Кирха Святых Апостолов Петра и Павла в Яльгелеве
| Лютеранский храм | |
Кирха святых апостолов Петра и Павла
| |
| |
| Страна | Россия |
| Ленинградская область | Ломоносовский район д. Яльгелево |
| Конфессия | Лютеранство |
| Епархия | Церковь Ингрии |
| Тип здания | Церковь |
| Дата основания | 1640 |
| Строительство | 1755—1758 годы |
| Состояние | разрушена в 1942 году |
Кирха святых апостолов Петра и Павла в Яльгелеве — лютеранская церковь в деревне Яльгелево, бывший центр прихода Хиетамяки (фин. Hietamäki) Евангелическо-лютеранской Церкви Ингрии.
История
Приход Хиетамяки был образован во времена шведского владычества в XVII веке, не ранее 1640 года, к северо-западу от Дудергофа[1][2]. Он был капельным приходом Туутари и так как своей кирхи в то время в нём не было, пастор из Туутари окормлял оба прихода.
В 1730-х годах в Хиетамяки была построена деревянная часовня.
В 1755 году в 15 верстах от кирхи прихода Туутари, было начато строительство собственной приходской церкви.
В 1758 году на северной окраине деревни Яльгелево Петергофского уезда появился новый лютеранский храм.
25 февраля 1761 года новая деревянная кирха на 540 мест была освящена во имя Святых апостолов Петра и Павла.
В 1893 году в церкви произвели капитальный ремонт.
Объединённый приход Туутари-Хиетамяки, находился в ведении Верховного церковного настоятеля Ингерманландии. Большая площадь и численность прихожан объединённого прихода, предопределили необходимость его разделения на два самостоятельных.
25 января 1897 года министерство внутренних дел выдало лютеранской общине Хиетамяки разрешение на создание собственного прихода.
В 1903 году в приходе насчитывалось 4412 прихожан из 52 ингерманландских деревень Царскосельского и Петергофского уездов. Приход входил в Восточно-Ингерманландское пробство.
В 1908 году в Хиетамяки был выстроен собственный пасторат.
В 1909 году приход наконец получил своего пастора, до этого богослужения в ней продолжал совершать пастор из Туутари.
В 1914 году количество прихожан достигло 5077 человек, а к 1928 году — 5300.
В 1938 году Финно-Высоцкий сельсовет закрыл церковь[1].
14 сентября 1940 года приход Хиетамяки был ликвидирован.
Кирха была разрушена в ходе боевых действий 1941—1942 годов[1][3][4].
Современность
В 1990 году была зарегистрирована возрождённая евангелическо-лютеранская община Хиетамяки[3]. Первые годы богослужения проводились в помещении школы деревни Горбунки.
7 января 1995 года, на окраине деревни Иннолово (ул. Октябрьская, д. 69) была освящена, переданная в дар приходу Евангелическо-лютеранской церковью Финляндии, деревянная кирха барачного типа с небольшой деревянной звонницей, отдалённо напоминающей звонницу старой кирхи. Приход входит в Западно-Ингерманландское пробство.
29 июня 1997 года на месте старого храма в деревне Яльгелево, был установлен памятный крест, освящённый настоятелем современного прихода Хиетамяки, пастором Юккой Реппо[5].
Прихожане
Приход Хиетамяки (фин. Hietamäki) перед закрытием включал в себя 64 деревни:
Алакюля, Аннино, Большая Алакюля, Большие Томики, Вайника, Вайтила, Велигонт, Горбунки, Горелово, Иванайзи, Иннолово, Кавигонт, Какколово, Капорское, Кархула, Каукази, Кемяряйзи, Кемпелево, Котцелово, Куренкюля, Куттузи, Лоттолова, Максима, Малая Алакюля, Малое Никкорово, Малое Пигелево, Малое Уколово, Матикайзи, Новая, Новополье, Новоселье, Никкорово, Нюккази, Павкюля, Пески, Разбегаево, Рапполово, Раутела, Римеля, Рудомиши, Рюмки, Савела, Сенегенка, Сибилёво, Собакино, Стрелка, Танскино, Телези, Терелево, Тиммолово, Торики, Уколово, Ушкюля, Финское Высоцкое, Хамузи, Хаболези, Хеймози, Хирвози, Ходокази, Хюттелево, Шунгоровская мыза, Эртелево, Яльгелево, Ямалайзи.
