Кузнецов, Исай Константинович

Исай Кузнецов
Имя при рождении:	Исай Константинович Кузнецов
Род деятельности:	сценарист, драматург
Жанр:	пьеса, сценарий
Язык произведений:	русский
Премии:
Награды:

Исай Константинович Кузнец́ов (17 (30) ноября 1916, Петроград — 28 июля 2010, Москва) — советский драматург, сценарист, писатель, театральный актёр. Член Союза писателей СССР (1957) и Союза кинематографистов.

Биография

Родился в религиозной еврейской семье (его дед был кантонистом в русской армии), в детстве изучал древнееврейский язык. В 1931 году семья переезжает в Москву. Учился в ФЗУ Электрозавода. В 1941 году окончил студию Театра рабочей молодежи при заводе (ТРаМ электриков), руководимого Валентином Плучеком; в 1939 году вместе с Зиновием Гердтом, товарищем по ФЗУ и ТРАМу, стал актёром так называемой «Арбузовской студии» под руководством Алексея Арбузова и Плучека. Первую пьесу «Дуэль» написал в соавторстве со студийцами Александром Галичем (тогда Гинзбург) и Всеволодом Багрицким. Пьеса репетировалась в студии вплоть до начала Великой Отечественной войны.

Как и многие студийцы, Исай Кузнецов ушёл на фронт, воевал на Ленинградском, затем на Первом Украинском фронте в составе 11-й понтонно-мостовой бригады, дошёл до Дрездена. Был демобилизован в 1945 году старшим сержантом. Два его брата и жена погибли на фронте. Член ВКП(б) с 1944 года.

После окончания войны Кузнецов был приглашён Валентином Плучеком в качестве ассистента режиссёра в Московский гастрольный театр, которым он в то время руководил. В 1949 году, во время так называемой «борьбы с космополитизмом», Кузнецов был из театра уволен, чуть позже уволили и Плучека.

Автор сценариев для телепрограмм, пьес, многие написаны в соавторстве с А. Г. Заком. Их пьесой «Два цвета» начинался театр «Современник».

Автор сценариев таких в своё время популярных фильмов как «Достояние Республики», «Москва-Кассиопея», «Пропавшая экспедиция» и «Золотая речка».

С 1976 по 2000 год вместе с Кирой Парамоновой руководил сценарной мастерской ВГИКа. Его ученики: Р. М. Литвинова, В. П. Тодоровский, Андрей Амлинский, Александр Черных, Надежда Шахова, А. В. Высоцкий, Р. Р. Качанов.

В 2015 году вышла его автобиографическая книга «Жили-были на войне», где рассказано о том, как в 1941 году он ушёл на фронт и служил сержантом в понтонных частях, с которыми дошел до Дрездена. Эти рассказы не о боях и сражениях, они о людях на войне. В сборник включены и его мемуарные записки «До и после» — о предвоенной и послевоенной молодости, о друзьях — Зиновии Гердте, Александре Галиче, Борисе Слуцком, Михаиле Львовском, Всеволоде Багрицком, Давиде Самойлове.

Семья

Первая жена — актриса студии Рубена Симонова Марина Малинина (погибла на фронте).

Вторая жена — актриса МХАТа Евгения Петрова (дочь — переводчица и журналистка Ирина Исаевна Кузнецова).

Внук — журналист радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Дурново.

Троюродный брат (по материнской линии) — переводчик В. И. Стенич.

Сочинения

Драматургия

Все пьесы написаны в соавторстве с Авениром Заком

• Вперёд, отважные! Пьеса. М.; Л., 1952.
• Сказка о сказках. М., 1957.
• Сказка про сказки: Волшебное представление. М., 1957.
• Единственный племянник. М., 1962.
• Солнечное сплетение.. М., 1962.
• Приглашение к подвигу. Комедия. М., 1965.
• Приключения Витторио. Героическая комедия. М., 1968.
• Пропало лето; Спасите утопающего. Юмористические киноповести. М., 1968.
• Солнечное сплетение. Пьесы. М., 1968.
• Пятнадцатая весна. Пьеса. М., 1972.
• Весенний день тридцатого апреля.. М., 1974.
• Два цвета. Пьесы. М., 1976.

Сценарии

С первого фильма до, включительно, «Пропавшей экспедиции», все сценарии написаны совместно с Авениром Заком

• 1959 — Колыбельная
• 1963 — Пропало лето
• 1966 — Утренние поезда
• 1967 — Спасите утопающего
• 1968 — Любить… (один из сюжетов)
• 1969 — Мой папа — капитан
• 1971 — Достояние республики
• 1973 — Москва — Кассиопея
• 1974 — Отроки во Вселенной
• 1975 — Пропавшая экспедиция
• 1976 — Золотая речка
• 1978 — Исчезновение
• 1979 — Похищение «Савойи»
• 1983 — Ученик лекаря
• 1984 — Медный ангел
• 1986 — Верните бабушку

Награды и премии

• Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1977) — за сценарии фильмов «Москва — Кассиопея» и «Отроки во Вселенной»
• Орден Красной Звезды
• Орден Отечественной войны I степени

Литература

• Громова М. И. Зак Авенир Григорьевич, Кузнецов Исай Константинович // Русские детские писатели ХХ века: Биобиблиографический словарь. — М.: Флинта; Наука, 1997. — С. 183—185. — ISBN 5-02-011304-2.

Ссылки

• Кузнецов, Исай Константинович (англ.) на сайте Internet Movie Database

[www.narodknigi.ru/journals/37/isay_kuznetsov_vse_ushli_/ Рецензия на книгу Исая Кузнецова «Все ушли…» в журнале «Народ Книги в мире книг»]

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Исай Константинович

– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.