880);
• Высочайшее благоволение (1885);
• Высочайшее благоволение (1887);
• Орден Святого Владимира 3-й ст (1.1.1888);
• Орден Святого Станислава 1-й ст. (28.3.1893);
• Высочайшая благодарность (1895);
• Орден Святой Анны 1-й ст. (1896);
• Высочайшая благодарность (1897);
• Высочайшая благодарность (1900);
• Высочайшая благодарность (1901);
• Орден Святого Владимира 2-й ст. (1.1.1902);
• Орден Белого орла (29.6.1905);
• Орден Святого Александра Невского (7.1.1912).

• медаль «В память коронации императора Александра III»
• медаль «В память царствования императора Александра III»
• медаль «В память коронации императора Николая II»
• медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения»
• медаль «В память русско-японской войны»
• медаль Красного Креста «В память русско-японской войны 1904—1905 гг.»
• медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых»
• знак «В память 200-летия Правительствующего Сената»

Иностранные:

• бухарский Орден Золотой Звезды 1-й ст. с алмазами (4.1.1894)
• болгарский Орден «За гражданские заслуги» 1-й ст. (28.5.1897)
• китайский Орден Двойного Дракона 2-го класса 1-й ст. (24.8.1897)

Источники

• [marihistory.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=2477:2012-03-25-12-02-56&catid=44:2011-01-01-15-39-17&Itemid=112 Кауфман-Туркестанский Петр Михайлович]
• Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1 сентября 1914 года. — Пг., 1914. — С. 46.
• Федорченко В. И. [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&M54/699206b0/0001/dc0ab563 Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий: В 2 т. — Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.]

Ссылки

• Законопроект «О введении всеобщего начального обучения в Российской Империи»
• [feb-web.ru/feb/rosarc/ra8/ra8-287-.htm Протокол допроса П. М. Кауфмана-Туркестанского, 16 апреля 1921 г.] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919—1922 гг.

Отрывок, характеризующий Кауфман, Пётр Михайлович

– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.