Изменение численности населения прихода Хиетамяки с 1842 по 1928 год[6][7][8][9][2]:
<timeline> ImageSize = width:500 height:300 PlotArea = left:50 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =
id:gray1 value:gray(0.9)
DateFormat = yyyy Period = from:0 till:5300 ScaleMajor = unit:year increment:1000 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =
bar:1842 color:gray1 width:1 from:0 till:2615 width:15 text:2615 textcolor:red fontsize:8px bar:1848 color:gray1 width:1 from:0 till:2474 width:15 text:2474 textcolor:red fontsize:8px bar:1853 color:gray1 width:1 from:0 till:2297 width:15 text:2297 textcolor:red fontsize:8px bar:1889 color:gray1 width:1 from:0 till:3810 width:15 text:3810 textcolor:red fontsize:8px bar:1896 color:gray1 width:1 from:0 till:4089 width:15 text:4089 textcolor:red fontsize:8px bar:1903 color:gray1 width:1 from:0 till:4412 width:15 text:4412 textcolor:red fontsize:8px bar:1904 color:gray1 width:1 from:0 till:4500 width:15 text:4500 textcolor:red fontsize:8px bar:1910 color:gray1 width:1 from:0 till:4753 width:15 text:4753 textcolor:red fontsize:8px bar:1914 color:gray1 width:1 from:0 till:5077 width:15 text:5077 textcolor:red fontsize:8px bar:1917 color:gray1 width:1 from:0 till:5077 width:15 text:5077 textcolor:red fontsize:8px bar:1919 color:gray1 width:1 from:0 till:5000 width:15 text:5000 textcolor:red fontsize:8px bar:1928 color:gray1 width:1 from:0 till:5300 width:15 text:5300 textcolor:red fontsize:8px
</timeline>
Духовенство
| Настоятели прихода | |
|---|---|
| Даты | Пастор |
| 1705—1708 | Абрахам Вассерман (пастор) |
| 1721—1728† | Абрахам Вассерман (пастор) |
| 1728—1729 | Йохан Алтопеус (пастор) |
| 1728—1729 | Карл Хоппиус (и. о. пастора) |
| 1729—1757† | Йохан Хенрик Хоппиус (настоятель) |
| 1748—1778† | Петер Йохан Хоппиус (адъюнкт, пастор) |
| ?—1765 | Давид Ваттолин (адъюнкт) |
| 1769—1781 | Карл Хелледаль (адъюнкт, и. о. пастора) |
| 1781—1809† | Самуэль Зигфрид Бок (настоятель) |
| 1781—1786† | Якоб Гренфорс (адъюнкт) |
| 1787 | Эсайас Коландер (адъюнкт) |
| 1788—1793 | Йохан Сален (адъюнкт) |
| ?—1797 | Хенрик Йохан Ускелин (адъюнкт) |
| 1794—1821 | Хенрик Вилхелм Бок (адъюнкт, вице-пастор, пастор) |
| 1800 | Йохан Якоб Эстландер (адъюнкт) |
| 1803 | Хенрик Габриэль Крусберг (адъюнкт) |
| 1803—1815 | Андрес Магнус Хедеен (адъюнкт) |
| ?—1818 | Георг Даниэль Саломон Лундберг (адъюнкт) |
| 1820—1862 | Захариас Финнандер (адъюнкт, вице-пастор, пастор) |
| 1821 | Йохан Йозеф Грюндстрём (адъюнкт) |
| 1822—1823 | Эрик Финнер (адъюнкт) |
| 1831—1833 | Густав Вилхелм Келлбак (адъюнкт) |
| 1834—1846 | Йонас Рейнхолд Кавен (адъюнкт) |
| 1848—1858 | Карл Йохан Седерблад (адъюнкт) |
| 1861—1862 | Аугуст Вилхелм Бергман (адъюнкт) |
| 1862—1868 | Йохан Кристофер Оквист (настоятель) |
| 1863—1868 | Густав-Роберт Торнелл (адъюнкт) |
| 1865—1871† | Йохан Петер Бострём (адъюнкт) |
