Куттнер, Штефан Георг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Штефан Куттнер
Stephan Kuttner
Род деятельности:

Немецко-американский юрист

Дата рождения:

24 марта 1907(1907-03-24)

Место рождения:

Бонн, Германия

Дата смерти:

12 августа 1996(1996-08-12) (89 лет)

Место смерти:

Беркли, Калифорния

Супруга:

Eva Illch

Дети:

9

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Штефан Георг Куттнер (нем. Stephan Georg Kuttner; 24 марта 1907, Бонн — 12 августа 1996, Беркли) — немецко-американский юрист, специалист в области канонического права.





Биография

Штефан Куттнер родился в протестантской еврейской семье юриста-цивилиста Георга Куттнера. Он изучал юриспруденцию в университетах Франкфурта и Фрайбурга. В 1928 году переехал в Берлин, где под руководством Эдуарда Кольрауша (нем. Eduard Kohlrausch) изучал уголовное право. В 1930 году защитил диссертацию на тему Die juristische Natur der falschen Beweisaussage[1]

В 1932 году Куттнер обратился в католичество. Планировал защитить под руководством Кольрауша диссертацию на тему учения о вине и её истоках в каноническом праве, однако, приход к власти национал-социалистов помешал его хабилитации. Уехал в Рим, где устроился на работу в Ватиканскую библиотеку. В 1937 году стал профессором Папского Латеранского университета. После начала притеснений евреев в фашистской Италии Штефан Куттнер вместе с семьёй иммигрировал в США, в 1940 году стал преподавателем в Католическом университете Америки. В 1964 году стал профессором в Йельском университете. С 1970 года до 1988 года работал в Калифорнийском университете в Беркли.

В 1955 году Куттнер создал Институт средневекового канонического права (англ. Institute of Medieval Canon Law), который в 1996 году получил его имя. В 1967 году Куттнер по просьбе Папы Павла VI вошёл в комиссию по разработке нового кодекса канонического права.

Куттнер являлся членом Американского философского общества, Института Франции и Американской академии наук и искусств, был награждён орденом Pour le Mérite — высшей гражданской наградой ФРГ. Имел по крайней мере 11 титулов почётного доктора.

Помимо научной и преподавательской деятельности Штефан Куттнер также писал и переводил поэзию, сочинял музыку. В 1990 году обществом Boston Cecilia было исполнено его произведение Missa Brevis.

Работы

  • Die juristische Natur der falschen Beweisaussage. Ein Beitrag zur Geschichte und Systematik der Eidesdelikte, zugleich zur Frage einer Beschränkung der Strafbarkeit auf erhebliche falsche Aussagen. Berlin 1931.
  • Kanonistische Schuldlehre von Gratian bis auf die Dekretalen Gregors IX. : systematisch auf Grund der handschriftlichen Quellen dargestellt. Città del Vaticano 1935
  • Repertorium der Kanonistik (1140–1234). Prodromus corporis glossarum. Cittá del Vaticano 1937.
  • Harmony from Dissonance, an Interpretation of Medieval Canon Law 1960
  • Gratian and the schools of law. 1140–1234. London 1983
  • Studies in the history of medieval canon law. Aldershot 1990
  • Pope Urban II: The Collectio Britannica, and the Council of Melfi (1089)
  • A Catalogue of Canon and Roman Law Manuscripts in the Vatican Library

Напишите отзыв о статье "Куттнер, Штефан Георг"

Примечания

  1. Юридическая природа ложных показаний

Ссылки

  • [portal.d-nb.de/opac.htm?query=Woe%3D124552838&method=simpleSearch Штефан Куттнер] в каталоге Немецкой национальной библиотеки  (нем.)
  • [www.kuttner-institute.jura.uni-muenchen.de/nachruf_english.htm Nachruf am Kuttner-Institut]  (нем.)
  • [www.lrz-muenchen.de/~SKIMCL/index_e.htm STEPHAN KUTTNER INSTITUTE OF MEDIEVAL CANON LAW]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Куттнер, Штефан Георг

– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.