| 1866 | Йонас Рейнхолд Кавен (адъюнкт) |
| 1868—1878† | Густав Вестениус (настоятель) |
| 1868—1 | Йохан Вилхелм Мурман (адъюнкт) |
| 1872—1873 | Якоб Вилхелм Бярлунд (адъюнкт) |
| 1873—1875 | Андерс Теодор Винтер (адъюнкт) |
| 1875 | Александер Бьёрквист (адъюнкт) |
| 1876—1879 | Константин Сийтонен (адъюнкт) |
| 1878—1909† | Алоиз Йеремиас Пииспанен (настоятель) |
| 1880—1881 | Йохан Вилхелм Альстед (адъюнкт) |
| 1883—1885 | Йоханес Александер Тенген (адъюнкт) |
| 1887—1888 | Аугуст Альфред Мурен (адъюнкт) |
| 1889—1890 | Матти Яатинен (адъюнкт) |
| 1890—1893 | Захари Хямяляйнен (адъюнкт) |
| 1893—1901 | Бруно Алойс Пииспанен (адъюнкт) |
| 1902 | Йозеппи Арра (адъюнкт) |
| 1903—1904 | Антти Куста Вуотила (адъюнкт) |
| 1904—1905 | Альбин Хукканен (адъюнкт) |
| 1906—1910 | Йоханнес Сийтонен (адъюнкт) |
| 1908 | Оскар Вилхелм Линдберг (адъюнкт) |
| 1910—1917† | Иоганн Синтонен (Сойтонен) |
| 1918 | Вилхелм Койвулайнен |
| 1920—1921 | Пекка Бистер |
| 1922—1937 | Селим Ялмар Лауриккала |
| 1937—1938 | Абрахам Коскелайнен |
Фото
|
|
|
|
|
|
Напишите отзыв о статье "Кирха Святых Апостолов Петра и Павла в Яльгелеве"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Е. Л. Александрова, М. М. Браудзе, В. А. Высоцкая, Е. А. Петрова «История финской Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингерманландии», СПб, 2012, стр. 229—233, ISBN 978-5-904790-08-0
- ↑ 1 2 Juuso Mustonen Inkerin suomalaiset seurakunnat, S. 76, Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1931, стр. 43
- ↑ 1 2 [www.inkeri.ru/virt/p.php?id=3 Hietamäki — все приходы Ингерманландии на Инкери.Ру]
- ↑ Kolppanan Seminaari. 1863—1913. s. 62, Viipuri, 1913
- ↑ [www.elci.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=326&Itemid=308 Евангелическо-лютеранский приход Хиетамяки.]
- ↑ Е. Л. Александрова, М. М. Браудзе, В. А. Высоцкая, Е. А. Петрова «История финской Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингерманландии», СПб, 2012, стр. 102. ISBN 978-5-904790-08-0
- ↑ Aappo Metiäinen, Karlo Kurko «Entisen Inkerin luteranisen kirkon 350-vuotismuistojulkaisu», 92 s., Helsinki, 1960, s. 137
- ↑ Sven Dallen «Isen Usko» Inkerin kirkon 350-vuotis juhlanumero, s. 91, Borås, 1961, стр. 16
- ↑ Georg Luther Herdaminne för Ingermanland. Helsingfors, 2000, ISBN 951-583-052-4, стр. 146
Литература
- Александрова Е. Л., Браудзе М. М., Высоцкая В. А., Петрова Е. А. «История финской Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингерманландии», СПб, 2012, 398 стр., ISBN 978-5-904790-08-0
- Aatami Kuortti «Inkerin kirkon vaikeita vuosia», Helsinki, 1963
- Aappo Metiäinen, Karlo Kurko «Entisen Inkerin luteranisen kirkon 350-vuotismuistojulkaisu», Helsinki, 1960, s. 137
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кирха Святых Апостолов Петра и Павла в Яльгелеве
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
